– Ну, что Вы, голубчик, – в дверях приемного стоял главврач. – Не стоит так переживать.

– Что тут происходит? – раздался громкий, хорошо поставленный строгий голос.

– Бабуля! – я прямо расчувствовался, когда её увидел. Как она вовремя. Я бросился к ней. – Контрольная в понедельник. Надо повторять. Они не отпускают.

Эльвира подошла к нам и поздоровалась со всеми одним кивком головы. Ну, царица.

– Демьян Герасимович. Может, можно юношу отпустить? – спросила она, широко улыбаясь. – Я за ним понаблюдаю. Чуть что, сразу к Вам.

– Эльвирочка Эдуардовна, – Демьян расплылся в такой же улыбке. – Под Вашу ответственность.

– Конечно, – согласилась бабушка, продолжая улыбаться.

Доктор пожал протянутую Эльвирой руку, и все разошлись кто куда по своим делам.

– Фууууу, – выдохнул я. Оказывается, я не дышал весь их разговор, – Ну, бабуля, ты даёшь. Спасибо.

– Иди в палату, – сказала мне Эльвира, и мы со Славкой поспешили подчиниться.

В палате мы ждали недолго. Бабушка принесла мою одежду и обувь. С пальто явно была беда: оно безбожно село после купания в реке, подкладка оказалась значительно больше основного материала. Вот тебе и натуральные шерстяные ткани. Эльвира держала его в руках, молча рассматривая, потом в сердцах бросила на пол. Понимая, что второе зимнее пальто у Пашки Ивлева вряд ли было, я неуверенно спросил:

– Может, дома есть какая-нибудь телогрейка моего размера?

– Поищем, – сказала бабуля каким-то слишком спокойным голосом. – Но я уже завтра за тобой приду. Посмотри, всё остальное подходит? Или тоже мало?

Я посмотрел первым делом ботинки в каком состоянии. Жёсткие ужас. Но носить можно. Брюки тоже сели: доходили только до середины щиколоток. Я посмотрел на бабулю, заметила ли она. Она кивнула головой, мол, вижу.

Шерстяные вязанные носки, вроде, растянулись. Рубашка и бельё были Х/Б-шные и не пострадали. На том мы и расстались. На прощание я обнял бабушку и чмокнул в щёчку.

– Маме привет, – осторожно сказал я. Удивляясь про себя, что она не пришла сегодня.

– Передам, – устало сказала бабуля и ушла. Вскоре ушел и Славка, перед этим высказав мне своё удивление. Точнее, он признался, что сегодня совсем с другой стороны увидел мою бабку.

Мы остались одни с Иваном. Он был подавлен. Я не стал к нему приставать с расспросами, чувствуя, что где – то серьёзно сгущаются тучи.

Только тут до меня дошло, что сегодня его невеста Вероника ни разу не зашла его навестить.

– Ужин! – раздался из коридора голос буфетчицы.

Из-за всех переживаний этого дня, у меня впервые аппетита совсем не было.

И, вообще, надоело: завтрак-обед-ужин, завтрак-обед-ужин, достало. Хочу на волю.

Вскоре в палату закатилась тележка, и на наших с Иваном тумбочках оказались миски с тушеной капустой и тефтельками, чай и коржик.

Мы с Иваном молча поужинали. И легли, думая каждый о своём. Я не заметил, как задремал.

Проснулся я от тихого разговора. У Ивана были гости. Они обсуждали какой-то неприятный вопрос. Я это понял по тому, что обычно сдержанный Иван безбожно матерился. Я стал прислушиваться.

– Да как так получилось? – воскликнул он.

– Цушко хитрый, сука, – сказал один из посетителей. Я лежал, отвернувшись к стенке, поэтому ничего не видел. По голосу это был молодой человек.

– Точно все рассчитал. Устраивал на лето студенток из торгового техникума, что практику у него проходили, и свои дела обстряпывал, – услышал я второй голос. – Мерзавец. А эти дурехи и рады.

– Что делать-то, мужики? – услышал я голос Ивана. Он был в отчаянии.

– А что тут сделаешь? Завтра официальная выемка, – сказал второй голос. – Акты попадут к нам в отдел. И всё. Никто ничем не поможет твоей Веронике. Как минимум, это условный срок. Попрут из комсомола с треском, из технаря. Это сто процентов.

