Долгожданный китайско-американский саммит показал, что отношения между двумя странами возвращаются к чему-то «нормальному» после трех десятилетий идеологического противостояния, военной конфронтации и регионального соперничества. Советский лидер определенно рассматривал визит как «водораздел». В письменной речи, розданной репортерам в аэропорту, он отметил: «Мы прибыли в Китай в доброе весеннее время. Весна – это расцвет природы, пробуждение новой жизни. Повсюду в мире люди связывают с ней пору обновления и надежд. Это созвучно и нашему настроению». На самом деле ожидалось, что визит Горбачева подтвердит примирение двух самых больших коммунистических стран в тот момент, когда обе они с трудом осуществляют глубокие экономические и политические изменения. «У нас многое есть что сказать друг другу как коммунистам, даже в практическом плане», – отмечал перед встречей Евгений Примаков, ведущий советский эксперт по Азии. «Нормализация происходит в то время, когда обе страны изучают, как социалистические страны должны относиться к капитализму. Раньше и мы, и они думали, что социализм может распространяться только через революции. Сегодня, – добавил он, – и мы, и они подчеркиваем значение эволюции». И в Азии, и в Америке опасались, что этот визит может стать предпосылкой для создания китайско-советской оси, положив конец использованию Соединенными Штатами многолетнего конфликта между Москвой и Пекином149.

Горбачев приехал в город, охваченный политическими беспорядками. Уже прошел месяц, как студенты, приехавшие из разных мест Китая, но в основном пекинские, вышли на улицы. Их недовольство властями копилось на протяжении нескольких лет, но сейчас непосредственным поводом для их возмущения стала смерть бывшего Генерального секретаря КПК (1982–1987) Ху Яобана, того человека, который в 1986 г. посмел заявить, что Дэн «устарел» и ему пора уходить в отставку. Но вместо этого Дэн и другие сторонники твердой линии в руководстве заставили в 1987 г. уйти самого Ху, которого студенты потом стали считать защитником реформ. В течение нескольких недель после смерти Ху 15 апреля 1989 г. больше миллиона человек выходили на протесты в Пекине, осуждая растущее социальное неравенство, непотизм и коррупцию, требуя демократии как панацеи от всего плохого. То, что началось как законопослушный протест, очень быстро переросло в радикальное движение. Ставки быстро росли с обеих сторон, после того партийная газета «Жэньминь жибао» в своей передовице 26 апреля характеризовала демонстрации не иначе как «беспорядки» и объявила студентов «бунтовщиками», действующими по «хорошо продуманному плану» в анархических целях. Их обвинили в непатриотичном поведении, «нападках» на Коммунистическую партию и даже в отрицании и партии, и социалистической системы150.

13 мая, за два дня до прибытия Горбачева в столицу, тысяча студентов начала голодовку на площади Тяньаньмэнь, расположившись на одеялах и газетах прямо возле Памятника народным героям. Визит советского лидера был удобным моментом для юных китайских протестантов, потому что давал беспрецедентную возможность выразить их недовольство перед глазами всего мира. Они держали в руках плакаты на русском, английском и китайском языках. На одном можно было прочитать «Приветствуем настоящего реформатора», а на другом – «Наша общая мечта – демократия»151. Горбачев, имя которого они знали из местных средств массовой информации, для них сочетал в себе все то, чем не обладали китайские лидеры: демократ, реформатор и человек перемен. Их целью было рассказать о себе Горбачеву напрямую – поверх лидеров режима – и заставить таким образом собственных лидеров идти на уступки. Студенты подготовили письмо с шестью тысячами подписей и передали его в советское посольство с просьбой встретиться с Горбачевым. Ответ был осторожным. Посольство объявило, что Генеральный секретарь поговорит с представителями общественности, но не сообщили никаких деталей, ни времени, ни места встречи152.

Руководство КПК оказалось в затруднительном положении. Недели ушли на тщательную подготовку к переговорам: китайское правительство хотело, чтобы все прошло без сучка без задоринки, а вместо этого весь центр столицы оказался заполнен тысячами демонстрантов, повторявших для мировых СМИ: «У вас есть Горбачев. А что есть у нас?»153 Массовые студенческие протесты были главным раздражителем, особенно если учесть присутствие 1200 иностранных журналистов, прибывших, чтобы осветить саммит, а теперь пользовавшихся малейшей возможностью, дабы взять интервью у протестантов и передать в эфир кадры погрузившегося в хаос Пекина. Правительство ничего не могло сделать, чтобы остановить их, потому что о репрессиях узнают по всему миру. Это был «провал», как кратко выразился Дэн. В своем кругу он говорил: «Тяньаньмэнь – символ Китайской Народной Республики. Ко времени появления Горбачева она должна быть в порядке. Мы должны поддержать свой имидж на международном уровне»154.

В воскресенье 14 мая накануне начала переговоров студенты дали ясно понять, что они не намерены принимать во внимание призывы к их патриотизму со стороны китайских властей, требовавших очистить площадь. Наоборот, 10 тыс. человек встали в центре Тяньаньмэнь на круглосуточную вахту, а в дневное время толпа на площади насчитывала 250 тыс. Высшие руководители партии неоднократно беседовали со студенческими лидерами, обещая удовлетворить их требования и предупреждая о серьезном международном уроне для Китая, если они не послушаются. Все было напрасно. Фактически упрямство студентов вынудило в последнюю минуту внести изменения в китайский протокол – что изменило всю динамику саммита155.

Пришлось отказаться от огромной красной ковровой дорожки, способной покрыть широкие ступени, ведущие в Большой народный зал, выходящий фасадом на площадь Тяньаньмэнь. Вместо этого в спешке организовали церемонию встречи в старом аэропорту Пекина, откуда кортеж автомобилей по улочкам и переулкам инкогнито добрался до бокового входа в Дом народных собраний. И только оказавшись в безопасности внутри здания, Горбачев смог по достоинству оценить щедрый банкет, данный от имени президента Яна156.

Ситуация была деликатной и для Горбачева. Единственным подходящим ответом, казалось, было полностью игнорировать внутреннюю политику Китая и делать вид, что все идет нормально. Но частным образом члены советской делегации признавались, что были шокированы. Сидя по большей части в темноте, они гадали, действительно ли Китай куда-то проваливается. Быть может, страна проходит через какую-то всеобщую «революцию», политически находится при последнем издыхании? Горбачев пытался действовать с надлежащими «предосторожностями и правомерно», как он выразился позднее, но, увидев ситуацию, находясь на месте, он почувствовал, что им следует уехать домой как можно скорее157. Обязанный встречаться с прессой во время визита, он позволял себе лишь неопределенные ответы. Он уворачивался от вопросов о протестах, признавая, что видел демонстрантов с плакатами, требующими отставки Дэна, но при этом говорил, что он не берет на себя «роль судьи» и даже не позволяет себе «строить умозаключения» о том, что происходит158. Конечно, говорил он, лично он выступает за гласность, перестройку и политический диалог, но Китай находится в иной ситуации, и он совсем не собирается становиться в позу «китайского Горбачева». На самом деле он говорил собственным сотрудникам по приезду, что не намерен идти китайским путем, и не хотел, чтобы Красная площадь была похожей на площадь Тяньаньмэнь159.