Volgar’eloquio – это народный диалектический язык, на котором люди говорят в повседневной жизни, прежде всего в частной, семейной обстановке. Этот язык выражает основные приоритеты итальянского общества и итальянской истории. Пазолини в финальных строках призывал молодого фашиста, вступив с ним в спор (стремясь перетащить его на свою сторону) полюбить этот язык: «Народный язык: полюби его. / Слушай, доброжелательно, как филолог-фонолог, / его лалии (Che ur a in!147), / звучащие из глубины послеполуденной жизни, / среди высохших изгородей, / на рынках – на Бычьем Форуме148 – / на станциях – между амбаром и храмом»{SL2, стр. 2825.}.

11 лет спустя мнение Пазолини стало куда как более мрачным и пессимистичным, по сравнению с его же высказываниями 1964 года. Его призыв сохранять диалекты объяснялся тем фактом, что со временем местные наречия начали постепенно исчезать, язык становился все более однородным – эти явления он наблюдал уже в 1964 году и отмечал их негативное воздействие на выразительность, которое со временем стало уничтожающим. В статье, опубликованной 11 января 1974 года в еженедельнике Tempo (рецензия на стихи поэта Игнацио Буттита, писавшего на сицилианском диалекте), вошедшей в сборник «Корсарские письма», Пазолини объявил смерть диалектов: «Среди иных трагедий, свидетелями которых мы стали (я и лично, и в моих переживаниях) в последние годы, можно назвать и трагедию утраты диалектов – это одна из самых болезненных утрат нашей действительности (в Италии она стала особенной трагедией, поскольку она всегда была разной, особенной, эксцентричной; никогда в ней не было централизма, центра “власти”)»{SP, стр. 460.}.

В Лечче Пазолини полемизировал с миром единого обязательного образования – он считал его, вместе с телевидением, ответственным за происходившее, за лингвистическое усреднение (и не только: за идеологическую, моральную унификацию) людей (в данном случае и будущих граждан): «Весь преподавательский корпус был привязан к телевидению, чтобы навязать этот знаменитый итальянский, который, ко всему прочему, уже давно не тот великий литературный флорентинец, что мог бы стать при определенных условиях идеалом: это чудовищный итальянский из телевизора. Поэтому плохие оценки, красные чернила […] за задания по итальянскому следует рассыпать не в тетрадях тех, кто употребляет диалектизмы, а там, где говорят, как Майк Бонджорно»{SL2, стр. 2831. Майк Бонджорно (1924–2009) стал самым известным героем итальянского телевидения. Первый успех настиг его на шоу Lascia o raddoppia? – и его имя стало нарицательным для подобного типа развлекательных передач, превратившихся со временем в настоящее социальное и культурное явление.}.

Бедный Майк Бонджорно149… После того, как его имя использовал Умберто Эко (в статье 1961 года, озаглавленной «Феноменология Майка Бонджорно», а потом в «Кратком дневнике», 1963) в качестве образцового примера (в том числе и в лингвистическом смысле) среднего – точнее посредственного – итальянца, сформировавшегося благодаря (или по вине) телевидения, он стал объектом нападок еще и Пазолини{Умберто Эко в эссе 1961 года писал: «Майк Бонджорно говорит на базовом итальянском. Его речь отличается крайней простотой. Он избегает условного наклонения, сложноподчиненных предложений, синтаксис в его речи практически незаметен. Он не использует местоимения, повторяя постоянно подлежащее, использует невероятное количество пауз. Всячески избегая кавычек и скобок, он не использует эллиптические фразы, не намекает, метафоры в его речи присутствуют лишь самые распространенные. Его язык не предполагает намеков и двойных значений и доставил бы удовольствие неопозитивисту. Чтобы понять его, не нужны вообще никакие усилия» (Eco 1992, стр. 32).}.

