Зовут меня Миленой, вот такое имечко получила я от дорогих покойных родителей, значит. Девушка я красивая, отбоя от мужиков нет, благо вокруг меня их всегда довольно много. Я особистка, в военной контрразведке работаю, а в свободное время истории разные пишу. Очень мне нравится это занятие – писать не рапорты, а книжки, хотя работа, конечно, сказывается, в том числе и на историях. Несмотря на обязательный счастливый конец, героям в них отнюдь не весело. Особенно мне нравится, когда в герои моих историй попадают разные сослуживцы – от прапорщика из хозроты до «великого и могучего» Грома. Это позывной командира разведчиков по имени Серёжа. Как раньше говорили, «люб он мне», да только…

Иногда думается, что было бы, если бы и я попала? Но, честно говоря, мне в героини историй попадать откровенно жалко. Себя жалко, а их чего жалеть? Они на бумаге, да и судьба у них такая – обычно очень непростая, с разными закидонами. Впрочем, сейчас речь не об историях разных, а о работе, на которую я как раз собираюсь.

Работа у меня интересная… Да кого я обманываю! Занудная у меня работа – бумажки перекладывать. Иногда в расследованиях участвовать, ну и всё. Спасибо разведчикам, хоть время от времени меня «в поле» вывозят, а то был бы совсем мрак. Так и захирела бы, как лютик от речи прапорщика из хозроты. А с Серёжей я куда угодно согласна, но даже мечтать не решаюсь. Эх…

Я сирота лет с пяти, по-моему. Отчего так вышло – не знаю, какая-то там история оказалась запутанная и очень тёмная, ну и времена такие были невесёлые. Само детство у меня прошло под знаком детского дома, в семью так и не взяли, будто и не видели меня. Я так старалась понравиться, а эти… опекуны смотрели, как будто сквозь меня, и всё. С самого детства и до сих пор мечта о маме стала самой главной моей мечтой, пожалуй, хотя я уже большая девочка, офицер.

Отчего-то мне сегодня грустно прямо с утра, что для меня необычно. Так-то я напоминаю себе, что я дама взрослая, с высшим военным образованием, между прочим, военюрист опять же – и всё получается. А сегодня отчего-то хочется к маме, которую я никогда не знала. Есть у меня в воспоминаниях о детстве странные моменты, не совпадающие с тем, что на самом деле происходило, но… Мало ли что было на самом деле?

Может быть, разведчиков куда-нибудь зашлют, и они меня прихватят? За возможность побыть рядом с Серёжей хоть чуть я много чего отдам. Не в объятиях, хотя за это я бы и душу продала, а просто рядом. Так, стоп, у меня сейчас истерика будет.

Тяжело вздохнув, надеваю бушлат и выхожу из своей комнаты офицерского общежития. Я живу одна, ни парня, ни мужа у меня нет, несмотря на красоту. Кому застит глаза красота, не принимают мой ум, а тех, кто смотрит не на попу, я пока не видела. Да, я – сирота с безрадостным детством. Не потому, что плохо было, хотя бывало, конечно, но просто не хватало мне… близких. Чтобы было кому выплакаться, чтобы обняли и погладили. И доченькой чтобы называли. Ладно, отставить саможаление! Здоровая кобыла вымахала, недавно старлея вот дали за красивые глазки, потому что больше, по-моему, не за что.

Спускаюсь по лестнице, чтобы вывалиться затем в морозный воздух военного городка. Можно транспорт подождать, но не хочется. На улице каких-то минус десять, одета я тепло, чего б не прогуляться? Белый снег лежит повсюду воспоминанием о детстве. О, как же я завидовала тем, кого возили на санках, а ещё обнимали, да и ругали даже! Зима – это моё время. Время, ставшее символом всей жизни – лёд, холод, снег. В точности, как и всё, что меня окружает – лёд отношений, холод в душе, снег несбывшихся надежд.

Вон ребята на службу идут, у каждого второго – жена, дети… Я бы, наверное, всё на свете отдала за эту толику тепла, но – овощ мне, хоть стреляйся. Этого я делать, разумеется, не буду. Сморгну слёзы – благо макияжа нет, не положено мне – и пойду дальше. Помню, в детстве меня с лестницы столкнули – все думали, сдохну, а я ничего, даже без последствий отделалась. Так и не узнала, какая гнида это сделала. Наверное, потому и стала я тем, кем стала. Вариантов-то…

Сейчас поверну направо, а там и ворота наши. Комендатура, контрразведка, хозрота опять плац подметает не предназначенными для этого инструментами. Значит, скучно товарищу прапорщику. Часть у нас особая, и задания бывают особые, расспрашивать о которых не положено. Впрочем, мне-то что до этого? Мне сегодня надо бы рапорты разобрать, подшить их в соответствующие папки да передать архивным крысам. То есть занятие нудное, скучное и никому на фиг не нужное. Просто положено так.

