«Простота и мудрость» жизни в это время никакого значения не имеют, справиться бы хоть как-нибудь.

– Как вы все здесь живете? – спрашивает меня приятельница Валя, и вид у нее при этом заинтересованно-брезгливый, как у начинающего энтомолога, который столкнулся с редкой колонией тараканов и никак не может разобраться в их тараканьем царстве. Приятельница Валя последние лет двадцать пять, чтоб не соврать, живет в Австралии.

Просто и мудро живет там приятельница Валя.

Они оба – Валя и ее муж Васька – родом из города Привзвозного, и Привзвозный в девяностые совершенно пропадал, и жители его пропадали тоже, как же иначе!.. Васька «вырвался» – поступил в физтех, упорно учился, не жалея сил – трудился, очень старался. Голодал в общаге, мерз на картошке, по ночам в пекарне грузил хлеб. У них с моим мужем Женей о пекарне сохранились самые светлые воспоминания – после погрузки всем разрешалось взять свежий батон совершенно бесплатно и съесть его. Целый батон теплого белого хлеба!.. От наступавшей сытости они иногда засыпали на лавочке возле пекарни и опаздывали на первую пару, а первой была военная подготовка, опаздывать никак нельзя, под страхом исключения!

Васька окончил аспирантуру, уехал на стажировку, кажется, в Мюнхен или во Франкфурт, а оттуда до Австралии рукой подать. Валя, самая красивая девушка Привзвозного, работала, по-моему, в парикмахерской или в столовой – в общем, на каком-то хлебном месте, и уезжать в Австралию не хотела решительно. Васька ее долго уговаривал и уговорил, как до этого уговорил выйти за него – она тоже долго не соглашалась. Все же она самая красивая девушка в городе, да еще при хорошей работе, у нее всегда были колготки в сеточку, перламутровые тени, фиолетовая помада, острые лакированные каблучки и начес, а Васька что?! Васька ботаник и заморыш, худой, нескладный, в очках и кримпленовых коричневых брюках! Но – уговорил.

В Австралии, как все хорошо образованные и не ленивые русские, он очень быстро стал «номером один» в той области науки, которой занимался. Появились просторный и прохладный дом над океаном, пара машинок – одна для семьи, другая для удовольствия, бассейн с голубой водой, лужайка с грилем, банковский счет с кругленькой суммой. Появились дети. Появились друзья – не только русские из диаспоры, но и австралийцы, что, как я понимаю, особенно важно для эмигрантов – когда «своими» признают не только свои по крови, но и свои по месту жительства.

Валя раза три наезжала в Москву, а один раз даже и в Привзвозный, и, как истинная австралийка, все недоумевала, как же мы здесь живем?! Мы мечемся как угорелые, все чего-то опасаемся, остерегаемся, куда-то мчимся. То радуемся, как безумные, то негодуем, как придурки; зарабатываем деньги в поте лица, тратим их не задумываясь за пять минут; выстаиваем в пробках по три часа, ездим на дачу за сто километров, чтобы утром опять вернуться в город; учим детей китайскому языку и кататься на горных лыжах, но не можем сдать ЕГЭ по русскому! Тут никакой австралиец не выдержит, спятит!

Васька там у себя в Австралии много работал – видимо, на общем фоне слишком много, неоправданно много! – и Валю это с годами стало раздражать. Все есть (см. абзац про материальные блага), чтобы «просто и мудро» жить, а он все несется на эту свою работу и там торчит! От дома над океаном до научного института, где Васька начальник, ехать аж двадцать пять минут, туда-обратно выходит пятьдесят, и это выброшенные из жизни сладостные минуты! Минуты, которые можно посвятить тому, чтобы жить эту жизнь, жить «просто и мудро», а он посвящает их езде на машине!.. Это ужасно, и с этим нужно покончить. Счет в банке таков, что хватит на всех до глубокой старости, включая старость детей. Кроме того, эта самая работа служит Ваське как бы прикрытием от жизни. Он – раз и смылся от нее, такой прекрасной, на работу и чем-то там занимается.

– Он и детей-то, по-моему, из бутылочки кормил всего раза три за все время, – жаловалась Валя, сердито недоумевая. Мой муж, по азиатской дикости своей, пытался сказать, что по большому счету дети все накормлены-одеты-обуты-гуляют-над-океаном исключительно благодаря Васькиным усилиям, но она не слушала, конечно.