Пазолини повторил выводы, сформулированные в статье, опубликованной в газете Corriere della Sera тремя днями ранее (18 октября 1975 года) и озаглавленной «Отменим телевидение и обязательное образование» (впоследствии вошедшую в «Лютеранские письма» под названием «Два скромных предложения, как победить криминал в Италии»), – два «предложения а-ля-Свифт, поскольку их юмористическая подоплека и не думала прятаться»{Ссылка на Джонатана Свифта относится к его памфлету 1729 года, «Скромное предложение», в котором писатель иронично предлагал решить проблему перенаселения в сельской Англии и нехватки продовольствия путем приготовления и поедания крестьянских детей.}. Поскольку «обязательное образование – по сути инициация в мелкобуржуазный образ жизни, детям преподают бесполезные, глупые, фальшивые, моралистические предметы» и поскольку «телевидение (которое всего лишь средство) завершило эру благочестия и положило начало эре гедонизма»{SP, стр. 690–692.}, они внушают потребительский гедонизм и материалистическое мышление, ставшие когда-то их фундаментом. Во избежание недоразумений необходимо пояснить, что парадоксальное предложение Пазолини отменить среднее образование («обязательное образование», на которое он ссылался) и вкупе с ним телевидение было «только лишь метафорой радикальных реформ», как уточнял сам писатель в статье в Corriere della Sera от 29 октября 1975 года, отвечая на примечания Моравиа{Статья сейчас включена в «Лютеранские письма» под заголовком Le mie proposte su scuola e TV. Цитата в SP, стр. 697.}.

Пазолини смотрел «с горечью и унынием на разрушение многообразия культур (неаполитанской, сицилийской, фриульской и т. д.), которое ранее составляло лицо нашей страны»{Vincenzo Orioles, Pasolini e i processi omologativi del linguaggio, в Felice 2011, стр. 77–90: 83.}. Он так переживал, что во время дискуссии – отвечая на вопрос одного из учителей, спросившего его, что бы он посоветовал предпринять, как сказали бы мы сегодня, для вовлечения в школьную жизнь детей из семей, не говорящих по-итальянски, и говорящих только на диалектах (или других языках, например на албанском, распространенном в некоторых городках Калабрии) – неожиданно предложил сделать что-нибудь «экстремистское […] сепаратистского характера, по примеру басков, ирландцев, начавших недавно такую же кампанию корсиканцев». Впрочем, вскоре он пояснил: «Это другой парадокс […]. Я сказал это, чтобы подчеркнуть, что в реальности мало что можно сделать»{SL2, стр. 2835.}.

В период между мартом и ноябрем 1963 года Пазолини работал над документальным фильмом «Разговоры о любви». Сегодня этот фильм вызывает невероятный исторический и социологический интерес – в нем можно увидеть обычаи и привычки того времени, особенности отношений между полами. Автор взял несколько интервью о любви и сексуальности у сельских жителей, рабочих, студентов, коммерсантов, домохозяек, – то есть представителей самых разных социальных слоев, с Севера и Юга страны. В интервью были затронуты самые разные темы – сексуальные и любовные отношения, мужское тщеславие, образование детей, ■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■, отношения между мужчинами и женщинами, семья, измена, развод, проституция.

Фильм начинается с вопроса, заданного разным ребятишкам, «Откуда берутся дети?» и заканчивается типичной итальянской свадьбой между племянницей Пазолини Грациеллой Кьяркосси и Винченцо Черами, его учеником из школы в Чампино. Автор поздравляет новобрачных замечательной фразой: «Пусть вашу любовь сопровождает осознание вашей любви»{C1, стр. 474.}.

Помимо анонимных респондентов в фильме снимались также два «супер-консультанта», комментировавших ответы собеседников Пазолини: писатель Альберто Моравиа и психоаналитик Чезаре Музатти150. Первый с самого начала благословил проект без всяких оговорок: «Мы делаем это впервые, или почти, и я верю, что это будет такой фильм, который французы называют кино-правда, и в Италии это первая кино-правда, которая рассказывает о вопросах пола, табу не только на экране, но и даже в гостиных, где обсуждают самые актуальные темы; поэтому я верю, что наш интервьюер… делает все правильно»{Там же, стр. 420.}.