Вслед за Л.Г. Левенталем вопросами инородческого самоуправления заинтересовались политссыльные Э.К. Пекарский и Г.Ф. Осмоловский. в их статье «Развитие якутского общественного управления под влиянием русской власти» [30, 1—48], опубликованной в 1895 г., поставленная проблема рассматривалась со времен вхождения Якутии в состав Российского государства. Авторы приходят к выводу, что высшее правительство «относилось к ним вполне гуманно, старалось защищать их по мере сил от произвола низшей местной администрации и грубой эксплоатации русских торговых людей, открывало широкий простор для самодеятельности якутов в их внутренних отношениях, предоставив им судиться и распределять между собою земельные участки по их собственным обычаям и, наконец, привив к якутской жизни довольно успешно выборное начало, дало якутам законное средство в их борьбе с выродившейся родовой аристократией». Авторы связывали все вышесказанное с действием Устава: «В виду того, что устав 1822 г. …продолжает действовать и по настоящее время, оценка его значения и влияния на жизнь якутских обществ находится в такой тесной связи с изучением самых важнейших сторон этой жизни, что должна составить предмет специального исследования» [30, 46]. Так, возможно, в угоду политической конъюнктуре, авторами игнорируется такая «важнейшая сторона этой жизни», как Степная Дума, и ее роль как промежуточного, действующего звена между благодетелем («высшей властью») и «произволом низшей местной администрации». Кроме того, Пекарский и Осмоловский относят учреждение Степной Думы к 1825 г., и ее 13-летнее функционирование необоснованно считают «незаконным, вопреки Уставу 22 июля 1822 г.» [30, 44].
Историей якутского самоуправления интересовались якутские общественные деятели В.В. Никифоров, Е.Д. Николаев и А.Е. Кулаковский. в частности, Никифоров в статье «Материалы к истории Якутского самоуправления» [31,26] утверждал, что «еще во второй половине XVIII в. якуты… единственным для себя спасением признавали предоставление им самоуправления, объединяющего всех их под одним управлением». в 1883 г. просвещенный голова Батурусского улуса Егор Николаев, присутствовавший на коронации Александра III, сумел вручить министру внутренних дел Российской империи графу Д.А. Толстому докладную записку о нуждах своих земляков [32, 26]. в ней он ходатайствует о возвращении якутам Степной Думы, «неизвестно по какой причине» упраздненной в 1830-х гг., по сути «являющейся тем же земским самоуправлением» [32, 32].
В советской историографии данная тема была освещена идеологически предвзято, ее интерпретация сильно политизирована и просеяна через догматы марксистско-ленинского учения, деятельность Думы раскрыта однобоко, выборочно. в целом, советские историки, расширив объем фактического материала, тем не менее, не шли дальше исследователей-народников. Одними из первых «Устав о управлении инородцев» и историю Якутской Степной Думы рассмотрели С.В. МБахрушин, С.А. Токарев, А.П. Окладников, О.В. Ионова. С.В. МБахрушин дал высокую оценку «Уставу о управлении инородцев», подчеркнув его прогрессивное, цивилизирующее значение в отношении инородцев [33, 87–89, 90–91]. Ученый отметил стремление «Устава» охранить не только экономическое благосостояние, но и самобытный строй туземцев. За что подвергся критике со стороны некоторых советских исследователей. С.А. Токарев подчеркивал немаловажный факт, заключающийся в том, что Якутская Степная Дума была создана по особым ходатайствам тойонов и подчинена была только областному начальнику и правлению, кроме того, Степная Дума не сделала никаких уступок в землепользовании [34, 143].
А.П. Окладников, подчеркивая прогрессивность Сибирского учреждения, и, отметив, что прогрессивные круги высоко оценили проведенные преобразования, особый акцент сделал на то, что эти круги считают, что новые законы «предоставили народам, населяющим пространную Сибирь, управляться своими собственными законами» [35, 2]. Еще ранее, при освещении истории Якутии, он о Степной Думе отзывается как о политической организации тойоната, и подчеркивает, что ее ликвидация «нанесла сильный удар по политическим устремлениям тойоната», но не подорвала власти тойонов в якутских улусах [36, 178].