Видимо, она «не слушала» очень активно – она в привзвозные времена была девушкой напористой, – и лет в сорок пять Васька с работы ушел.

– А что же он будет делать?! – ужаснулся Женька, узнав о таком повороте.

– Как что? Как будто делать нечего! Он будет просто жить. – «Мудро» она не добавила, ибо вряд ли знает эту цитату. – Он будет… Ну, вот кататься в волнах прибоя на доске.

Это раз. Плавать в бассейне с голубой водой – это два. Пойдет на теннисный матч в школу к младшему сыну – это три. Еще они слетают в Малибу, и там он тоже сможет покататься на доске в волнах прибоя. И на Бали слетают. Там он сможет немного покататься на доске в волнах. Та-ак. Еще в ресторан французской кухни съездят, это на побережье, оттуда потрясающий вид на океан и на катающихся на досках.

Васька изнемог очень быстро – за год, что ли. Он покатался на доске, сходил на матч, свозил супругу во все окрестные и дальние рестораны. Поплавал в бассейне с голубой водой. Все до единого соседи по пять раз посетили лужайку и отведали сосисок-гриль.

После чего Васька отпросился в Москву, навестить маму. В Москве он моментально нашел себе работу в научном институте, за какие-то жалкие копейки, гроши, хорошо хоть не за батон, который можно взять в конце рабочего дня. На работу он добирается иногда два часа, иногда три – мама как жила в Химках, так и живет, а Ленинградку как не могли отремонтировать, так по сию пору и не могут. Упиваясь сознанием собственной значимости, Васька принял приглашение на научную конференцию в Новосибирске и выступил там с докладом, а потом трое суток морочил нам голову подробными рассказами.

С Валей он развелся. Там, в Новосибе, встретилась ему какая-то такая же чокнутая. Они теперь вместе летают на конференции и добираются на работу по три часа – живут у Васькиной мамы.

Валя впала в тягостное, длинное, нескончаемое недоумение. Все же ведь было так прекрасно! Ничего, ничего не нужно было делать – просто жить! Коммунизм в рамках отдельно взятого дома с лужайкой над океаном был построен, рай готов, принимает желающих!..

…Почему он не пожелал? Почему не научился жить просто и мудро?

– Ма! Я пришел. Есть хочу – умираю.

Так звучал и выглядел самый главный момент дня Веры на протяжении двадцати лет. Самая приятная фраза и самый сладкий голос, всегда неожиданный и такой желанный с тех пор, как сын Андрюша первый раз отправился в школу один и сам вернулся домой. Он был тогда в четвертом классе. Ему исполнилось девять лет. Вера нашла в себе силы принять решение – не водить его в школу за ручку, он сказал, что над ним в классе смеются. Решение-то она приняла, а смирилась с ним не сразу. И еще довольно долго кралась за сыном, прячась за людьми или деревьями по обочине дороги.

Много тревог, трудностей и преодолений было у них с тех пор, как мальчик вышел в свой первый самостоятельный, короткий и очень важный путь. Он тогда отправился не просто в школу, а в свою сознательно выбранную судьбу. Его профессия – его любовь и страсть. Андрюша окончил факультет информатики и систем управления Бауманки и уже три года работает программистом в крупной IT-компании. Его выбрали из бесконечного множества соискателей, у большинства из которых был солидный опыт в профессии. У всех куча рекомендаций с других мест работы, а у Андрюши – ничего такого. Только Вера ни секунды не сомневалась, что ее сын – гений. Она страшно гордилась тем, что его сразу оценили. Он сам воспринял все спокойно: «А как же иначе, я хотел, я умею, они поняли, что я им нужен».

Вера с сыном жили тихо, скромно, практически незаметно для других. Андрей запойно работал, а его отдыхом был тот же компьютер. Вера после тридцати лет работы районным кардиологом ушла на пенсию. И тщательно скрывала даже от подруг, что наконец испытала настоящее, полное и ликующее счастье. Все, что ей нужно, – с ней. Если пока нет, то через какое-то время откроется дверь и прозвучит: «Ма, я пришел». А она свободна для того, чтобы делать жизнь сына по возможности удобной, уютной, теплой и устойчивой. Вера – человек чувствительный, неравнодушный, ей бывает очень тяжело от того, что вокруг столько горя и боли. Но в этот миг и в существующих обстоятельствах она завоевала свой шанс просто беречь и лелеять своего птенца, который только чужим кажется взрослым.