– Ладно, с этим потом разберёмся, – пробормотала Ласа, задумчиво барабаня тонкими длинными пальцами по краю стола. Наконец она решительно скомандовала в микрофон машины:

– Ласа Астер, планета Турус – в адрес МГСС СЦМ. Прошу вызвать сюда специалистов из отдела Ранна, контактёров из отряда Сита, космотехников из отдела Гелинтера для продолжения работы по заданию номер…

ГЛАВА 2

Диск Полияра только высунулся над линией горизонта, а Астер уже двигалась на скоростной дорожке в сторону реабилиционного центра. Даже через защитные биоэкраны дорожек она вновь ощутила сложный букет аромата цветов, над которыми порхали птицекрылы всех мастей и размеров. Некоторые из них натыкались на невидимый для них биоэкран, удивлённо таращили свои глазки-бусинки на девушку, потом грациозно взмахивая опушёнными коротким мехом крыльями, летели дальше, виртуозно вращая своими длинными хоботками. Ей уже приходилось сталкиваться с единственным видом летающих существ этой планеты. Они были на удивление кроткими созданиями, питались только нектаром цветов и совершенно не переносили неволю. Колонисты, освоившие эту планету, и птицекрылы жили, не мешая друг другу.

Турус был колонизирован сравнительно недавно. Здесь не было больших открытых водных водоёмов, а тем более морей и океанов, как у неё на Цирре. Вся цветущая поверхность планеты была покрыта, в основном, сравнительно небольшими озёрами-колодцами с кристально чистой водой. Здесь не было ни скал, ни вулканов, ни лесных зарослей. Здесь были только цветы, цветы и цветы. Гигроскопичный состав грунта щедро питал мощную корневую систему этого самого колоссального по размерам цветника всех известных миров. Но венцом этих мириад красных, белых, синих и прочих цветов, конечно же, были лирсы, ставшие брендом, легендой этой неповторимой по красоте планеты.

Взрослым, матёрым, лирс становился, когда его глянцевая кора, имеющая в молодом возрасте розово-молочный цвет, приобретала тёмную красно-коричневую окраску. До наступления последнего в жизни лирса закрытия ракушки-купола, цветок с его мясистьми лепестками, каждый из которых весил десятки килограммов и содержал в себе все необходимые для колонистов микроэлементы, шёл в переработку через промышленные синтезаторы, и в этом смысле жители Туруса не испытывали недостатка в продуктах. Через месяц после удаления бутона древовидная колонна лирса начинала высыхать и приобретать камнеподобную структуру. И тут нужно было не зевать. Пока мякоть ствола ещё сохраняла податливость, лирс превращался руками и заботами колонистов в великолепные замки-дома. Внутри этих тридцати-сорока метровых гигантов, имеющих примерно такой же диаметр (лирсы растут одновременно ввысь и вширь), в ещё незатвердевшем чреве делали целые лабиринты проходов и помещений для различных нужд колонистов: жилые помещения, лаборатории, склады, словом, все необходимые для безбедной жизни комфортабельные аппартаменты.

Пулан Свит, тот самый, старый и уже сморщившийся в свои чуть-чуть не полные пятьсот лет, доктор реабилитационного центра ждал её в глубине зала, где располагался саркофаг со спасённым пилотом.

– Доброе утро, Пулан!

– Да, да, доброе утро, – как-то рассеянно и медленно, через грёзы своих раздумий произнёс он и неторопливо поднялся ей навстречу.

– Вы знаете, митта Ласа, – он с прищуром посмотрел на девушку, – я тут со своими помощниками обнаружил ещё одну загадку, ответ на которую возможно поможет нам продвинуться вперёд в оказании помощи этому молодому и, безусловно, несчастному существу.

И он повёл рукой в сторону саркофага.

– Да? И в чём загадка? – Ласа скосила глаза в ту же сторону.

– Мы тут в ваше отсутствие немного поэкспериментировали, – и он молча протянул девушке карточку исследований.

– Как видите, – продолжил он, – наш, так сказать, подопытный резко отрицательно реагирует на рост яркости освещения. Чем ярче освещение, тем более неадекватно, я бы сказал, судорожно начинают работать все жизненно важные органы его тела и мозг, и наоборот, чем глуше и меньше освещённость, тем более спокойны его биоритмы. Правда, – тут же оговорился Пулан, – при уменьшении интенсивности освещения, начиная с определённого порога, у него возрастают волны необъяснимого страха, а при полном отсутствии света, приборы, регистрирующие эти волны, буквально зашкаливает!

– Может, это просто реакция на стресс, необычную для него обстановку?

– Я так не думаю и вот почему. Мы перепробовали разные спектры освещённости и знаете, – он удивлён-но поднял свои выцветшие брови, – при фиолетово-красном освещении, сквозь сон, правда, он заулыбался, а все эти флюиды страха сошли на нет, понимаете?

– Честно говоря, не очень, я ведь не ахти какой специалист в этих вопросах, – со вздохом произнесла Астер, – но я запросила Центр, чтобы сюда направили лучших специалистов. Пусть и они поломают голову над этой загадкой.

– Умничка, митта Ласа, от помощи в данном случае грех отказываться. Кстати, сегодня уже можно будет открыть саркофаг. Срок карантина и необходимой реабилитации пройден, все тесты подтверждают – он так же и тем же дышит. Вот не знаю его предпочтения в еде…

– Так чего мы ждём? Давайте его будить!

