— Ну это как-то серьёзно, Дан. Слишком по-семейному. Я боюсь.

— Тёмыч не укусит, не бойся. Вик, он ходит сам не свой уже сколько времени. Он тебе нравится? — подруга кивает. — Отлично. Чего боишься?

— Новой клетки. Я ещё от той не отошла.

— Поговори с ним. Объясни свои страхи. Всё решается разговором. В конце концов, я никогда не позволю Ерёмину обидеть тебя, Вик. Он и так этого не сделает, но на всякий знай, что я всегда рядом. Просто попроси, чтобы он не душил тебя, он поймёт. А так, ты о своём думаешь, он о своём.

— Ты права. Попробую. Спасибо тебе, — тянется Вика обниматься. — Мне так не хватало тебя. И этого спокойствия.

— И мне вас с Артёмом.

Мы с Викой болтаем за кофе и её фирменным пирогом, обсуждая наших знакомых и одноклассников. Воронова говорит, что слышала о разорении бизнеса Яна, и я понимаю, кто приложил руку. Не могу найти в себе сожаления.

А ближе к вечеру я делаю шикарный вечерний макияж, подчёркивая глаза красивыми чёрными стрелками. Надеваю новое платье, и выезжаю к Словецкому в офис. Если быть точнее, меня везут. Я уже предвкушаю его взгляд, скользящий по мне.

Беспрепятственно добираюсь до его кабинета, где Галя меня пропускает. Правда, в кабинете он не один. Там Николь. В ультра коротком платье.

— Прости, Марк, Галя сказала, что можно.

— Да, всё правильно, я сказал тебя пускать всегда, — вижу его напряжённый взгляд. Он смотрит на меня, а не на неё, ожидая реакции.

— Здравствуй, Николь.

— Привет, Дана, — с каким-то ехидством отвечает девушка.

— Ладно, Марк, я в машине тебя буду ждать, раз ты немного занят.

— Николь уже уходит.

— Вообще-то я хотела обсудить ещё кое-что.

— Обсуди всё, что она хотела, а я жду тебя в машине, — улыбаюсь. Не держу себя и подхожу к мужчине, чтобы чмокнуть его в щёку.

— Я быстро, — коротко прижимает меня к себе.

Нет, я не буду ревнивой истеричкой. Я же вижу, что он не хочет с ней говорить. Держу себя до самой машины, а потом выдыхаю. Меня слегка потряхивает, но я пытаюсь держаться.

— Тём, купи мне кофе, пожалуйста где-нибудь.

— Всё в порядке? — хмурится начальник охраны.

— Да.

— Ладно.

Остаюсь одна в машине. Считаю до десяти, а потом обратно. Впиваюсь ногтями в кожу ладоней. Глубоко дышу, чтобы не заплакать. Вижу Артёма, и выхожу на улицу. На улице было ощутимо холодно, а я не особо тепло одевалась, поэтому мороз сейчас сыграл мне на руку.

— Дан, ты чего? Холодно ведь.

— Нормально. В самый раз. За кофе спасибо.

— Да что случилось?

— Там Николь у Марка.

— И что? — удивлённо спрашивает Тёма. — Он тебя выгнал?

— Нет, я сама ушла. Она о чём-то хотела поговорить, а я не намерена стоять надзирателем.

Артём присвистывает.

— Ничего себе. А Ника ему всегда истерики закатывала.

— Правда?

Тёма кивает.

— И чего, боишься теперь?

— Не знаю, — какое-то беспокойство внутри сидит. — Всё же ведь жена бывшая. Мало ли, знаешь, чувства вспыхнут.

— Если к ней, то только чувство ненависти. Ну, может ещё жалость. Николь — не та девушка, к кому возвращаются.

— Она достаточно эффектна.

— И, знаешь, это привело к чему? Это единственное, что в ней есть. Красивая мордашка.

— Спасибо, Тём, — улыбаюсь, отпивая горячий кофе.

Перед глазами неосознанно проносятся картинки того, как они едут вместе в лифте, но я их отгоняю. Заполняю нашими воспоминаниями. Как мы в лифте целовались, и в машине, и в подъезде, и везде вообще.

Вижу выходящую Николь, которая с гордым видом идёт к своей машине. Через пару минут выходит Словецкий, который заприметив меня на улице, ускоряет шаг.

— Дана, тебя вот эта вот погода на улице вообще ни разу не смущает, да? — притягивает за талию.

— А я говорил ей, — говорит Тёма и садится в машину.

— Вообще нет. Да я горячим кофе компенсировала. Едем?

— Всё хорошо?

— Ты со мной. Получается, что да.

