Эмма рисует в дневнике портрет заносчивой Леонтины, которая еще при жизни смотрела на обычных соседей свысока. А теперь обречена коротать с этими заурядными людьми вечность. Хотя могла бы разгуливать с зонтиком от солнца по большому элитному кладбищу где-нибудь в Париже или Лондоне. Познакомилась бы там с интересными покойниками, в обществе которых вечность тянулась бы не так долго.

Эмма целиком погружена в историю Леонтины, как вдруг тишину разрывает скрип дверных петель. Много лет назад кто-то взломал замок, и с тех пор калитка висит криво. Эмма без труда может проскользнуть внутрь. Теперь в щель протискивается ее отец, а за ним – поток дневного света.

– Эмма, я же не разрешаю тебе сюда ходить! – мягко журит ее папа, а эхо его голоса гулко отражается от каменных стен.

А то она не знает! Эмма встает, распрямляя затекшую спину.

– Давай собирайся, пока тебя кто-нибудь здесь не застукал! То-то ведомство по делам молодежи обрадуется!

Эмма так и видит перед собой заголовок: «Девочка из склепа! Ведомству по делам молодежи пришлось вмешаться!» Над текстом – фото Эммы, двое соцработников ведут ее в приют. Отогнав от себя эту картинку, она задувает свечу и выходит за отцом на улицу, где тучи заволокли небо. Этот ритуал повторяется изо дня в день. Завтра Эмма снова пойдет в склеп Гольдбергов. Хотя воспоминание о том, как к ним нагрянула соцработница, до сих пор не дает ей покоя, как старухе Майер – ревматизм. Эмма без пререканий идет за отцом. Все равно уже пора ужинать.

Эмма живет с папой в ветхом домишке, притулившемся у кладбищенской ограды с западной стороны. Домик немного покосился от ветра, штукатурка кое-где отвалилась, но крыша пока не течет.

«Это самое главное», – говорит папа.

Эмма так не считает. Главное – чтобы работало отопление. Мерзнуть никуда не годится. А если крыша прохудилась, можно подставить кастрюли или раскрыть над дыркой зонт.

Вообще папа делится житейскими мудростями по поводу и без. Эмму это иногда бесит.

«Поцелуй как знак почтенья не потерпит возраженья! – говорит он и чмокает ее в щеку. Возмутительно! Ведь ей уже двенадцать! – Постараюсь исправиться, – обещает папа, – но ты ведь знаешь: благими намерениями вымощена дорога в ад».

Да знает она все – сколько можно твердить одно и то же.

Но не это самое примечательное в Северине Блуме. И не его внушительный рост. Ему не приходится влезать на стул, чтобы поменять лампочку под потолком. Не черные как смоль волосы, карие глаза и поразительно бледная кожа. И даже не изогнутый шрам на левой щеке. А он и правда жуткий. От могильщика исходит тяжелый запах земли, будто за много лет рытья могил она проникла во все поры его кожи. Эмма всегда знает, в какой части дома сейчас отец. Его легко отыскать по запаху. А вот на кладбище он почти невидим. В свежевскопанной земле он растворяется как дождевая капля в море.

Видимо, и другие замечают его запах. За глаза его прозвали Големом. Эмма посмотрела в словаре, что это значит. Там написано, что слово «голем» заимствовано из еврейского и означает «комок». Глиняный истукан, оживающий от заклинаний ученых иудеев. Поди разберись!

Но вообще, они мало общаются с другими людьми. Только с Эвальдом Кранцем – одним из немногих избранных. Он единственный друг могильщика и работает в службе эвакуации умерших. Такая служба действительно существует. Забирают не только посылки с почты или детей из детского сада, но и тела умерших из квартир. Покойным, наверное, все равно, а вот соседям – нет.

«Ты даже не представляешь, как могут вонять трупы!» – вечно приговаривает Эвальд.

Особенно если после их смерти уже прошло время. Бывает, что человек умер, а его никто не хватился. И тогда он лежит в кухне на полу, на диване или кровати и медленно разлагается. Такое случается. Как-никак, Эмма читает газеты.

Каждую третью пятницу месяца ровно в семь часов вечера Эвальд приходит к ним в гости. На ужин они едят буйабес.

«Никто не варит такую вкусную уху, как твой папа», – говорит Эвальд Эмме.

В городе, правда, есть французский ресторан, но повар, как утверждает Эвальд, не распозна́ет хороший буйабес, даже если его в этом супе утопить. Теперь Эвальд приходит раз в месяц, съедает четыре тарелки ухи и в придачу целый багет, макая его в суп. Эмме от одного вида становится дурно!

Отец Эммы не любит говорить.

«Если дельного сказать нечего, лучше помалкивать!» – вот его девиз. Но дочь – другое дело. Ей он всегда найдет что сказать дельного. А если и не дельного, то занимательного, смешного или просто интересного.

Северин Блум не пишет истории, как Эмма: он предпочитает их рассказывать. А историй у него в запасе полно. О чем, спрашивается, может поведать могильщик? Казалось бы, мало о чем. Но Северин Блум не всю жизнь был могильщиком. Не стоит судить о нем по запаху. Некоторые вещи не то, чем кажутся! Эту фразу Эмма тоже терпеть не может.

Раньше Северин Блум был моряком! Точнее, коком на корабле. Шаткий пол камбуза под ногами, потом снова чужие континенты. Это было до того, как он повстречал маму Эммы Лену и остался ради нее на суше, и до того, как она умерла при родах. А на кладбище он устроился работать уже позднее.

У моряка жизнь, конечно, насыщеннее, чем у могильщика. Как там говорится? Путешественникам есть что рассказать. А Северин Блум повидал немало. Он собирал истории как жемчужины и теперь одну за другой нанизывает их на нить сверкающего ожерелья в мансарде Эммы. Хоть ей уже и двенадцать, она еще не выросла из рассказов об одичавших ламах, летучих мышах-вампирах и китах величиной с их дом.

Но одними историями дело не ограничивается. Ведь могильщик был не простым матросом, а поваром, да вдобавок еще хорошим. Теперь он готовит дочери экзотические блюда: гамбо, паэлью, батат, клубни ямса, окру, джамбалайю и много чего еще. Всего и не упомнишь! Пусть, мол, Эмма попробует мир на вкус. Но Эмма вовсе не стремится все перепробовать. Особенно после того, как папа однажды поджарил на сковородке саранчу, будто это рыбные палочки. Их длинные ноги хрустели на зубах. Просто невыносимо. Чтобы помириться с Эммой, отцу пришлось испечь ей целую стопку блинов.

В целом Северин Блум – счастливый человек. Он любит свою работу. Работа у него хорошая, а умирают люди всегда, говорит он. Кто-то ведь должен их достойно похоронить. Мы ведь не в Средневековье живем, когда из-под земли прямо рядом с рынком торчали кости и полуразложившиеся останки и никого это не смущало. Так было на самом деле. Кладбища посреди города, торговые палатки, кукловоды и всякие развлечения. У Эммы есть книга на эту тему. На одном пятачке земли хоронили столько народу, что трупы не успевали разлагаться. От трупных газов над кладбищами по ночам наблюдалось фосфоресцирующее свечение. Разумеется, это нужно было прекратить: ведь люди от гнили болели. Но все-таки жалко, что кладбище у Эммы под окнами не мерцает по ночам красивыми зеленоватыми огоньками.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.