Его обожгла неожиданная мысль, а может ему так и не удалось прорваться, и он угодил в лапы каких-нибудь неизвестных ему союзников огунов, язык которых ему был неизвестен? И всё же появившееся при пробуждении тревожное чувство опасности постепенно уходило из него, лишь в глубине мозга пульсировала непреходящая резкая боль. Наконец, он решился и открыл глаза. Его голое тело было прикрыто лёгким синим покрывалом, облеплено датчиками, липучками со странными шарообразными прибамбасами, обвешано проводами и трубками. Лежал он в стеклянном ящике-саркофаге.
Тотчас же над ним склонились двое: старик с худощавым, вытянутым лицом, серыми глубоко сидящими глазами, седым ёжиком волос на голове и девушка с внимательно смотрящими карими глазами, продолжающая что-то говорить мужчине. Её блестящие медно-рыжие волосы волнистой копной спадали вперед, и она недовольно морщилась, убирая их коротким поворотом головы. Старый «ёжик» произнёс несколько вопросительных фраз, обращаясь к Киму, но, не дождавшись ответа, лишь пожал плечами и что-то коротко сказал девушке. Та, видимо соглашаясь с ним, кивнула головой и всё-таки, потеснив старика, стала настойчиво задавать свои вопросы. Ким Русс одинаково безразлично пожимал плечами и разводил руками, отвечая им на своём языке:
– Я не понимаю вас.
Контакт явно не получался. И тут девушка, подав вполне понятный предупредительный жест, одновременно относящийся и к нему, и к старику, быстро отошла к стеллажу у противоположной стены помещения и вернулась к ним с прибором, чем-то отдалённо напоминающим диктофон. Она подключила прибор к верхнему разъёму саркофага, и тотчас же почти к губам пилота опустилась блестящая штанга с раструбом на конце и знаками дала понять: мол, говори, хоть что-нибудь говори.
Ким облизнул разом пересохшие губы и внятно произнёс:
– Я не понимаю вас. Я почти ничего не помню, что было со мной до моего пробуждения. Я помню, что должен был вырваться из плена. Меня преследовали, потом вспышка и… я отключился. Я не знаю, как попал к вам и кто вы… Где я?
Чувствуя, как волна слабости начала вновь его накрывать, Ким почти кричал последние слова, хотя девушка и старик под конец услышали только горячечный, еле различимый шёпот. Старик, убедившись, что пилот заснул, поманил девушку в сторону.
– Признаться, уважаемая, за свою многолетнюю практику общения, э-э-э, с себе подобными, я ни разу не слышал этого, я бы сказал, экзотического языка. Я ничего не понял, вот в чём вопрос! Думаю, вы тоже.
– Да, док, – задумчиво произнесла Астер, – мне тоже показалось, что его язык, да и голос действительно необычны. Его речь грубовата, отрывиста и со-вершенно не имеет отношения ни к содру, нашему единому универсальному языку Содружества, ни к большинству языков известных мне миров. Надеюсь, дешифратор речи быстрее нас справится с проблемой опознавания его языка.
Вечером, находясь в аналоговом центре планетарной службы спасения она запустила данные записи речи незнакомца в компьютерную систему и стала терпеливо ждать результатов. Через широченное окно зала мягко струил свет Полияр, жёлто-красный красавец, диск которого уже коснулся горизонта. Бутоны огромных цветов лирсов в лучах заходящего светила зажглись изумительно чистым рубиновым светом. Их лепестки, отороченные кипенно-белой каёмкой, прямо на глазах стали быстро сжиматься в тугие купола, а над ними начали смыкаться верхние защитные треугольные лепестки-створки. Последние лучи солнца утонули за горизонтом и все лирсы: и маленькие, и огромные башни старых лирсов как по команде увенчались глянцево поблескивающими куполами ракушек этих, ни на что не похожих, цветов…
Мягко запищал зуммер выходного сигнала компьютерного пульта. Ласа повернулась к монитору и её брови моментально взлетели вверх от удивления. Машина вещала:
– Алфавитный набор, диалектикофонетическая основа, слоговая связь искомого языка не поддаётся идентификации ни с одним языком миров Содру-жества, как цивилизованных, так и нецивилизованных сообществ гуманоидов всех пяти существующих классов. Введённый объём слов недостаточен для разработки языка общения… Далее следовало предложение о вводе более полного набора букв и звуков неизвестного языка.
– Да кто же он такой?! – недовольно пробурчала Астер и, упрямо тряхнув головой, повторно загрузила в компьютер ту же вводную, уже почти уверенная, что и на этот раз результат будет прежним.