Особое место в изучении данной проблемы занимают исследования сибирских ученых Л.И. Светличной, В.Г. Карцова, А.В. Ремнева и Л.М. Дамешек. Позиция ученых, в советское время подчеркивавших прогрессивность «Устава о управлении инородцев», распространялась и на отношение их к реформам степного управления кочевых инородцев. в частности, Л.И. Светличная в исследовании «Преобразовательные планы и административная деятельность М.М. Сперанского в Сибири (1819–1822 гг.)» подчеркивает прогрессивность «Устава о управлении инородцев» для кочевых инородцев Восточной Сибири, выразившуюся в «поддержке в хозяйстве инородцев тех новых начал, которые зарождались под влиянием сибирской экономики». Такими новыми началами были товарно-денежные отношения, дальнейшая феодализация инородческого хозяйства, расширение полномочий органов самоуправления и т. д. Правда, Л.И. Светличная тут же, поправляет себя, подчеркивая, что «некоторые уступки Сперанского феодально-родовой знати все же нельзя считать за ведущее начало «Устава» [37, 210]. Впрочем, исследователь не отрицает того факта, что в результате применения «Устава» положение коренного населения Сибири все же оказалось лучше. Л.И. Светличная, в подтверждение своей мысли, приводит данные демографического роста на примере бурят и якутов: «Численность бурятского населения с 1817 по 1839 гг. увеличилась с 53730 душ до 83018 душ, якутского – с 56000 душ в 1820 г. до 81119 душ в 1839 году» [37, 234]. в целом, в исследовании Светличной, впервые в советской историографии, адекватно освещается прогрессивное влияние «Устава об управлении инородцев» на инородцев Восточной Сибири.
Строгие рамки марксистско-ленинской методологии не позволили открыто выразиться и другим советским исследователям. В.Г. Карцов в обстоятельном исследовании о декабристе Г.С. Батенькове признается, что в отношении «Устава об управлении инородцев» Сибири авторство Г.С. Батенькова «мы можем утверждать лишь весьма условно» [38, 97]. Вслед за А.П. Окладниковым, он в самой разработке «Устава» находит прямое влияние идей декабризма: «Все основные положения Устава в большей или меньшей степени перекликаются с соответствующими воззрениями декабристов» [38, 92]. Так, по утверждению В.Г. Карцова, П.И. Пестель принял основные идеи, выраженные Г.С. Батеньковым в «Уставе», и запечатлел их в «Русской правде». И в самом деле, конгениальность «Устава» в «Русской правде» не может подвергаться сомнению. Однако, ограничение вмешательства во внутреннюю жизнь инородцев Сибири со стороны местной администрации и полиции, а также поощрение выборного начала в инородческой системе самоуправления В.Г. Карцов связывает не с принципами федерализма, а с «глубоким знанием сибирского чиновничества» [38, 101]. Такого рода регионализм должен был осуществляться лишь сильными личностями. в условиях самодержавно-феодального строя, как утверждает В.Г. Карцов, реформаторы «надеялись на внесение известных поправок в «Сибирское учреждение» со стороны лиц, проводящих его в жизнь на месте». Подобные надежды, по всей вероятности, были возложены на Якутского областного начальника Н.И. Мягкова. Что касается деятельности Степных Дум, то Карцов считает, что они к организации сборов «никакого касательства не имеют», хотя «распределяют подати по родам». Автор, вслед за Светличной, утверждает, что «Устав» лишает степные думы административных прав.
Ошибочность этих рассуждений доказал Г.П. Башарин, автор фундаментального труда по истории аграрных отношений в Якутии. Автор рассмотрел по отдельности внедрение «Устава» и структуру и деятельность «тойонской Степной думы». С выводом Г.П. Башарина, что в результате применения «Устава» представители тойонского класса были наделены «широкой политической, административной и судебной властью» [39, 163], нельзя не согласиться. Автор, при изучении аграрного вопроса и развития внутренней торговли в изучаемый нами период, не подчеркивает значение роли Думы в сохранении и дальнейшем развитии феодального землепользования и роль извозных денег в развитии внутренней торговли, что было закономерно в рамках марксистско-ленинской методологии. Однако Г.П. Башарин в рамках данной парадигмы определяет и область задач, которые важны и сущностны для будущих исследователей: «Дума стремилась всемерно усилить политическое и экономическое господство тойонов над «инородцами», добиться безраздельной эксплуатации земельного фонда и трудящихся Якутии и обеспечить господство тойонов на внутреннем рынке» [37, 167]. Исследование в заданном контексте помогло бы раскрыть в целом прогрессивную роль Думы в истории якутского народа в данный период его развития.
