– Ты торчишь здесь как на посту, Джейн! Почти каждый вечер, все выходные. Ты здесь прячешься, а я даже не знаю, что за воспоминания тебя гложут – о какой-нибудь братской могиле или о чем-то еще. И тебе нечем утешиться, кроме… – Мари всплеснула руками. – Кроме этих колючих кактусов!

Джейн посмотрела на водохранилище. Его поверхность покрылась рябью, как на настоящем озере. Смеркалось, на другом берегу сквозь деревья виднелись холмы и светились оранжево-желтые и белые огни неразличимых домов.

Мари дотронулась до ее руки, комкая салфетку.

– Я беспокоюсь за тебя, – тихо произнесла она.

– Знаю.

– Ты не рассказываешь мне обо всем, что видела, когда работала в ООН. И я знаю почему: у тебя есть Стили. Но даже она считает, что тебе нужен кто-то, кто ждет тебя здесь, дома, и тогда все встанет на свои места. Господи, да вы обе потратили десять лет, помогая раскрывать военные преступления, и продолжаете заниматься тем, что вас выматывает! Может быть, по-другому, но все равно выматывает.

Джейн пожала плечами и подняла глаза на мать.

– Иногда выматывает. Но и придает сил. Мне нравится моя работа.

Свечки на столе мерцали на ветерке, угрожая погаснуть, но затем торжествующе вспыхивали снова.

– Даже если она почти ежедневно разбивает твое сердце?

– Это не мое сердце разбито. Разбиты сердца тех, кто приходит к нам. Я же просто… преисполнена сочувствия. Ко всем.

Мари полила ягоды сливками.

– Судя по твоим словам, Скотт – почти идеальный мужчина, с которым ты могла бы неплохо проводить время. Похоже, у вас общие интересы и чувства. Может, он и не участвовал в таких миссиях, как вы, но знает, каково это.

– Считаешь, мне нужно завести отношения с тем, у кого такие же ночные кошмары? – Джейн поддела вилкой клубнику.

Мари помолчала. Затем спросила:

– Неужели кошмары вернулись?

– Вообще-то нет. Только иногда. Можно я доем твои ягоды?

Мари отодвинула тарелку с клубникой.

– Почему бы тебе не перебраться ко мне, если все так плохо?

– Это было бы бегством.

– Я знала, что ты так скажешь. И вот что принесла. – Мари вытащила из-под стола и протянула маленький пакет с названием местной аптеки «Райт Эйд».

Джейн вытащила из упаковки два ночника и улыбнулась:

– Спасибо.

Они сидели в дружеском молчании, пока ветер не задул свечки.

– Хочешь кофе?

– Нет, милая, мне пора. Завтра оцениваю студенческие работы на садоводческой выставке в Пасадене, так что мне рано вставать.

Джейн проводила мать до подъездной дорожки, где за пикапом припарковался изящный небесно-голубой «Мерседес 450SL» Мари. Подходя обратно к двери по лестнице, она взглянула на обруганные кактусы и мысленно рассмеялась. Они действительно выглядели как часовые: совершенно неприступные и молчаливые.

Джейн убрала со стола, заперла раздвижную дверь и легла спать. И прогнала все мысли о реальных людях, нажав кнопку кассетного магнитофона на прикроватной тумбочке.

И не услышала, как мужчина на пороге ее дома разбил один из горшков с кактусом. Прослушивание «Возвращения в Оксфорд» [23] погрузило ее в редкий сон без сновидений.

– А вот и он, – тихо произнес Эрик и отодвинулся от дверцы «Субурбана», чтобы Скотт мог выйти. Они ждали, когда Аль Корсо закроет свою автомастерскую на бульваре Магнолии, чтобы снова допросить его. Когда Корсо увидел, что они приближаются, то остановился и всплеснул руками, так что его нейлоновый портфельчик заколыхался.

– Ну, что еще? Разве мы не закончили? – агрессивно и одновременно обреченно поинтересовался он. – Я же ответил на все вопросы!

– Да, – согласился Эрик, положив руку ему на плечи и увлекая к «Субурбану». – Нам просто не очень понравились ответы, Корсо. И мы решили дать тебе еще один шанс.

