– Ты говоришь, как деревенский сказитель, – усмехнулась Кира, гадая, сколько еще сюрпризов преподнесет ей Андрей.

– Это просто я бабкин рассказ повторяю. В детстве любил слушать эту историю, вот и запомнил почти слово в слово. Тебе смешно?

– Нет, интересно. Очень. Но, честно говоря, я была уверена, что ты из правильной московской семьи.

– С папиной стороны так и есть. Он из бывших. Из дворян. А в остальном… Мои родители оба всю жизнь в МИДе проработали.

– То есть твоя мать тоже окончила МГИМО?

– Институт международных отношений, только ленинградский. Я не уточнил, но бабка Поля замуж вышла не абы за кого, а за будущего проректора этого самого института.

– Ясно, – усмехнулась Кира. – То есть ты тоже из потомственных.

– Как выяснилось, это неплохо. Мой отец, кстати, про существование деда Паши долго не знал. То есть знал, что есть у жены какой-то дальний родственник в каком-то захолустье, но увидел его только лет через десять после свадьбы. Не представляешь его реакцию! Я маленький был, а все помню!

– Напугал его дед?

– Ужасно! С тех пор отец о нем и слышать не желает. А Паша – он добрый, просто людей не любит. У них в роду все мужики такие были.

Кира тихонько засмеялась и залезла Андрею под мышку.

– Выходит, он тоже из потомственных. Из потомственных леших.

И вдруг спросила совсем не то, что собиралась:

– У тебя после Ирины были женщины?

И тут же пожалела. Глупый вопрос задала. Разумеется, были. На монаха Борисоглебский не похож ни разу.

– Была женщина в Лондоне, – без паузы ответил Андрей. – Работали вместе.

– Она тебя ждет?

– Нет.

Кира надеялась, он скажет что-нибудь еще, но Андрей молчал.

Да, собственно, какое право она имеет лезть ему в душу? Он же не спрашивает про Гречина. И хорошо, что не спрашивает. Ей есть, что сказать?

Она немного подышала ему в подмышку и сама не заметила, как уснула.

Вечером рассмотреть Киру как следует дед не успел, но когда утром она вышла к ним с растрепанными волосами и румянцем во всю щеку, только крякнул. А уж когда городская краля, засучив рукава, приготовила отменный завтрак, вообще размяк.

– Садись, девонька, со мной. Конфетку хочешь? – спросил он, протягивая Кире подушечку «дунькина радость» всю в хлебных крошках.

«Сейчас откажется», – подумал Андрей, но Кира взяла.

– Спасибо. Мои любимые.

И засунула за щеку.

Андрей улыбнулся в кружку с чаем, а дед Паша – глазки масленые – предложил еще и меду. Липового, из тайных запасов.

Андрей только диву давался да чай с привезенным из города печеньем пил.

После завтрака дед сразу засобирался по грибы и велел всем одеться так, чтобы об их планах никто не догадался.

– А кто догадается? Тут же на сто километров ни души, – шепнула Кира.

Андрей дернул ее за рукав и скорчил рожу.

– Русский человек на хороший гриб падок. И завистлив, – обстоятельно пояснил дед. – Чуть увидит у кого в корзинке, сразу следом бежит. Иначе слюной захлебнется или его кондрашка хватит. Это уж проверено. Поэтому уходим задами, а возвращаемся огородами.

С этими словами дед Паша намотал на голову женский платок, а сверху пристроил кепку.

– Кепка выдаст, лучше бабкин плащ надень, – авторитетно заявил Андрей. – Он длинный, мужских штанов никто не увидит.

– Точно. Выдают портки-то, – огорчился дед Паша, но кепку снимать не стал.

Покрутившись, он нырнул куда-то в закуток и вытащил женское пальто.

– Надену Полькино. Она еще в седьмом классе его нашивала. Авось налезет.

Расправив пальто, дед с силой встряхнул его. Борисоглебский с Кирой дружно чихнули.

– Ага! – возликовал дед. – Нафталином прет! Ну так будут знать, как за мной шпионить!

– По запаху они тебя и обнаружат!

– Ну и пусть! – нашелся старик. – Как кого увижу, тут же из рогатки пальну, чтобы неповадно было!

Кира сделала вид, что собирается чихнуть, и отвернулась. Губы сами разъехались в улыбку.