Пятница, 12.02.71 г. Святославская городская больница.

– Но она же не виновата! – воскликнул Иван. – Суд разберется.

– Я бы не был так уверен, – возразил второй голос. – Что написано пером, не вырубить топором.

Я заерзал в койке. Вот почему Вероники не было сегодня. У неё проблемы и, как я понял, большие. Говорилось про выемку документов, похоже на что-то экономическое. Хищение? Подставили девку?

Мозги заработали, привычно анализируя информацию и прикидывая варианты. Во мне проснулся аудитор. Я сам не заметил, как повернулся к присутствующим лицом. На меня никто не обращал внимания.

У Ивана было два посетителя. Молодой парень в гражданке и парень постарше в милицейской форме.

– Вань, ты меня с первого класса знаешь. Мы с тобой выросли вместе, – умоляющим голосом проговорил молодой парень в гражданке. – Брата моего ты тоже с детства знаешь. Мы всегда с тобой один за всех и все за одного. Вань, но тут ничем нельзя помочь.

Иван молча сидел, свесив голову.

Я сел на своей койке. Мне было жаль Ивана. И его бестолковую Веронику тоже жаль.

– На кого она учится? – спросил я.

– А ну, скройся! – цыкнул на меня молодой посетитель.

– Я помочь хочу! – с вызовом огрызнулся я.

– Не лезь не в свое дело, мелкий! – присоединился второй визитер.

– Пашка, займись своими делами, не до тебя сейчас, – хмуро сказал Иван и снова заговорил со своими знакомыми.

Да, блин, тяжело быть в теле подростка. Да еще и в Советском Союзе. Никто тебя всерьез не воспринимает. С другой стороны, их тоже понять можно. Дело серьезное, а тут какой-то сопляк-школьник встревает. И тем не менее, матерый дядька-ревизор внутри меня кипел и с трудом держал себя в руках. Я сдержался, не начав хамить им в ответ и начал прикидывать, как все же заставить их себя слушать. Ничего путного на ум не шло, кроме как сыграть на отчаянии и отсутствии у них какого-либо плана действий.

– Вам что, жалко рассказать? – вновь встрял я. – Что вы теряете? У меня идея есть неплохая. Не понравится, отстану.

– Пацан, последний раз предупреждаю, скройся с глаз! – рявкнул один из визитеров.

– Даже не выслушаете что ли?

– Ну все, надоел! – двинулся в мою сторону тот, что помоложе.

– Ладно. Понял. Ухожу. Не хотите, как хотите, – сказал я и шустро выскочил из палаты. Погуляю пока, потом может с Иваном удастся поговорить один на один. Его знакомые явно не намерены церемониться с неизвестным зеленым пацаном.

Прошелся по больнице, рассматривая стенды и плакаты в коридорах. В который раз поразился тому, насколько давно все это было. Вроде и вспоминается, но как что-то нереальное. Сознание отказывается поверить, что это на самом деле со мной происходит. А еще приводила в смятение гамма противоречивых чувств, которые я испытывал. К радости от того, что попал фактически в счастливые детские годы, да еще и в молодое тело, примешивалась едкая горечь от осознания того, что буквально через пару десятилетий случится перестройка, и все полетит в тартарары.

Так, в раздумьях о жизненных перипетиях, пролетели минут сорок. Наконец, в окно больницы я увидел, как уходят посетители Ивана. Можно было возвращаться в палату и попытаться разузнать подробности произошедшего с Вероникой. Надо только как-то ненавязчиво себя повести, – подумал я, – пусть Иван сам разговор заведет.

Зайдя в палату, я молча лег на свою койку и принялся внимательно изучать потолок. Как я и рассчитывал, Иван был на взводе от полученных новостей и молчать долго не смог.

– Ладно. Что там ты говорил про какую-то идею? – не выдержал он.

– Реально что-то придумал?

– Может быть, – ответил я, садясь на кровати, – это кто были? Я имею в виду, тот, что в форме понятно, а вот второй, он из ОБХСС?

– Ага, – ответил Иван.

– Мне сначала побольше информации надо, чтобы понять, сработает ли.

– Откуда тебе вообще знать, что в таких ситуациях делать? – снова взялся за прежние разговоры Иван. – Ты же пацан еще!

– Слушай, что ты теряешь? – сказал я как можно более нейтральным тоном. – Не понравится идея, пошлешь.