Они подошли к машине, Скотт открыл заднюю дверцу. Корсо посмотрел на них; его плечи поникли, и он забрался внутрь. Эрик запрыгнул на сиденье рядом, Скотт уселся на водительское место и захлопнул дверцу. Лязгнули замки.

– Мистер Корсо, знаком тебе термин «препятствование правосудию»? – Голос Эрика звучал дружелюбно.

Владелец мастерской поднял руки:

– Послушайте, я рассказал все, что знал.

– Нет… Ты сказал, что у тебя побывал фургон с поврежденным кузовом, но ты не запомнил номер.

– Это правда!

– Но ты вспомнил, что номер калифорнийский?

– Да. – Ответ прозвучал неуверенно.

Эрик потрепал его по плечу.

– Не нервничай, Корсо! Я просто напоминаю твои же слова.

Мужчина натужно хихикнул, но выглядел он явно взволнованным.

– Значит, номер калифорнийский, но ты его не запомнил, – продолжал Эрик.

– Угу.

– И ты сказал, что не помнишь, сделан ли номерной знак на заказ или обычный.

– И что?

– Хочу уточнить, не освежит ли твою память тот факт, что мы ищем этот фургон, потому что он фигурирует в федеральном расследовании убийства? – Эрик улыбнулся собеседнику.

– Убийства? – взвизгнул Корсо.

– И не просто убийства, – обернулся Скотт с переднего сиденья. – У нас есть доказательства, что парень за рулем фургона кромсал людей на куски.

– Я… Я… Я не знал ни о каком убийстве! Этот парень не похож на убийцу.

– Ты о том парне, который пригнал фургон? – спокойно уточнил Эрик.

– Ну да. Я же говорил вам: самый обычный, лет сорока, ничего странного в нем не было…

– И он заплатил наличными.

– Все платят наличными!

– Давай поговорим еще кое о каких деньгах.

– О каких это?!

– Ну же, Корсо. Мы знаем, что он заплатил за молчание. И не притворяйся, ты не новичок в этом бизнесе. Ты пробиваешь номера еще до начала ремонта. Ну же. Иначе как бы мы на тебя вышли? Копы Лос-Анджелеса указали на тебя, потому что ты имел дело с угнанными машинами.

– Но эта не была угнанной!

– А ты откуда знаешь?

Корсо выглядел удрученным: он угодил в расставленную Эриком ловушку. Он вздохнул.

– Ладно-ладно. У меня есть человек в транспортном департаменте. Он пробивает для меня номера, потому что у меня была куча проблем с копами. Я пытался быть честным, ясно? Я едва избежал одиннадцатой главы [24], – обратился он к Эрику.

– Корсо, я не хочу выслушивать слезливую историю о банкротстве. Назови номер фургона, или мы сообщим лос-анджелесским копам, что ты взломал базу Департамента транспортных средств.

– Ладно-ладно! Я уже сказал, номер калифорнийский. Там все чисто. – Он расстегнул молнию на портфеле, вытащил лист бумаги, провел пальцем по странице и продиктовал номер.

Эрик кивнул Скотту, который записывал разговор.

– Но если все чисто, зачем платить за молчание?

Корсо пожал плечами.

– Не знаю. Парень только вытащил наличку – триста долларов, – как я уже понял зачем. Я не хотел брать, но он сказал: «Запомни, я знаю, где ты живешь», – возмущенно ответил Корсо. – И я взял деньги, ясно? Мне нужно кормить детей, платить ипотеку…

– Убирайся, Корсо. – Слова Эрика заглушил лязг открывающихся замков на дверце.

– Погодите! А как насчет лос-анджелесских копов? Что теперь будет?

– Просто вали.

Корсо посмотрел на Скотта, ища поддержки, но тот уткнулся в телефон. Владелец мастерской вышел из машины с поникшими плечами, прижимая к груди расстегнутый портфель.

– Сейчас позвоню… – Скотт набирал номер.

Эрик перебрался вперед на пассажирское сиденье и просматривал сделанные Скоттом пометки в блокноте. Как только напарник закончил разговор, он спросил:

– Фургон зарегистрирован на женщину?

– Ну, номер, который дал нам Корсо, действительно зарегистрирован на женщину. Но Корсо не проверил, настоящий ли это номер. Лэнс только что пробил ее через NCIC: ни обвинительных приговоров, ни арестов. Предположительно проживает в Вудленд-Хиллз [25] с девяностого года.