Ну что за дед!

Киру он обрядил в белый в горошек платок – Полька в нем в церковь ходила – и байковый халат, а внуку протянул свой старый «капелюх» – истертую до безобразия меховую ушанку.

– Никто не признает, честное слово, Андрюх.

– Не сомневаюсь, – принюхиваясь к капелюху, согласился тот.

Кира с трудом сдерживала смех. В бесформенной то ли шапке, то ли вороньем гнезде Борисоглебский выглядел просто уморительно.

Видели бы в МИДе!

Дальнейшее стоило пера Ильфа и Петрова. Уходили в самом деле задами. Впереди с рогаткой наперевес и с воинственно торчавшей в окружении женского платка бородой дед Паша, за ним след в след – как велено – они с Борисоглебским.

Кира забавлялась от души. В ее жизни никого подобного деду Паше отродясь не бывало, поэтому от грибной охоты она получила ни с чем не сравнимое удовольствие.

Вернулись они с полными корзинами и уселись чистить, мыть и жарить щедрые дары леса. Потом к грибам прибавились картошка в мундире, соленья, деревенский хлеб и водка. Оказалось, что дипломаты вовсе не только односолодовое виски уважают. Водочка тоже неплохо идет.

В результате до документов, оставленных бабой Полей, добрались к вечеру.

– Слушай, у меня глаза слипаются. Я, наверное, ничего не пойму в этих бумагах, – пожаловалась Кира, ныряя вслед за Андреем в отгороженную занавеской каморку за печкой.

– Ну не поймешь, так не поймешь. Все равно их надо брать с собой. Тут работы не на один вечер, – согласился Борисоглебский, снимая с огромного сундука кучу тряпья – оказалось, постель хозяина дома – и доставая из него папку, набитую бумагами.

«Так зачем ты меня сюда волок?» – чуть не крикнула Кира и прикусила язык.

Неужели в самом деле на смотрины?

– Давай все просмотрим бегло и решим, – развязывая тесемки, предложил Андрей.

– Я спать хочу, – закапризничала она.

– Не выйдет. Дед хочет тебе Награду показать.

– Так он же вчера их надевал. Все до одной.

– Награда – это лошадь. Она сейчас на выпасе. Вечером вернется, – не отрываясь от документов, пояснил Борисоглебский.

– Как на выпасе? Кони, они разве…

– Кира, не глупи. Лучше взгляни профессиональным глазом. Стоит с этим возиться или нет.

Кира взглянула, и хмель вкупе с усталостью мигом вылетели у нее из головы.

На листе бумаги, который держал Андрей, глаза выхватили одну фразу. «Маньяк Кружилин», – вот что было там написано.

Кира уткнулась в бумаги и с каждой страницей все больше убеждалась, что Апполинария не зря работала в архиве. Она знала толк в своем деле. Никаких сомнений в том, что Олег Сергеевич действительно был прямым потомком того, кого Гиппиус считала маньяком, не осталось.

– Все это очень убедительно, но вовсе не доказательство.

– Почему?

– Начнем с того, что того маньяка тоже не поймали. Получается, единственным уверенным в его виновности была Зинаида Гиппиус. Прямых свидетельств она не оставила. Вся версия строится на ее словах, к тому же пересказанных сестрами. Как вообще к этому можно относиться серьезно?

– Бабка Поля считала это веским доказательством.

– Андрей, мне даже смешно спорить с тобой по этому поводу.

– С тем, что родство нашего Кружилина с «серой обезьяной» не является доказательством его вины в убийстве Ирины, я согласен.

– Неужели? Недавно ты говорил совсем другое.

– Я готов идти на уступки на данном этапе расследования.

– Расследование – слишком громко звучит. Пока я просто изучаю материалы, которые могут иметь отношение к делу. Подчеркиваю, могут. Но пока не имеют. Понимаешь, само основание шаткое. Почему вы начали с родословной? При чем тут родственные связи, если не доказано даже, что надворный советник Иннокентий Кружилин и маньяк – одно и то же лицо?

– Кира, наверное, я дилетант и все такое…

– Андрей, дело не в этом, – прервала она. – Просто вы с бабушкой слишком хотели найти убийцу, поэтому убедили себя в том, что это Кружилин, и стали подтягивать факты к своей версии.