похода. Вот и дохрабрился. Неумело завязав узел крепления рюкзака на байдарке, он на первом же буруне слабенького порога потерял его. Узел поехал, рюкзак выскользнул из пут и булькнул в воду. А там были банки с тушёнкой для четырёх человек на все шесть дней пути.

Вода была прозрачной, и Витёк видел какое-то время потерянный груз на дне реки. Он даже попытался судорожно подгрести двухлопастным веслом чуть назад и хотел подцепить лопастью весла лямку рюкзака, но лопасть соскочила с лямки, и парень, потеряв равновесие, опрокинулся в воду. Его ноги предательски застряли в самой байдарке, и он прилично нахлебался воды пока выбирался из посадочного гнезда своего утлого судёнышка. В холодной воде пальцы плохо слушались, и он умудрился выпустить из ладони носовой фал байдарки, и ту стремительно понесло вниз по течению. Витёк заорал. Заорал на эту чёртову реку, на вертлявую байдарку, на зловредного Семёна и даже на Алину Лескову, четвёртую участницу их похода. Но больше всего он орал на самого себя, неуклюжего, неумелого «компьютерного аса», в жизни не державшего ничего тяжелее компьютерной мыши. Правда, последние полгода он два раза в неделю ходил в тренажёрный зал недалеко от гостиницы «Исеть», где и познакомился с Верунькой.

Стоя по колено в ледяной воде он только сейчас заметил, что до сих пор сжимает в руках бесполезное теперь весло. Размахнувшись, он со злым уханьем швырнул его вслед за уплывающей лодкой. Салазкин никогда не оставался в лесу один. Он вообще не любил лес, эту мошкару, облепляющую лицо и руки, звенящих над ухом комаров. Он ещё с детства был запуган мамой ужасными клещами, стадами бродящими по лесу и нападающими на людей. Отца своего он не помнил. Мама развелась с ним, когда Витечке и трёх лет не было. Так что в нём бурлило и клокотало только женское начало, женские привычки, женские капризы и грела душу только неизбывная материнская любовь.

Что делать? Куда идти, и идти ли, или оставаться на месте, в надежде на то, что более опытному в этих делах Пегову не западло будет вернуться за ним, после того как он увидит проплывающую мимо них байдарку Салазкина. Краем уха, когда он отлипал от своего всевластного хозяина-компа, чтобы быстренько проглотить приготовленные мамой бутерброды или заказанную пиццу и запить их кофейком, он иногда улавливал, что говорили с экрана телеящика в соседней комнате. Удалось ему как-то услышать в такие редкие минуты «отдыха» и историю про потерявшуюся шестилетнюю девочку из какой-то деревни. Она три дня одна мыкалась в тайге и ничего, не пропала. Более того, когда её всё-таки нашли, она была с полным лукошком грибов. Вот что значит деревенская закваска. А он был человеком сугубо городским. Не знал он, в каком направлении от него искать север или юг, куда течёт эта злая река, так как географию вообще, и географию своей области он не знал, и знать не хотел.

Середина августа в этих краях порой бывает очень даже прохладной. К утру изо рта чуть ли не пар идёт. Витёк похлопал по клапанам спасательной куртки и облегчённо вздохнул. Пакетик с набором спасательных принадлежностей был на месте. Он подышал несколько раз на пальцы, чтобы согреть их и покопался в пакетике. Спички, залитые стеарином не размокли. Мельком взглянув на клонящееся к закату солнце он, присмотрев для себя походящую для ночлега площадку между двумя крупными валунами, начал

стаскивать на неё всё, что могло гореть. Хвороста, веток, обломков деревьев тут хватало. Но для того чтобы запалить костерок ему пришлось потратить почти половину спичек. Хворост прогорал быстро и Витёк чертыхнувшись, осмотрелся. Что он будет делать, если вся эта мелочь прогорит в самом начале ночи? По второму кругу в уже сумрачном лесу он собрал к костру крупные сучья, коряги и даже несколько стволов небольших деревьев явно поверженных каким-то ураганом, прошедшем в этих местах. Покончив с этим, он сразу почувствовал гложущую пустоту в желудке. Он хотел есть! И не просто есть, а жрать! В пакетике «Спас» он нашёл только одну шоколадную плитку. Недолго думая Витёк засунул в рот сначала половинку плитки, а спустя минуту отправил в рот и вторую половинку, после чего с наслаждением сглотнул. Он по-прежнему надеялся, что ушедшие вперёд ребята вернутся за ним, после того как выловят его байдарку.

