В предыдущих главах мы уже неоднократно упоминали разные материалы из «Корсарских писем», обсуждая самые разные темы (сексуальность, религия, фашизм, общество потребления, споры). Книга стала чем-то вроде подведения итогов позднего Пазолини: горькие и безнадежные выводы.

В книге были собраны журналистские материалы, опубликованные в ежедневной газете Corriere della Sera и еженедельнике Il Mondo с 7 января 1973 года по 18 февраля 1975 года, со своего рода приложением, озаглавленным «Документы и дополнительные материалы», включающим ряд критических статей, опубликованных в журнале Tempo в период с 10 июня по 22 октября 1974 года.

Пазолини не был новичком в борьбе журналистов за истину: сотни его заметок и рецензий печатались в разных изданиях, не считая объемных статей – в собрании сочинений Пазолини, изданном под руководством Вальтера Сити в серии Meridiani издательства Mondadori, эссе и статьи писателя о литературе и искусстве заняли почти два тома{См. SL1 e SL2.}. Среди трудов о литературе, искусстве и кинематографии, изданных при жизни Пазолини, можно вспомнить «Страсть и идеологию» (1960), «Еретический эмпиризм» (1972), посмертно был издан сборник «Описание описаний» (1979).

Остановимся на «Oчерках о политике и обществе» (так назывался второй том под редакцией Сити){См. SP.}. В период между 1960 и 1965 годами Пазолини вел рубрику по письмам читателей, озаглавленную «Диалоги с Пазолини», в коммунистическом еженедельнике Vie Nuove (эти очерки потом легли в основу посмертного сборника «Прекрасные флаги» 1977 года), а в период между 1968 и 1970 годами – рубрику «Хаос» в журнале Tempo (на ее основе также был издан посмертный одноименный сборник). Колонка в Vie Nuove представляла собой диалог с молодыми читателями-коммунистами, в те времена, когда он еще верил, что способен чему-то их научить. Сотрудничая с журналом Tempo, Пазолини, наоборот, более «профессионально» (но не отстраненно) комментировал основные события современности. Эта его публицистическая деятельность продолжалась в 1973 и в 1975 годах, практически до самой смерти – он писал для популярной итальянской газеты Corriere della Sera, а также для иных изданий, таких как Paese Sera, Il Mondo, Tempo illustrato, Epoca. Эти очерки потом составили два тома: один вышел в виде уже упомянутого сборника «Корсарские письма» в 1975 году, а второй в 1976 году, год спустя после смерти автора, под названием «Лютеранские письма» (все очерки были датированы 1975 годом, его первыми месяцами, вплоть до гибели Пазолини 1 ноября того жe года).

То, что Пазолини был автором Corriere della Sera – факт весьма значимый. Миланская ежедневная газета на самом деле была газетой итальянской буржуазии. Как уже не раз отмечалось, Пазолини буржуазию презирал и боролся с ней самозабвенно. А тот факт, что он решился написать не для издания Unità, чьими читателями были студенты, рабочие, активисты КПИ, а для ежедневника с улицы Сольферино, означал, что он хотел говорить именно с буржуазией, что-то ей открыть, пусть полемическим и даже агрессивным тоном – но в любом случае спорить с ней, возможно, выразить собственное несогласие и неприятие.

В «Корсарских письмах» (ниже я рассказываю об этом сборнике – многие его темы и выводы были потом вновь затронуты и развиты в «Лютеранских письмах) Пазолини развивал разные сюжеты. После возникновения массовых коммуникаций социальный мандат интеллектуала сократился до единственно права на критику – писатель стал «корсаром», одиноким, плывущим против течения, готовым напасть на могущественные экономические, политические и культурные флагманы итальянской общественной жизни протестуя против того, что ему кажется фальшивым.

В главе «17 мая 1973 года: Лингвистический анализ рекламного слогана» Пазолини рассматривал рекламу джинсов Jesus («Ибо, говорю вам, не будет у вас иных джинсов, кроме моих»){Там же, стр. 279.}, которая, по его мнению, свидетельствовала о дехристианизации итальянского общества, охваченного религией потребления до такой степени, что оно было готово пародировать, доходя до кощунства, заповеди Христовы.

Идеология массового потребления мощно воздействовала, по мнению Пазолини, на сознание людей, абсолютно подавляя и усредняя его, и превосходила в этом фашистскую идеологию («9 декабря 1973 года, Аккультурация и аккультурация»): «Никакой фашистский централизм не смог сделать того, что сделал централизм общества потребления». Диктатура Муссолини, по мнению Пазолини, добилась от итальянцев только внешнего подчинения: «сегодня, наоборот, приверженность образам, навязанным Центром, тотальна и безусловна». Поэтому, заключает писатель, «толерантность к гедонистической идеологии, которой желает власть, есть худшая из репрессивных политик в истории человечества»{Там же, стр. 290.}: экономическая логика, под видом свободы навязывающая массам стандартизированные блага, влечет за собой утрату всякого разнообразия. Чтобы система могла работать и сохраняться неизменной, люди должны были стать максимально похожими друг на друга, свестись к «одному измерению» – именно так, «Одномерный человек», называлось знаменитое эссе Герберта Маркузе168 (один из представителей Франкфуртской школы (1964){О Пазолини и Маркузе см. Federico Sollazzo, Pasolini con Marcuse, в Kirchmayr 2016, стр. 97–114.}. Немецкий философ, примерно за десять лет до «корсара» Пазолини, писал:

Пазолини считал, что способов, которыми можно достичь этих результатов, существует только два: развитие инфраструктуры (увеличение сети дорог и автомагистралей, моторизация и т. п.), приближающей всех людей к «Центру», и массовые коммуникации, при решающей роли телевидения и рекламы, диктующих модели поведения.

Начнем с рекламы: эта реальность в 70-е годы присутствовала на телевидении в куда как меньшей степени, чем сегодня (коммерческое телевидение в те годы еще не существовало, а предложение было ограничено всего двумя каналами RAI; третий канал начал вещание только в декабре 1979 года). Если посмотреть рекламу тех лет в вечернем шоу Carosello169, она покажется симпатичной, приятной, изящной, определенно устаревшей, но именно поэтому забавной и уютной. Она представляла собой сценки длительностью в несколько минут (сегодня такая длительность немыслима в условиях современных телевизионных ритмов), к концу которых (всегда только к концу) упоминался рекламируемый продукт. Для создания этих рекламных роликов привлекались самые известные и лучшие творцы того времени. Некоторые персонажи, как, например, мышонок Джиджио и цыпленок Калимеро, стали настоящими звездами для взрослых и детей.

Но все это решительно не нравилось Пазолини. Почему? Первый ответ, наиболее очевидный – реклама была орудием манипуляции, фундаментальным инструментом промышленного неокапитализма, ненавидимого писателем по уже известным нам причинам. Но был и второй мотив, гораздо более деликатный, но не менее важный. Приведу слова блестящего компаративиста Рауля Морденти: «Реклама – полная противоположность критике, а точнее, являет собой высказывание, не терпящее и не могущее терпеть ни малейшей критики»{Mordenti 2007, стр. 179.}. Согласно этому определению, очевидно, что критический дискурс Пазолини был не совместим с рекламой, и наоборот. Это были два совершенно противоположных враждебных друг другу мира.