— Я найду тебя, тварь, и убью, — но следует удар, а дальше я не слышу, потому что выхожу на улицу. Вика идёт следом. Через пару минут выходят и парни.

— Это Вика — моя подруга. Артёмка — её сын. Марк — мой мужчина. Макс — мой работодатель и наш друг, Артём — начальник охраны, — как есть, так и говорю я, следуя к машине.

Максим забирает вещи у Вики, а Марк открывает машину.

— Ух ты! Какая машина, — радостно говорит малыш. — Мы на ней поедем?

— Да, Тёмочка. Вик, садись, — открываю ей заднюю дверь. — Марк, давай ко мне.

— Ребятки, я больше не нужен? — спрашивает Максим.

— Да нет, — пожимает плечами Марк. — Ты решишь?

— Ну конечно, — с важным видом сообщает Волков.

Жмёт руку Марку, слегка прижимает меня, на что я слышу рык Словецкого и с невозмутимым видом уезжает.

— Нет, я точно его убью когда-нибудь.

— Успокойся, — чмокаю в щёку, прыгая на заднее сиденье и усаживаю малого на колени. Он кладёт головку мне на грудь, кажется, засыпая.

Как можно быть таким моральным уродом и кошмарить свою семью? Но правильно говорят. На самого сильного найдётся ещё сильнее.

— Стоит говорить, что больше вы к нему не вернётесь?

— Дана, ты же знаешь, он найдёт нас.

— Он больше никого не найдёт, Виктория, — спокойно говорит Артём. Он вообще как-то очень серьёзен и очень внимательно наблюдал за подругой.

— Вик, не переживай. Я тут обзавелась крутыми связями, — смеюсь я. — Всё будет хорошо.

— Где он работает и какое звание? — обращается Артём к Вике, и та отвечает.

— У него там в ноутбуке какие-то странные схемы. Я распечатала, нужно будет отдать Максу, — вручаю бумаги Артёму, больше говорят об этом для Марка.

— Дана, он знает, где ты живёшь? — низко спрашивает Марк.

— Да.

Спустя двадцать минут Марк тормозит у моего дома. Вика более-менее успокаивается лишь в квартире, а я уложив и раздев мелкого, включаю чайник. Пока он закипает, я достаю аптечку, начиная обрабатывать синяки и ссадины на Вике.

— Как рёбра поживают?

Вика приподнимает кофту, где всё такого же цвета, как и шея.

— Вот сука, — поражённо говорит Марк. Думаю, ему такое и в голову никогда не приходило. Он из-за синяков после бурной ночи всегда выглядит дико виноватым, выцеловывая их потом. — Завтра к врачу нужно съездить, заодно побои снять. Артём, оставь здесь парней.

— Есть, — что с Ермиловым? Что это он такой сосредоточенный.

Наливаю нам с Викой травяной чай, а парням кофе. Артём вскоре прощается и уходит, а Вика идёт в душ. Марк притягивает меня, стоя у столешницы.

— Я с ними останусь.

— Я уже понял, — упирается подбородком мне в макушку, крепко прижимая к себе. — Завтра заеду за тобой. Мне так тебя мало.

Марк говорит это так проникновенно, при этом ещё крепче сжимает в своих руках. Мне тоже катастрофически его не хватает. Мы видимся то час утром, пару вечером, да на выходных, если повезёт.

— Мне тебя тоже. Давай уедем в твой дом, и станем затворниками.

— Давай, — смеётся Словецкий, но мы оба знаем, что этого никогда не случится. — С тобой будет охрана. Вику отвезёт Артём. Но будь осторожна, малышка.

— Хорошо. Можно в больницу вечером? Чтобы я с Тёмкой осталась сидеть. Заодно и ты приедешь, если освободишься.

— О, в таком случае, точно освобожусь.

— Не обольщайся, мы будем сидеть с ребёнком. А почему Артём такой напряжённый был? Или мне показалось?

— Да он таких уродов не особо жалует. Тёмыч служил в горячих точках, он там столько жестокости насмотрелся.

— Понятно.

Для меня это тоже было дико, но каждый раз Боря трезвел и приходил за ними, намекая, что лучше пойти по доброй воле, а сделать мы ничего не могли. Зато сейчас он получит за все годы издевательств. Я, конечно, не злорадствовую, но мне приятно.

