Как эти стеклянные банки не расколотили при разгрузке, я не знаю. Наверное, экипаж вертолёта с бортовым номером 96 привёз их и разгрузил по-человечески, с рук на руки, а не с высоты птичьего полёта на минное поле. После разгрузки мы вскрыли одну банку, попробовали содержимое, пришли к выводу, что пока имеются душманские консервы, то щи жрать невозможно. Не, ну тоже прикол! Духов снабжали так, что консервы горкой валялись в блиндаже. А солдата Советской армии как? Что это за херня?!
В такой военно-политической обстановке к нам на Зуб Дракона прибыла толпа странно обмундированных пацанов. Они вылезли к нам на пост во второй половине августовского дня, из скал, со стороны полка, расположились и сказали, что переночуют, а утром пойдут дальше. Какую задачу они выполняли, мне, как всегда, не доложили. В последствии я так и не узнал, куда их гоняла фронтовая судьбина, обратно они выходили не через Зуб, поэтому, где были и что делали, мне рассказать не смогли.
Их форма отличалась от нашей, на всех были выцветшие хэбчики с карманами, на головах — кепки с пуговкой сверху.
Между собой мы называли такую форму спецназовской, соответственно, пацанов называли спецназовцами. По возрасту они были, как мы и являлись солдатами срочной службы. Во главе взводов у них стояли офицеры, в замыкании — большой лохматый пёс по кличке Душман. Логика присвоения клички мне была понятна, а смысл поступка не очень, я решил прояснить тему, задал пацанам вопрос:
— Зачем вы таскаете за собой это лохматое чудовище?
В ответ услышал единодушное многоголосие:
— Да не, ты чё! Душман шарит!
— Да он по горам, как электровеник шпарит!
— Он душманов за версту чует!
А дальше понеслись рассказы о том, как он мины в толще литосферы вынюхивает, вертолёты в грозовых облаках разглядывает, чуть ли не кипятком отливает, золотыми слитками личинки откладывает и фиалками в разные стороны ароматы испускает. Слушал я всю эту бредятину и почему-то никак не мог вспомнить, когда в прошлый раз видел грозовые облака в прозрачном Панджшерском небе.
В тот час шла смена моего дежурства, я сидел, дежурил, смотрел по склонам, контролировал подходы с вертолётки. Понятное дело, выходки Душмана мне тоже пришлось наблюдать, хотел я того или не хотел.
Развитие драматургии дня продолжилось тем, что Душман на Третьей точке оказался не один. Одну кудлатую собаку я как-нибудь смог бы потерпеть, но кроме этого лохматого чудища в дело вступила Тяжелая Артиллерия в лице сержанта Манчинского. Старший третьей точки гордо восседал на зелёном ящике и попирал своими стопами россыпь расклёпанных «трассеров». Для тех, кто в бронепоезде, для тех, кто не втыкает, поясню, что капсюль в такой гильзе остаётся целым. Он не пробит бойком, этим патроном выстрел не производился, внутри остался заряд гремучей ртути, а он нехорошо реагирует на сжатие. Наш начальник точки, товарищ Манчинский, взял в руки топор, поднял с земли расклёпанный «трассер» положил его на камень и начал от нехрен делать постукивать обушком по «жопке» гильзы.
— Тук-тук-тук!
Донышко гильзы начало сплющиваться под ударами обуха. А в сплющенном донышке выдувался назревшим прыщом непробитый капсюль.
— Бах! — В конце концов выстрелил капсюль, и полетел в хаотически выбранном направлении с мелодичным звоном: — Дз-з-з-з-з!
Нормальный человек должен в такой ситуации сказать: — «Ой!», и быстренько бросить топор на землю. Потому что люди кругом, можно уязвить кого-нибудь. Но сержант Советской Армии, охреневший на Зубе Дракона от Зуба Дракона сказал: — «Ага, бля!». И поднял следующий патрон с расклёпанным «трассером».
А дальше в окрестностях начал, как говорится, «раздаваться топор дровосека»:
— Тук-тук-тук! Бах!!! Дз-з-з-з-з!
— Тук-тук-тук! Бах!!! Дз-з-з-з-з!
Весёлый прикол продолжался до тех пор, пока не превратился в грустный. Очередной капсюль угодил мне в кисть правой руки аккурат между средним и безымянным пальцами.
