У нее ничего не получилось – ничего по-настоящему важного. А если не получилось до сих пор, уже и не получится, боль нужно глушить сейчас, есть только один способ сделать это быстро и наверняка… Плохой способ. Но действенный. Принять его, как лекарство, и очень скоро можно будет не думать ни о напрасных годах работы, ни о развалившейся жизни, все скроется в сладком мутном тумане.

Она уже решилась на это. Оделась, отыскала кошелек, подошла в двери. Даже коснулась ключа, чтобы отпереть замок, когда взгляд сам собой упал на черный крест, особенно яркий на бледной коже запястья.

Что бы он подумал?..

Лана отвела руку от ключа, сделала шаг назад. Нет, еще не время. Силы все-таки есть, совсем чуть-чуть, но пока достаточно, чтобы продолжать бороться даже через боль. Ну а сдаться… Сдаться – дело нехитрое, можно будет хоть завтра, если ничего не получится.

Лекарство ее в любом случае дождется.

Лана много раз слышала его имя, а вот видела этого человека впервые. Теперь она старалась рассмотреть его украдкой, так, чтобы не пялиться совсем уж открыто.

Интернет подсказывал, что Эдуарду Лаврентьеву шестьдесят семь лет, на этот возраст он и выглядел. Сухой, подвижный, седоволосый и уже заметно полысевший. Он носил дорогой костюм – ткань выдавала это. Однако на Лаврентьеве и пиджак, и рубашка сидели так неудачно, словно только что были сброшены с чужого плеча. Линзы крупных очков искажали его глаза, выдавая сильную близорукость. Из-за этого Лаврентьев становился неуловимо похожим на креветку.

Причем мрачную и откровенно враждебную креветку. Это было и смешно, и неприятно, потому что ворчливый, вечно хмурящийся дед был главной надеждой Ланы. Именно он сейчас управлял модным домом «Русская легенда» – главным конкурентом «Вирелли».

Он почти не говорил с Ланой. Она не такого ожидала. Когда-то, когда она устраивалась в «Вирелли», отдел кадров допрашивал ее несколько часов, а потом только допустил к директору. Здесь же в отделе кадров просто забрали ее документы и сразу отвели к руководителю. Лана решила, что это местная традиция – такое вот собеседование на высоком уровне.

Но собеседования не было. Лаврентьев просто забрал у нее папку с эскизами и уже полчаса рассматривал их, хмурясь и хмыкая.

– Вы хоть понимаете, как это выглядит? – поинтересовался он.

– Как пантомима, – буркнула Лана. Она тут же прикусила язык, но было поздно. Все-таки в чем-то Ирина была права: сдержанности ей остро не хватало.

– Шутите? Ну-ну. Если надеетесь меня заболтать, то очень зря.

– Заболтать? – смутилась Лана. – При чем тут это? Я пришла на собеседование!

– Вы когда-нибудь слышали о промышленном шпионаже, Светлана?

Такого она точно не ожидала. Лана допускала, что помешать может тот «волчий билет», с которым ее отпустили из «Вирелли», или ее сомнительное прошлое. О своих провалах она не упоминала в анкетах, но разузнать было несложно. А промышленный шпионаж… Какое отношение это имеет к ней?

– Точно не моя тема, – признала Лана.

– Да? А мне кажется, что очень даже ваша.

– Почему?

– Вот это, – Лаврентьев постучал пальцем по ее эскизам, – неплохие работы. Свежие и неглупые.

– Эм… спасибо? Почему вы комплимент произносите как обвинение?

– Потому что я прекрасно знаю гарпию, которая заседает ныне в «Вирелли». Вы утверждаете, что она уволила вас из личных соображений. Но она не дура, она никогда бы не позволила себе уволить дизайнера, способного приносить деньги, из-за личного каприза.

Лана подняла вверх обе руки, пытаясь остановить гневную тираду этой креветки.

– Так, подождите, не выстраивайте факты так, как вам удобней! Она не увольняла меня, я сама ушла. Из личных соображений она нагадила мне в трудовую. У нее не было варианта меня оставить, вот она и оттянулась. Она знала, что я все равно уйду! А почему я решила уйти – я вам уже объяснила. Не вижу, какими нитками к этому можно пришить промышленный шпионаж.