У костра он почти обсушил свою одежду, да и сам согрелся. Расстелив спасательную куртку Витёк незаметно для себя уснул. Пробуждение было нерадостным. За ним никто так и не пришёл. С неба, затянутого низкой облачностью, моросил нудный дождь. Костёр, естественно, давно потух. Снова ужасно хотелось есть, но есть было нечего. И Витёк струхнул. Он понял, что вторую ночь без костра или какого-либо укрытия над головой он не переживёт. И он решил пройти вниз по течению в надежде встретиться на полпути с ушедшими вперёд туристами. Но идти вперёд вдоль русла реки оказалось делом почти невозможным. Скалистые береговые утёсы, курумник выстилающий русло реки на обеих берегах своими каменными глыбами и валунами, делали ходьбу по ним опасной и порой невозможной. Сломай или вывихни ногу и всё, пиши пропало. Витёк затравленно осмотрелся. Влево от него берег уходил вверх казалось не очень круто, но там виднелись деревья, а значит какая-никакая, а защита от дождя будет обеспечена. И он свернул к береговому откосу. Несколько раз ноги предательски скользили по намокшей лесной подстилке, но он уже заметил, что ещё чуть-чуть и он достигнет плато над откосом. Он даже стал различать мелкие сосновые шишки, прятавшиеся в пушистых пучках иголок. Он сделал очередной торопливый шаг в сторону этого кедрового рая и тут правая нога предательски зацепилась за выступающий из обрыва корень какого-то дерева, и он кубарем покатился вниз по склону.

Очнулся он от звука немного дребезжащего старческого голоса:

– Эй, эй, милок, просыпайся, а то и так все бока пролежал.

Витёк чуть разлепил веки и тут же вновь крепко зажмурился. Над ним склонилась голова, на которой свободными от растительности были разве что глаза и лоб. Ни дать ни взять леший-лесовик из его детских сказок.

– Ну ладно, ладно, вижу что проснулся. Давай знакомиться.

Витёк потёр глаза кулаками и тут же сморщился от боли. От кисти до локтя правой руки была наложена тугая повязка. Пытаясь уложить голову поудобнее на подушку, он снова почувствовал резкую боль в голени левой ноги. Заглянув под одеяло, он с ужасом обнаружил, что его нога от паха до пятки тоже была перетянута бинтами.

– Зови меня просто, Кузьмичом. А тебя как зовут, милок?

– Витьком.

– Это что, имя такое или кличка?

Голубые, чуть выцветшие глаза старика разве что искры из себя не источали.

– Виктор. Виктор Салазкин.

– Как тебя, Виктор Салазкин угораздило в глухой тайге оказаться да ещё одному, да без корки хлеба за пазухой?

– Да мы тут с ребятами поход на байдарках замутили, хотели до Тобольска сплавиться.

– До Тобольска?! Ишь ты, путь-то неблизкий! И что случилось с вами?

– Да так-то ничего не случилось. Ребята вниз по реке ушли, а я рюкзак с припасами утопил, хотел его достать со дна, но байдарка опрокинулась, и потом её течением унесло А ночью, видимо, дождь начался ,и я решил по сухому, берегом вниз по реке пройти да вот сорвался с кручи, а дальше не помню, что со мной было.

– А дальше милок я и сам знаю, что было. В тот день я лисичек в лесу решил собрать и заметил внизу под кручей твою яркую оранжевую куртку. Приволок тебя в избушку, подлечил малость. Так что дней десять тебе тут лежать, бока проминать. Да ты молодой ещё, косточки и на руке и на ноге быстро срастутся.

Витёк ошалело уставился на старика:

– Так рука и нога у меня сломаны?

– На ноге трещина в кости, а рука точно сломана. Да ты не пужайся так. Подлатаю я тебя. Здоровей будешь пуще прежнего.

– Так меня, ,наверное, весь Екатеринбург уже ищет. Мама у меня такая, что кого хочешь на дыбы поставит. Надо ей срочно позвонить, а то ей плохо становится, когда она волнуется.

Кузьмич взял с подоконника, нависающего над кроватью навороченный смартфон, под защитным стеклом которого виднелись потёки воды.