Влияние матери проявилось в том, что мальчик увлекся коллекционированием. Он собирал марки с кораблями, с картинами художников-передвижников, с видами Ленинграда и его пригородов, в том числе родного Петровска. Павлик начал собирать и коллекцию значков с изображением вождя мирового пролетариата Владимира Ильича Ленина: от маленького с кудрявой головой до вставшего во весь рост на броневике.

Постепенно коллекционирование стало страстью Павла. В принципе, в этом нет ничего предосудительного, скорее наоборот. Цари собирали Русь, Морозовы, Мамонтовы и Щукины – живопись. О том, что станет собирать взрослый Павел Солнцедаров, мы расскажем в свое время, а пока заметим, что хорошему мальчику Павлику, как и его родителям, тоже было что скрывать. И у него была своя тайна. Уроки Солнцедарова-старшего не прошли даром, и сын смастерил под столешницей тайник, в котором можно было спрятать что-то запрещенное.

Мать проверила у Павла домашнее задание и вышла. Он облегченно вздохнул и спрятал «Плейбоя» в тайник. Там у него хранилось самое заветное – коллекция металлических рублей с профилем Ленина.

Мальчик достал увесистый мешочек, взвесил на ладони, разложил на столе монеты и пересчитал их, хотя прекрасно знал, сколько Ильичей содержится в его коллекции.

Два случая оказали судьбоносное влияние на формирование характера нашего героя.

Отца Павлик по-своему любил. Отец был человек незлой, не докучал моралью строгой, не ругал, а уж тем более, никогда не поднимал руку на сына. Баловал – давал деньги на карманные расходы. Мальчик знал, что главная в доме мать, отец – подчиненный, от него в семье ничего не зависит. Однако своего пренебрежительного отношения к отцу умный Павлик не показывал. Но пользовался его слабостями. Мог залезть в карман к спящему родителю и стащить рубль-другой (выпивший всё равно не заметит).

И отец действительно или не замечал, или делал вид, что не заметил. Но когда сынишка стал сообщать матери о том, что папу опять видели у пивного ларька, что папка с кем-то ругался на улице, что он упал лицом в клумбу, Иван Никифорович начал задумываться: «Как так получилось, что мальчишка вырос с подлецой? В кого уродился?»

Иван не пытался воспитывать сына, что-либо ему объяснять. Он самоустранился, чувствовал, что ничего исправить не может. И только однажды не выдержал.

Была у него единственная дорогая вещь – в память о службе на флоте друзья подарили отличнику боевой и политической подготовки Ивану Солнцедарову трофейный морской цейсовский бинокль с выгравированной надписью «Другу Ивану на долгую память о Северном флоте». Бинокль этот хранился в кожаном футляре.

Порой, когда на душе было скверно, Иван доставал бинокль, любовно протирал немецкую оптику, снова и снова перечитывал надпись: «Другу Ивану на долгую память…» и мыслями уносился в лучшие свои годы.

Но однажды Солнцедаров пришел с работы в особенно скверном настроении. И даже выпитый у ларька ёрш (коктейль из водки и пива – напиток, высоко ценимый в определенных кругах) не помог обрести душевного спокойствия. Его при людях начальник обозвал пьяницей и бракоделом. Это его-то, мастера-универсала! Ну, запорол он заказ какого-то клиента. С кем не бывает…

Иван потянулся за биноклем. И тут в груди ёкнуло: футляр оказался непривычно легким. Бинокля не было. Солнцедаров, надеясь на чудо, перерыл мастерскую, вынул все ящики (мало ли куда по рассеянности засунул).

Чуда не случилось. Ярость охватила обычно кроткого и спокойного человека. Первой мыслью было: Павлик!

Он вылетел из каморки, распахнул дверь в комнату сына. Тот за столом делал уроки. Отец схватил мальчика за шиворот и с нечеловеческой силой приподнял. Пуговички от рубашки Павлика раскатились по полу.

– Где бинокль, гаденыш? Убью!

– Папочка, отпусти, – полузадушенным голосом проскулил мальчик.