Они направились к саркофагу. Полупрозрачная накидка сдвинулась в сторону, обнажив мускулистую грудь незнакомца и слегка впалый живот. Светлые волосы, приобретшие в красно-фиолетовых бликах зеленоватый оттенок, были влажными на лбу и висках. Они прислушались к мерному дыханию спокойно спящего здорового, молодого парня. Доктор Свит нажал на одну из клавиш пульта управления и через некоторое время они заметили, как сначала затрепетали ноздри, чуть растянулся в улыбке рот пилота и, наконец, он открыл глаза. Его взгляд вначале бессмысленный и отрешённый скользнул по потолку и остановился на девушке. Он улыбнулся ей и начал что-то горячо говорить. Ласа, опустив штангу «разговорника», знаками показала ему, чтобы он продолжал говорить. И тут произошло совсем удивительное – он запел! В своё время Ласа получила прекрасное академическое образование, в том числе и музыкальное, и было время, когда её вокалом восхищались многие на ассамблеях музыки острова Кри, но потом она поняла, что это не её призвание. Её влекло к звёздам, в далёкие и близкие миры и, в конце концов, она нашла то, что искала. Нет, музыку, пение, она по-прежнему любила, но теперь они были приятным фоном её жизни и не более того.

– Странно, – ни к кому не обращаясь, прошептала она, – его разговорная речь отрывиста, даже грубовата, а поёт плавно, словно вода в ручье течёт – равномерно и без всплесков.

Свит дал знак своим коллегам, и зал вместе с саркофагом погрузился в красноватую полутьму. Парень, продолжая задорно распевать свою песенку, приподнялся над ложем и вдруг неожиданно показал кулак с оттопыренным вверх большим пальцем, а Пулан и Ласа растерянно переглянулись. Они не знали значения этого жеста. Но судя по тому, что незнакомец глядя на них, во весь рот улыбался, этот жест не был жестом агрессии. Невольно старый доктор, Астер и столпившиеся вокруг саркофага лаборанты тоже радостно заулыбались. А самый продвинутый из них, Тер Коун, тоже выбросил вперёд руку со сжатым кулаком и оттопыренным большим пальцем и показал его пилоту. Тот оценил находчивость молодого лаборанта и… засмеялся! Смеющийся незнакомец показался Ласе ещё симпатичнее. Его лицо разгладилось, глаза теперь излучали весёлые искринки. Весь его облик как бы говорил: хватит изображать из меня подопытного кролика, я же здоров и весел! Пулан Свит скосил глаза на приборы, тестирующие состояние пилота. Их показания однозначно подтверждали – кризис миновал, и с этим парнем всё будет в порядке. Самое главное, в нём не было страха. Док вновь отдал короткую команду, и крышка саркофага плавно поднялась и стала на ребро на его дальней стороне.

Ким Русс действительно чувствовал себя как никогда превосходно. Хотя его и угнетало по-прежнему то, что он почти совершенно не помнил и не мог, несмотря на все свои усилия, вспомнить даже смутно хоть что-нибудь до того момента, когда он очутился в этом «аквариуме». Все его потуги заканчивались каждый раз ослепительной вспышкой в его мозгу, после чего он долго не мог оправиться. Но он уже точно знал, что рад видеть улыбку этой девушки с огненной копной волос на голове, её смешную растерянность, отразившуюся на лице, когда он вдруг запел. Ким уже было свесил ноги, чтобы соскочить на пол и тут со смущением обнаружил, что он гол, как покойник в морге. Лаборанты разбрелись по своим местам, Пулан и девушка, похоже, не заметили краску стыда, полыхнувшего жарким огнём по лицу Кима, а может быть эту краску скрыли слегка мерцающие светильники, испускающие красно-фиолетовый свет. И всё же первой смущение пилота заметила Астер. Она отвернулась и отошла к зашторенному окну, делая вид, что внимательно изучает тесты исследований незнакомца за последние сутки. Так уж было принято на её родной Цирре, не пялиться глазами на голых мужчин. Пора полового влечения у девушек её планеты наступала обычно после тридцати-сорока лет. К тому времени полностью заканчивалось физическое развитие циррянки как женщины. Хотя из разных руководств, книг, фильмов, редких стыдливых шушуканий на эту тему с подружками она примерно знала, где и что у мужчины находится. До сегодняшнего дня её по-настоящему волновала только работа. По крайней мере, до появления в её жизни этого странного незнакомца. Ещё когда начала подниматься крышка саркофага, она почувствовала Его запах, она узнала в нём запах того мужчины, который, говоря языком циррян, мог быть только её и ничьим больше. Бывало, хоть и редко, когда женщины Цирры так и не находили «своих» мужчин. Они быстрее старели и так и умирали в одиночестве не найдя свою единственную и на всю оставшуюся жизнь половинку. Именно распознаваемый только двумя партнёрами запах своего избранника и избранницы раскручивал головокружительную спираль любви. Только тогда циррянка могла любить и быть любимой. Так был устроен её мир. Она вдруг с содроганием подумала: а каков его мир, как и кого, он может полюбить. Если для неё всё уже было ясно – шанс встретить «своего» мужчину даётся только один раз, то… По её спине даже озноб прошёл от осознания, что её может ожидать в будущем, в будущем без Него…