– Не видите? Так давайте я вам объясню! «Вирелли» и «Русская легенда» давно уже работают примерно на одном уровне. С этим заказом от «Мисс Планеты» вы нас обошли, не скрою, но не критично.

– Да нет никакого «мы»! – возмутилась Лана. – Меня действительно оттуда уволили!

– Это по бумажкам. Но вдруг, внезапно, когда у «Вирелли» появился шанс отодвинуть нас чуть дальше, ко мне приходит пусть и не лучший, но хороший дизайнер. Работавший там много лет и уволенный с совсем уж паршивой рекомендацией. Да меня как будто подталкивают к тому, чтобы нанять вас!

– А тот факт, что часть моих работ теперь рекламирует радостно ухмыляющаяся рожа Охримовского? Как, тоже часть промышленного шпионажа? Или все-таки причина свалить оттуда?

– А вы и правда рветесь к славе? Не похоже, что вы такой человек. Вы могли бы отказаться от публичного признания ради личной выгоды?

Хотелось соврать ему, потому что правда была ей совсем не выгодна. И все же Лана догадывалась: он почувствует ложь, и ее положение станет только хуже.

– Могла бы, – обреченно признала она. – Но это не тот случай! Слушайте, я просто хочу нормально работать… Ну нет же никаких доказательств, что я связана с промышленным шпионажем!

– Нет. Но пока остается хотя бы крошечная вероятность такого исхода, я не буду рисковать.

Хотелось смеяться, кричать и плакать – и все одновременно. Она была виновата в том, что слишком хороша, таких хороших не увольняют без тайной причины – потрясающе! Лана не могла получить работу, которая досталась бы ей при ином раскладе, из-за предполагаемого коварства. Враг ее врага отказывался быть другом, потому что в жизни не все так однозначно.

Терпеть это и дальше Лана не могла, да и смысла не видела. Она поднялась так резко, что чуть не опрокинула стул.

– Думаю, продолжать этот разговор нет смысла, – горько усмехнулась она.

– Да подождите вы! Я же вам еще не отказал.

– Но откажете, и мы оба это знаем.

– Скорее всего, откажу, – не стал юлить Лаврентьев. – Я еще раз подумаю обо всем этом. Я могу сделать копии ваших эскизов?

– Оставляйте себе оригиналы, мне не жалко.

И вот это как раз было правдой. Эскизов, накопившихся за много лет, у нее хватало. Отвергнутых когда-то худсоветом под руководством Ирины. Неприкаянных, лишенных шанса стать настоящими украшениями, а теперь и вовсе обреченных – совсем как их создательница.

Юрий Охримовский небрежно перебрасывал плотные листы бумаги из одной пачки в другую. Он не присматривался к ним – потому что видел уже не первый раз. Ему и сейчас-то не следовало снова тратить на них время, а он все надеялся, что упустил нечто важное.

Бесполезно, конечно. Перед собой он видел только вторичные идеи, вариации на тему того, что делалось раньше, и классические формы, которые почему-то считали вернувшимися в моду. Но если можно копировать классику, зачем вообще нужны дизайнеры?

Ирина некоторое время наблюдала за ним, не отрываясь – она частенько вот так пялилась на него. Наконец она признала:

– Да, негусто.

– Как обычно.

– Ну, нет, иные худсоветы приносят очень интересные идеи!

– Но ведь это ненормально, – заметил Юрий. – Надеяться, что наши дизайнеры создадут что-то приличное случайно, как будто в лотерею выиграют. Нам нужны люди, от которых мы можем ожидать чего-то толкового, с которыми мы можем планировать.

– Ваши идеи принимаются все и всегда.

– Да. Но меня одного мало.

– Я догадываюсь, на кого вы намекаете, – вздохнула Ирина.

– Я для того и намекаю, чтобы вы догадались. Знаете, уволить человека очень легко, а вот заменить – не всегда.

– Ну, Егорова к нам скоро вернется, это не проблема. Куда сложнее найти талантливых новичков, над этим нужно работать. Завтра я поеду смотреть на выпускной курс…

– Да подождите вы, – прервал ее Юрий. Он был единственным в «Вирелли», кому это дозволялось без каких-либо последствий. – Егорова уже вернулась? Реально написала заявление?