Не теряя времени она запросила филиал центра Истории Содружества на Турусе с просьбой сообщить ей о всех известных доисторических, мёртвых и ушедших в небытие языках, когда-либо существовавших в мирах Содружества.
В экваториальном поясе планеты сумерки были короткими и за окном вступила в свои права ночь. На небе всё ярче разгорались звёзды, а над горизонтом показался небольшой, ослепительно блестящий диск искусственного солнца. У Туруса их было три. Они выполняли различные функции, главной из которых была конденсация энергии и передача её на приёмные станции планеты. Внизу, под окнами лирса-дома, где сейчас находилась Астер, чередующимися красно-жёлтыми полосами светились движущиеся дорожки-транспортёры, проложенные между соседними домами-лирсами. Тишину нарушало только монотонное жужжание чрева компьютера и мелодичная музыка, льющаяся из малогабаритного квинтора, вмонтированного в нишу стены. Вскоре одна за другой на мониторе появилась информация на запросы Ласы. Но ни утешения, ни ясности она в них не нашла. Аналоговый центр вновь предлагал значительно расширить базу данных, а филиал центра Истории ответил, как обрубил: подобного языка ни в какие эпохи развития Содружества не существовало!
Будучи молодым, но достаточно опытным специалистом, она понимала, что, несмотря на частность случая спасения подобного ей существа, невозможность идентификации его языка – это абсурд, нонсенс, этого просто не могло быть. Сотни миллиардов разумных существ Содружества имели тысячи языков, диалектов, наречий, но ни один из них не имел ничего общего с тем, что она слышала из уст спасённого пилота неизвестного корабля.
– Кто же он? – в который раз повторяла Астер, прислонив разгорячённый лоб к прохладному остеклению окна. В памяти всплыл образ таинственного не-знакомца. А он, пожалуй красив, этот гость из космоса. Она вспомнила его лицо. Высокий, крутой лоб, светлые волосы крупными локонами обрамляющие лицо с правильными чертами, лихорадочно блестящие и источающие боль глаза с пронзительно глубокой синевой…
– Надо же, голубоглазый, а это большая редкость в наших мирах, – подумала она. И снова вспомнила и даже почувствовала боль, которая хлестала из глаз и запёкшегося рта этого парня. По её спине мурашками пробежал неожиданный холодок. Ничего подобного она не испытывала наверное уже лет двадцать…
Тогда, ещё десятилетней девчонкой она купалась в беззаботном счастье жизни на своей родной Цирре. Со своими сверстниками, достигшими этого возраста, она училась летать на первом, подаренным отцом экранолёте. На её родной планете не было крупных и даже средних по размерам материков. Над поверхностью бескрайнего океана, покрывавшего всю поверхность Цирры, на разных расстояниях друг от друга, отстояли большие и совсем крошечные острова, где и жили цирряне. Каждый остров напоминал райские кущи. Трудолюбивые жители построили в толще скал заводы, фабрики, склады, шахты. Между островами сновали океанские суда. Но наиболее быстрым и любимым транспортным средством циррян были экранолёты самых разных конструкций и предназначенных для разных целей – перевозки грузов, пассажиров, туристов. Вот именно тогда, пустившись в свой первый полёт, Ласа едва не разбилась о скалы, не справившись в какой-то момент с сильным порывом ветра. Буквально в десятке метров от россыпи острых камней её подхватил захватом своего экранолёта инструктор-наставник, наблюдавший за новичками. Но даже то чувство испуга, которое она тогда испытала, уступало по своей мощи и силе той боли и страху, которые исходили из глаз спасенного пилота. Неожиданно она ощутила, как её захлестнула волна сочувствия, или, скорее всего, сострадания к этому беспомощному существу. Астер научилась контролировать свои эмоции. Годы работы спасателем не прошли зря. Недаром мама при каждой новой встрече с ней всё чаще сравнивала её с каменной статуей. Но почему вдруг участилось дыхание, появилось щемящее сердце томление? Ласа, по меркам Цирры да и многих других миров Содружества, была ещё совсем юной. В её неполные тридцать лет, конечно же, влюблялись и даже иногда выходили замуж. Но, как правило, для любви и замужества более всего подходил интервал от сорока до семидесяти лет, а до этого срока её сверстницы, как губка воду, впитывали всю необходимую для жизни и деятельности информацию, не торопясь жить. До четырёхсот-пятисот лет – порога старости, было столько времени! Она действительно ещё никого не любила, не считая конечно своих родителей и брата, но только теперь поняла, что те чувства, которые она испытывала к своим близким, не шли ни в какое сравнение с той опьяняющей волной, вдруг поднявшейся в ней…