Хорошо, что не в глаз, ибо удар был настолько сильный и болезненный, что я начал приплясывать и завывать от боли. Пёс Душман задрал голову в сторону подпёртой доской масксети и принялся завывать вместе со мной. В приступе вокального экстаза я замахнулся сапожищем, решил дать пинка, как собаке, чтобы не дразнилась, чума хвостатая. Но спецназовцы начали стыдить меня:
— Да как ты мог! Душман тебе сопереживает!
Пока я выл и прыгал под масксетью, Манчинский метнулся на Вторую точку за перевязочным пакетом. Он выскочил через бойницу АГСа и понёсся вдоль скалы к окопу Бендера, схватил там ИПП, побежал обратно тем же путём. Бежал-бежал, торопился-суетился, в результате грохнулся. Да не просто грохнулся, а поехал на пятой точке по склону до кучи пустых консервных банок, влетел в них. Банки покатились. Манчинский на этом «роликовом подшипнике» преодолел метров десять вниз по склону, как положено, с грохотом, звоном банок и русскими матюгами. А пёс по имени Душман в это время сопереживал мне и скулил во всё собачье горло под масксетью. Хоть бы фамилию спросил, кто там, за бруствером хулиганит, тоже мне, сторож!
Манчинский кое-как остановился на гадских банках, чуть на минное поле не выкатился. Поднялся, отряхнулся, выматерился пуще прежнего и начал подниматься на пост.
Пёс по имени Душман проигнорировал и это движение.
Манчинский подобрался к бойнице АГСа. Собака по имени Душман не отреагировала и на это тоже. Манчинский поднял масксеть, закрывавшую бойницу, пролез внутрь поста. Тут Душман прозрел, обрёл обоняние и слух, залаял и кинулся на Манчинского.
— Иди нахрен, дурак! — Сказал Манчинский и толкнул Душмана в рыло локтем. Душман всё осознал и немедленно пошёл, куда послали.
— Пацаны, что это у вас за собака? — Я перестал прыгать. — Зачем это тупое существо вам нужно в горах?
— Да, не! Да, ё-маё! Да это — суперский барбос! Он за версту всех чует. — Был дан мне ответ.
Ыгы, я только что видел, как он чует. Пока в СПС не ввалишься, он ничего не видит и не слышит. А если ввалился, то дай ему с локтя в рыло … и всё, и кончится сторожевая собака. Никакого толку от неё, только вой, шум и демаскировка позиции.
Доставленным перевязочным пакетом Манчинский замотал мне руку. Кисть распухла. Саня сделал сдавливающую повязку. Потом пришла ночь и все отрубились. Моя смена была дежурить, я не спал, а рядом со мной не спал один из спецназовцев. Он дежурил от их подразделенья, а я от гарнизона Зуб Дракона.
Как только окружающие угомонились и захрапели, пацан выкатил мне предложение:
— Ты раненый. Давай обезболим?
— Давай. А чем?
Спецназовец вытащил откуда-то сигарету, грит:
— Тут на всех не хватит. А тебя точно надо полечить.
Сначала я не понял, о чем он, потом до меня дошли смутные предположения, я поколебался немного — на посту, всё-таки.
— Не откладывай на завтра, его может не быть. — Сказал пацан и тем развеял мои сомнения. В самом деле, кто на нас дёрнется? На такую толпу? В общем, я согласился.
Пыхнули мы со спецназовцем, он «забычковал пяточку» в горку пороха, которая ждала, когда нас пробьёт на приколы. Порох загорелся, зашипел, осветил Зуб Дракона и Панджшер чуть ли не до выхода в Чарикарскую зелёнку. Конечно же, душманы ни о чем не догадались, как и про собаку. Раньше на Зубе Дракона собака не лаяла, а теперь лает. Духи не допрут, конечно, что к нам на Зуб кто-то пришёл с собакой. Тупые дехкане, чё возьмёшь?
Тем временем нас обоих пробило на пайку. Вежливо и культурно я спросил пацана:
— А чё жрать-то будем?
— Не знаю, как у вас, но у нас тоже не знаю. — Вполне закономерно ответил обкуренный пацан. В этот момент я вспомнил о стеклянных банках с комбижиром и выступил в роли хлебосольного хозяина:
