Поначалу я думала, что кто-то написал эти фрески, чтобы сохранить историю. Но оказалось, что дворец обладает собственным разумом: всего через несколько дней после моего восшествия на трон я обнаружила новую картину. На ней в тени была изображена сердитая девушка со свечой в одной руке и часами – в другой, стоявшая у святилища под открытым небом, с крыши которого капала кровь. У ног ее лежало тело мужчины.

Я приказала слугам закрасить картину и не моргая наблюдала, как они это делают, но на следующий день фреска проявилась снова. Что бы я ни делала, уничтожить ее, казалось, было невозможно. Больше я не ходила в то крыло дворца.

Стражи у входа в тронный зал поклонились и открыли двери, когда я прошла мимо.

На напольных подушках стояли, преклонив колени, два шинигами: мужчина и женщина. На них были темно-красные халаты, расшитые золотыми драконами, от которых отражалось бледное пламя свечей. Мне всегда казалось несправедливостью, что они могут носить форму шинигами, в то время как у меня не было на это даже шанса – а ведь их жизни были такими простыми и полноценными.

Я поднялась на возвышение и уселась на трон. Церемониальные свечи освещали его будто театральную сцену. На стене надо мной висела катана Идзанами.

В этой комнате я впервые встретила Идзанами – когда еще искренне верила, что она может мне помочь. Прежде расстояние от раздвижных дверей до огромного возвышения с троном богини казалось мне путем в тысячу миль, а бледные тростниковые циновки – бесконечной пустыней, от которой у меня нервно потели ладони, пока я ползла по ним вперед. Теперь же это была просто комната, наполненная эхом и тьмой, с роскошным, но неудобным креслом и висевшим над головой орудием убийства, потому что я не знала, куда еще его можно деть. Величественной эту комнату делал страх перед Идзанами, но ее больше не было.

Пока шинигами кланялись мне, я села на трон и скрестила руки на груди. Затем закрыла глаза. В темноте разума всплыли имена.

– Ёсицунэ и Канако из Наосимы, – сказала я, открывая глаза, – говорите.

– Ваше Величество, – начал мужчина по имени Ёсицунэ, – мы пришли просить вашего разрешения на перевод в Тоттори.

Я вздохнула. Пустая трата времени. Ради этого не стоило даже одеваться.

– Нет, – отрезала я. – Это всё?

– Но… – Канако слегка приподнялась, – почему нет?

– «Ваше Величество», – напомнила я ей, поморщившись. Честно говоря, я ненавидела этот титул, но стоит позволить им обращаться ко мне неформально, как меня тут же начнут звать «Рэн» или «жница».

– Почему нет, Ваше Величество? – повторила Канако, хотя из ее уст это прозвучало скорее как оскорбление.

– Ты знаешь почему, – ответила я. – Не трать мое время.

– В Тоттори живет ее отец. Он уже немолод, – Ёсицунэ нахмурился, будто это было всецело моей виной. Как быстро их почтительные поклоны сменились свирепыми взглядами в мою сторону. Все как обычно: готовы притворяться, что я их богиня, но лишь до тех пор, пока я даю им то, чего они хотят.

Большинство шинигами не настолько близки со своими родителями, чтобы это могло служить оправданием такой просьбы. Как и у жнецов, для шинигами единственная польза от семей – это союзы и защита. Как только дети заключают брак, у них больше нет необходимости видеться с родителями. Одна из многих причин, по которым мой отец сразу от меня отрекся, вероятно, заключалась в том, что он не верил, что я когда-либо выйду замуж, иными словами – что у него не будет удобного предлога исчезнуть из моей жизни. Я глубоко сомневалась в том, что эти шинигами действительно хотят переехать по такой благородной причине.

– Мне не требуется еще больше шинигами в Тоттори, – отрезала я. – Население там почти не растет. Можете перевестись в Токио или Осаку, но Тоттори и так ломится от одуревших от скуки шинигами. Мой ответ: нет.

– Идзанами разрешала нам оставаться с нашими семьями, – возразил Ёсицунэ, взирая на меня сквозь темноту.