Такого ужаса он еще никогда не испытывал. Он описался и признался:

– Меня заставили… Я не хотел… Я думал, потом верну… Но меня обманули… Сказали, что продали… Мне угрожали… Папочка, прости…

На самом деле стащить у отца бинокль подговорил Мишка Меньшиков, который по-прежнему опекал и защищал тщедушного Павлика. Как и прежде, небескорыстно. Услуги могучего секьюрити обходились всё дороже. Бинокль понадобился Мишке для наблюдения за представительницами противоположного пола на нудистском пляже, появившемся недавно в тихой бухте близ Петровска. Там, в камышах, он оборудовал наблюдательный пункт, куда иногда приводил друга.

Солнцедаров-старший бросил извивающегося сыночка на кровать, резким движением вытащил из брюк ремень и дважды хлестнул наотмашь. Павлик орал.

Как разъяренная фурия в комнату ворвалась мать. Она отшвырнула мужа, влепила затрещину, от которой тот выкатился в коридор.

«Я с тобой еще разберусь. Пьяница! Алкаш!» – и крепко прижала сына к себе.

«Чуть не задушила», – подумал Павлик.

Ему хотелось вырваться. Хотелось освободиться из материнских объятий, но он понимал, что этого делать нельзя – мать обидится. Приходилось терпеть. Глаза защипало то ли от слез, то ли от приторных духов.

После этого случая Павел окончательно уяснил:

КТО ГЛАВНЫЙ, ТОТ И ПРАВ. И быть надо всегда с сильным.

Второй урок наш герой получил буквально через несколько дней – его отец попал в вытрезвитель.

Иван Солнцедаров после работы совершал привычный ритуал: с приятелями отмечал окончание рабочей недели у пивного ларька. В этот раз буфетчица не успела разбавить, как обычно, пиво, и ёрш оказался особенно забористым. В результате Иван Никифорович до дома не дошел, а присел на скамейку в парке, да и заснул. Где вскоре был обнаружен патрульным экипажем. Старший сержант Савчук и милиционер-водитель младший сержант Алтынбаев загрузили сладко спящего гражданина в автомобиль. Они, конечно, могли проехать мимо, не обратить внимания, но была пятница, и требовалось выполнить план по задержанию нарушителей общественного порядка: пьяниц, сквернословов и дебоширов. Солнцедарова доставили в вытрезвитель.

Для тех, кто не застал те благословенные времена, когда бутылку водки можно было купить за три рубля, портвейн за полтора, когда божественный «Агдам» стоил 2 рубля 20 копеек, а привезенные танкерами из дружественного Алжира виноматериалы превращались в «Солнцедар» крепостью двадцать градусов и ценой чуть больше рубля, когда пивные ларьки стояли на каждом углу, главной задачей вытрезвителей считалось задержание лиц, оскорбляющих своим видом и поведением общественную нравственность. Сюда свозили тех, кто распивал алкогольные напитки, шел по улице, шатаясь, или уже не мог идти.

Прибывших в учреждение усаживали на специальные скамьи. Потом забирали деньги и документы, фотографировали, записывали личные данные. Далее – раздевание, холодный душ и укладывание на койку. Особо буйных привязывали к кроватям. Всем «постояльцам» выписывали штраф за пребывание (до 25 рублей при средней зарплате рублей в 130).

О пребывании в вытрезвителе немедленно сообщали по месту работы или учебы, после чего обязательно следовала партийная или комсомольская проработка на собрании и строгий выговор. Советского труженика могли лишить премии и «тринадцатой зарплаты».

Понятно, что самым неприятным из всего вышеперечисленного для коммуниста Солнцедарова было сообщение на работу, но еще страшнее – гнев жены! Мария Антоновна, человек с положением, руководитель, даже представить не могла, что в городе станет известно: муж Солнцедаровой – запойный пьяница, не вылезает из вытрезвителя. Что подумают люди ее круга: директор мебельного магазина, директор рынка, заведующие поликлиникой и аптекой? И до райкома дойти может. Это вообще невыносимо! Какой стыд…

Узнав от ехидно улыбающейся соседки, что мужа забрали милиционеры, Мария приняла моментальное решение: надо спасать положение!

«Пойдешь со мной. Поможешь дотащить, если что», – приказала она Павлику.

Дежурный по вытрезвителю старший лейтенант с утомленным лицом принял от Марии Антоновны несколько купюр и привычным жестом засунул в карман кителя. После вытер платком лоб, надел фуражку, поправил форменный галстук на резинке, приосанился и, полюбовавшись на себя в зеркало, с чувством удовлетворения произнес: «Ждите, Мария Антоновна. Сейчас выпустим. Сообщать никуда не будем».