По недостаточно ясным причинам эта книга, особенно популярная среди участников тайных обществ в Советской России 1920‐х годов, когда Шмаков претендовал на роль лидера подпольного движения розенкрейцеров, видимо, не была известна тому кругу поэтов и писателей, о которых мы будем говорить в нашем исследовании. Во всяком случае, мы не нашли тому свидетельств (сам же Шмаков в конце 1924 года отбыл в Европу, а оттуда – в Аргентину).

Второй из них был профессиональным ученым. Александр Николаевич Щукарёв (1864–1936), харьковский профессор и доктор химических наук, автор многочисленных научных трудов на разных языках, известен прежде всего как создатель «мыслительной машины», своего рода предтечи компьютера123. Однако в его биографии имеется такой странный эпизод: 11 октября 1919 года профессор Щукарёв прочитал в Харьковском физико-химическом обществе доклад под названием «Алхимико-гностическая философия игральных карт (система Таро)». Город был в то время столицей наступавшей Белой армии, и этот факт вполне бы мог забыться после установления там в декабре того же года советской власти. Но Щукарёв переработал свой доклад в большую статью и опубликовал ее в научном сборнике в 1929 году124, что вызвало репрессии со стороны местных коммунистов и против него самого, и против кафедры истории европейской культуры, этот сборник издавшей; статья эта даже не упоминается в подробной библиографии трудов ученого, изданной после его смерти125. Между тем труд Щукарёва безусловно является самым серьезным комплексным исследованием феномена Таро, написанным русским ученым. Автор не только подробно рассматривает историю появления этих карт и формирования связанной с ними доктрины, сопоставляя различные их варианты (богемское, марсельское, Таро Вирта, идеи Шмакова и пр.). Щукарёв предлагает детальный анализ метафизики и символизма каждого из арканов, проводит глубокое религиоведческое расследование связей Таро с герметизмом, гностицизмом, алхимией и каббалой и – что достаточно странно для научной статьи – предлагает свою версию использования карт Таро, прибегая к идеям алхимии, гностических школ и… психоанализа. Все это, на наш взгляд, показывает, сколь значительным явлением для русской культуры было учение Таро в то время, о котором мы будем говорить в нашей книге.

Не секрет, что многие русские «оккультно» настроенные символисты – а таковых, вероятно, было большинство, ибо в начале ХX века в России само время «оккультировало» (подобно тому, как в начале Первой мировой оно стало «славянофильствовать»), – тяготели именно к той версии эзотерических доктрин, которые преподавались в теософском и антропософском движениях127. Однако если мы посмотрим подшивки русскоязычных теософских изданий начала века или переводы книг и лекций Штайнера, то сможем убедиться, что в них практически не обсуждаются вопросы, как-то связанные с каббалой, – хотя мы уже и знаем, что сами основатели теософии и антропософии уделяли ей достаточное внимание. Не обнаружим мы интереса к каббале и в достаточно многочисленных в те времена теософских кружках. В «Отчете» Эллиса (Л. Л. Кобылинского; 1879–1947) «о теософических кружках в Москве в 1911 г.», важнейшем документе, фиксирующем детали работы групп по изучению теософии и других «тайных наук» в то время, каббала не упоминается ни разу128.

Вместе с тем, как мы видели, в России начала ХX века существовали эзотерические и парамасонские группы, весьма живо интересовавшиеся каббалой (причем не только ее оккультистскими версиями) и идейно, а подчас и институционально связанные с такими европейскими «оккультно-каббалистическими» организациями, как Орден мартинистов, Каббалистический орден Розы-Креста, Герметический орден Золотой Зари и др. (помимо уже упомянутой группы Мёбеса и журнала «Изида», здесь можно назвать мартинистскую ложу П. М. Казначеева и группу известного оккультиста и специалиста по Таро В. А. Шмакова). Публикации о каббале достаточно часто появлялись в «Изиде», а в органе российских спиритуалистов «Ребус» в 1911 году был опубликован перевод целой книги немецкого ориенталиста Эриха Бишоффа (1865–1936) «Каббала»129. Отметим, что эта книга, увидевшая свет в 1903 году и опубликованная в русском переводе в «эзотерическом» издании, вовсе не относится к категории «оккультных» истолкований каббалы: это краткое, но вполне добротное изложение истории и учения еврейской каббалы, выполненное на уровне тогдашней европейской науки. Ее точный русский перевод был подготовлен в 1908 году известным историком масонства, книговедом, секретарем издательства «Мусагет»130 и членом ряда «тайных обществ» Н. П. Киселевым (1884–1965) и планировался к изданию в виде отдельной книги в 1917 году. Странным образом, эта работа Бишоффа не упоминается ни Андреем Белым (с которым Киселев был дружен), ни вообще кем-либо из увлеченных эзотерикой представителей Серебряного века, вне всякого сомнения читавших популярный и тиражный «Ребус» (можно предположить, что причиной была как раз «научность» этого текста, далекая от оккультно-мечтательных рассуждений теософов).

Обратим внимание на еще одну особенность отношения к каббале у русских символистов. Если некоторые из них были склонны не замечать элементы еврейского эзотеризма в оккультных учениях, то другие могли настаивать на их нееврейском происхождении. Причиной и того и другого было настороженно-враждебное отношение к еврейству, достаточно распространенное в символистской и околосимволистской среде. Подобные настроения можно обнаружить у Э. К. Метнера131, Эллиса, А. Р. Минцловой, не избежал их и Андрей Белый (вспомним его «Штемпелёванную культуру», опубликованную в «Весах» в 1909 году. «Вы посмотрите списки сотрудников газет и журналов России, кто музыкальные, литературные критики этих журналов? Вы увидите почти сплошь имена евреев!» – сокрушался Белый132). Неприязненное отношение к евреям не могло способствовать интересу к каббале как еврейскому учению. Зачастую ею и интересовались вовсе не как наследием еврейства, но исходя из распространенного, как мы уже видели, в оккультной и теософской литературе «египетского мифа» о некоем древнейшем тайном знании, которым обладали египтяне и каковое египетский жрец Моисей смог передать арийцам, использовав в качестве промежуточного «носителя» народ диких кочевников-семитов. Этот миф имеет старые корни, восходя по крайней мере к XVII веку (например, он встречается у ориенталиста иезуита Афанасия Кирхера133), однако его наиболее ревностным проповедником стал в начале XIX века уже упомянутый мистик и реформатор масонства Фабр д’Оливе134, учениками которого были столь почитавшиеся в России оккультисты де Гуайта, д’Альвейдр и Э. Шюре135.