— И тебе не интересно, что она хотела?

Задумываюсь. Интересно? Нет, не особо. Если захочет, то сам расскажет.

— Если тебе хочется рассказать, я выслушаю. А если нет, то пытать не буду.

— А я бы пытал.

— А я знаю.

— Ты же знаешь, что она ничего для меня не значит, а ты — моё всё? — прищурившись, заглядывает в глаза.

— Знаю, — он не врёт. — Я только боюсь, что она потревожит твой покой.

— Но ты ведь всегда успокоишь.

— Да. Все пожары потушу, — смеясь, обещаю мужчине.

Марк тянет меня в машину, грея ледяные ладошки. И я полностью успокаиваюсь. Плевать я хотела на эту Николь и её ехидную улыбку. Он — мой, и я его никому не отдам. Ни за что.

Сегодня была годовщина свадьбы его родителей, и они позвали своих друзей и родственников. Марк заказал торжество в одном из лучших ресторанов. Мы прибываем одними из последних.

— Сынок, Даночка! Рады видеть вас! Марк, слушай, ресторан, конечно, роскошный. Спасибо тебе, — обнимает нас его мама.

— Это вам, — вручаю шикарный букет, который собирала сама.

— Спасибо, Даночка. Ты шикарно выглядишь. Марк, смотри, чтоб не увели.

— Не отдам, — рука Марка покоится на моей талии, и я точно знаю, что не отдаст.

— Что я, вы невероятны, Светлана Константиновна!

— Вы так шикарно вместе смотритесь!

— Спасибо, мам, — широко лыбится Словецкий.

Вечер проходит очень уютно. Я знакомлюсь с многочисленными родственниками Марка, которые выпытывают у меня информацию о моём образовании, работе, нашем знакомстве. Я с улыбкой отвечаю на всех их вопросы.

— Мам, пап, — говорит тост Марк. — Я безумно рад, что вы — мои родители. Спасибо вам, за воспитание и те ценности, которые вы привили мне. Каждый день смотрю на вас и понимаю, как надо. Как надо жить, как надо любить. И всё, что я имею, — он неопределённо ведёт рукой. — Это благодаря вам. Люблю вас и желаю ещё долгих лет счастливой жизни вместе! А я всегда остаюсь вашим сыном и всегда рядом.

Тост вызывает у многих слёзы, у меня в том числе, но я быстро пытаюсь их сморгнуть.

Через время тост просят сказать и меня, и я с лёгкостью это делаю.

— Светлана Константиновна, Алексей Егорович, я очень рада видеть вас вот такими счастливыми. То, как вы смотрите друг на друга, и как говорите друг о друге — это настолько дорого, нежно и трепетно. А ещё я бы хотела вас поблагодарить за Марка. Он — это итог вашей любви, и лучшее, что со мной случалось, — говорю от всего сердца, и даже не плачу.

Пью шампанское, веселюсь, мы с Марком танцуем. Словецкий не оставляет между нами ни миллиметра свободного в танце.

— Ты меня сейчас задушишь, — смеюсь я, но Словецкий и не думает ослаблять хватку.

— Я так люблю тебя, — и я понимаю, что он пытается вместить в это "так" все чувства, всю силу любви, всю нежность.

— Знаю. Я тебя тоже именно так и люблю.

Словецкий не отходил от меня ни на шаг и не отпускал. Мы, наверное, выглядели, как дураки, но мне было так плевать. Это могут понять лишь люди, которые когда-то любили.

Выпил он достаточно. Пьяным не был, но заметно расслабился и немного поплыл. Я ограничилась парой бокалов шампанского.

Домой приезжаем уже ближе к двум часам ночи. Сегодня на страже нашей безопасности был Артём, который проводил до самой квартиры. Марк отсалютовал ему, уходя вглубь квартиры.

— Тём, езжай отдыхай, — вручаю ему ключи. Кажется, скоро я ему их отдам насовсем.

— Поехал, — улыбается Ерёмин. Надеюсь, они решат все разногласия. Чувствую, скоро он сменит вид деятельности.

Захожу в квартиру в поисках Марка. Он дислоцируется на балконе. Закуривает сигарету, выдыхая дым в настежь открытое окно. Обнимаю со спины за талию, устраивая голову на плече.

— Развезло?

— Угу, — выдувает никотин. — Не стой на холоде. И никотин не нюхай.

— Так завязывай курить.

Затушив сигарету, тянет меня в квартиру. Я сажусь на диван, а он кладёт голову мне на ноги. Аккуратно перебираю волосы, нежно поглаживая. Марк с закрытыми глазами ловит мою руку и подносит к губам.