Ну, положено и положено, мы люди военные, наше дело маленькое: «Есть», «Так точно» и «Виновата». Мимо склада иду – ребята из разведки кладовщика за пуговицу взяли, значит, хотят весь склад с собой унести, а он не даёт. То есть у разведчиков задача какая-то есть, везёт им, не то что мне. Краем глаза вижу Грома, делаю независимое лицо и прохожу мимо походкой «от бедра». А хочется… Хочется, чтобы он обнял и сказал, что я самая-самая, но такого не будет. Я отлично знаю: не будет, и надеяться не на что.

Вот и дошла. Здание военной прокуратуры типовое, такое же, как в каждом гарнизоне, а наш вход слева. Вот туда я сейчас, пожалуй, и залезу, потом погреюсь чаем и займусь делами. Открыв дверь, некоторое время смотрю на своего начальника, не понимая, что он тут делает. Вариантов на самом деле немного, потому что начальство спешит. А раз спешит, то либо выскажется «по существу», либо поставит никому не нужную задачу, чтобы зло сорвать. Вот угораздило же меня… В душе шевелится надежда на то, что Серёжа вспомнил обо мне, но кто я ему… Шансы на самом деле так на так.

– Ага, Ершова! – радуется товарищ майор. – Отлично! Бегом к Грому, прикрепляешься к его группе на всё время выполнения особой задачи.

– Есть… – ошарашенно отвечаю я. – Разрешите идти?

– Беги отсюда! – хмыкает он. – Тебя недели на две разведка отжала.

Серёже я зачем-то понадобилась. Не от чистого сердца же он меня у командира «отжал», логично? Хотя сердцу хочется надеяться на то, что он «отжал» именно за красивые глазки, ну, потому что я – это я, старший лейтенант Ершова. Я понимаю, что мои надежды тщетны, но я же девочка, могу я хотя бы про себя помечтать?

***

Интересно, в самом деле, девки пляшут… Нет, ребятам спасибо, конечно, но с чего вдруг меня-то? Судя по тому, что я видела у склада, собираются они куда-то, где тепло, а тепло в это время года у нас только на другом конце нашего шарика. Зачем им там особист? Любопытненько…

Но спорить я не собираюсь – во-первых, приказы не обсуждают, во-вторых, мне только в радость, потому что Серёжа же. Бежать я, правда, не буду, потому что ещё только не хватало в боулинг на обледеневшем плацу комендатуры собой сыграть. Солдатики комендантского взвода точно не оценят, ну а Гром никуда не денется, он интенданта трясёт, а это процесс долгий и очень интересный.

– Товарищ майор, – рука к шапке, тут не до игр, работа – не игрушки, – старший лейтенант Ершова…

– Отставить, – реагирует он. – Мила, мы летим в далёкую жаркую страну, потому твоя задача – получить всё, что нужно, у этого доброго дядечки, который тебя не обидит.

Интендант аж вздрагивает. Ну да, Гром – это Гром, тут без вариантов. Да и угроза в Серёжином голосе нешуточная, даже мне страшно становится, что уж о других говорить. Я медленно разворачиваюсь к духу склада, который принимает жалкий вид, того и гляди закричит «Насилуют!». Ну, не так уж он и неправ, честно говоря, ибо где я работаю, он в курсе.

Видимо, не желая дёргать контрразведку за хвост, мне сразу же выдают «всё, что нужно» в двух баулах, а я грустно думаю о том, как я их поволоку. Но вот в процессе этих размышлений в голову приходит мысль, заставляющая вспомнить, как меня назвал Гром. Немного не по уставу, но ласково, и от осознания этого факта сердце трепещет где-то в горле. Хочется дать себе по морде, чтобы привести в чувство, но пока нельзя – «дикари-с, не поймут-с». Сейчас надо попытаться выяснить, что мы забыли в «далёкой жаркой стране» и чего нам на летучемышиной базе не сидится.