«Ложь», – прошептал голос в голове. Слова царапали уши изнутри, будто голова была набита пауками. Я могла простить многое, но сравнение меня с Идзанами редко заканчивалось хорошо. Как бы я ни хотела исполнить их желание и заткнуть им рты, гораздо хуже разгневанных шинигами были души, парящие в эфире, потому что на них не хватало собирателей. Тогда, вместо того чтобы считать меня бессердечной, другие шинигами заклеймят меня за непрофессионализм, что намного серьезнее.

Разумеется, у них нет врожденного уважения ко мне – чужеземке, резко сменившей на троне создательницу их мира. Жнецы обладают безупречным слухом, а потому я прекрасно представляю, как они перемывают мне косточки перед тем, как я призову их на аудиенцию. Они шепчутся о том, что я соблазнила Хиро, только чтобы украсть его царство, что я превратила Японию в рабскую колонию Англии, что у меня нет права сидеть на троне Идзанами и отдавать приказы. Последнее я даже не могу опровергнуть.

Что ж, раз они меня не уважают, то пусть боятся.

Мои тени потянулись и обхватили их руки и ноги, раскидав по разные стороны комнаты. Когда тени вжали просителей в стены, те закричали. Длинные щупальца тьмы извивались вокруг их шей, поднимали веки, изучая мягкую плоть, щекотали носы, заглядывая в мозг.

Как только тени нырнули Ёсицунэ в горло, у него на глазах выступили слезы, но Канако, плюясь в мою сторону чернильной тьмой, откусила черные щупальца прежде, чем они успели задушить ее.

– Кто из вас хочет умереть первым? – спросила я на языке Смерти. Он отлично подходил для угроз: несмотря на то что в моих словах не было и намека на изящность, язык Смерти скручивал их в зловещую мелодию, от которой кожа шинигами покрывалась мурашками.

– Вы не можете убить нас, и вы это знаете! – закричала Канако. – Население растет очень быстро, и вам нужны все шинигами, что у вас есть!

К сожалению, она была права. Хотя смерть любого шинигами заканчивается рождением нового, ждать еще сто лет, пока они вырастут и закончат обучение, я не могла. Чтобы справиться с ростом населения, нужно больше шинигами, и они уже появились, но еще слишком молоды, чтобы собирать души.

– Есть вещи похуже смерти, – сказала я. Это я знала лучше всех.

Я сломала им ноги и швырнула обоих на пол.

Мужчина и женщина со стоном упали на циновки, тени отступили ко мне. Конечности заживут через пару часов.

– Тиё, – позвала я.

Двери мгновенно отворились, как будто служанка все это время ждала за ними, прижимаясь ухом. В ее широко распахнутых глазах читалась тревога, и на мгновение я заколебалась: она привыкла к моим вспышкам гнева, когда я имела дело с шинигами, так что две пары сломанных ног не могли настолько выбить ее из колеи. Наверняка случилось что-то еще.

Но, что бы это ни было, ей придется решить проблему самой. У меня не хватит терпения еще на одну катастрофу прямо сейчас.

– Пусть их вышвырнут наружу, – велела я. – Могут отправиться домой ползком.

– Да, Ваше Величество, – ответила Тиё. – Могу ли я…

Когда я прошла мимо шинигами, Канако ухватилась за мою щиколотку, вынуждая остановиться. Я повернулась к ней. Ее лицо исказилось от боли, но хватка была железной.

– Все еще не чувствуешь уважения? – спросила я, сжимая челюсти. – Я могу убить тебя. Уверяю: я легко обойдусь без одного шинигами.

Канако покачала головой, впиваясь ногтями в мою кожу.

– Я не поклоняюсь чужим богам, – сказала она.

Вздохнув, я выдернула ногу из ее пальцев и с силой наступила ей на руку. Та хрустнула, точно зачерствевший хлеб.

– Вышвырни их сейчас же, – бросила я Тиё, проносясь мимо.

«Чужие боги», – повторяла я про себя, следуя к кабинету. Эта проблема никогда не исчезнет. Я перестала бороться с ярлыком «чужачки» много лет назад, поняв, что это бесполезно. Божеств не должно волновать, что о них думают низшие существа. Моя мощь должна была погасить это слабое смертное сомнение. Потому что если она на это неспособна, то ради чего я пожертвовала всем?