Марк уходит, оставив меня трогать горящие распухшие губы и справляться с дрожью в коленях. Когда Вика выходит из душа и понимает, что все ушли, больше не держит себя. Мы идём в комнату, где она у меня на коленях обливается самыми горькими слезами.

— Ну тише, всё теперь хорошо будет. У меня есть Марк, а у него связи ого-го-го. У Макса вообще дед — шишка. Всё решим.

— А где я жить буду? — ревёт Вика. — И на что?

— Вот дурнушка. У меня, конечно! Я вообще-то работаю, как бессмертный пони. Да и мужчина у меня — крупный бизнесмен, спешу ещё раз рисануться.

Вика смеётся, и я мастерски перевожу тему, рассказывая, как мы познакомились и нашу историю.

— Рада за тебя, Дан. Ты заслужила.

— Ты тоже. И всё обязательно будет. Просто чтобы пришло что-то новое, нужно избавиться от старого. И Тёмке негоже так детство проводить. Завтра тебя Артём отвезёт в больницу, а я с мелким посижу. С ним можешь ничего не бояться. Он — скала.

— Хорошо, — смеётся Вика. — Только мне так неудобно.

— Заткнись, умоляю, Воронова.

Мы болтаем ещё полночи, пока я не вырубаюсь.

12

Утро наступает так нещадно быстро. Звонит ненавистный будильник, и я плетусь готовить завтрак. Разогреваю замороженные сырники и достаю арахисовую пасту, которую обожает Тёмка. Себе завариваю овсянку. Успеваю и позавтракать, и собраться, когда вижу заспанного малыша.

— Дана, пливет. А где мама?

— Привет, мой хороший, — поднимаю на руки. — А мама спит ещё. Пойдём будить?

Артём кивает, и мы заваливаемся к Вике. Нащекотавшись и насмеявшись, я вижу уведомление о том, что Марк уже ждёт меня.

— Так, завтрак на столе. Всё что найдёте — ваше. Телевизор и компьютер в вашем распоряжении. Чувствуйте себя, как дома. Вика, если будет желание, освободи любой шкаф для вас. Я после занятий приеду, а тебя Артём в больницу отвезёт.

— Может не…

— Надо! — чмокаю в щёки обоих. — Следи за мамой. Что в магазине взять?

— Мармеладок, — мило смущается малыш.

— Договорились. Там сырники с твоей любимой пастой.

— Ула! Спасибо, Дана!

С улыбкой выбегаю к Марку, прыгая на заднее сидение. Он слёту сгребает меня в охапку, утыкаясь носом в шею, щекоча дыханием кожу.

— Привет, моя девочка.

— Привет, — таю и плавлюсь. — Как спалось?

— Скучно и одиноко. А тебе?

— А мне мало. Сначала мы с Викой болтали полночи, потом я встала пораньше, чтобы завтрак им приготовить. Надо будет в магазин заехать, Тёмка просил мармеладки.

— Заедем. Можно ещё будет в магазин игрушек.

— Да. Он из-за этого урода скромный такой, ничего не просит. И игрушек у него мало. Вика бухтеть будет. Как там, кстати, Артём?

— Я всё Максу отвёз. Он сегодня уже должен отзвониться.

— Отлично. Как я рада, что этот урод наконец-то остаётся ни с чем.

— Ты сегодня снова с ними останешься? — шёпотом спрашивает Марк.

— Думаю, мы отпросимся у Вики после больницы, — тоже шёпотом отвечаю. — А что по моей просьбе?

— Я нашёл. Думаю, что это он. Дети выросли и уехали заграницу, с женой в разводе.

— Спасибо, Артём. Ты лучший, — говорю и осекаюсь, почувствовав тяжёлый взгляд Словецкого. — Прям сразу после Марка. Дай адрес, пожалуйста.

Ерёмин усмехается, пообещав отвезти.

— Мне шеф сказал вас одну не оставлять. А то вы всё норовите в разборки влезть, — тут уже все смеёмся.

Еле отрываюсь от мужчины около универа, но учёба зовёт. Людмила Павловна радуется тому, как я похорошела и какой чувственной в танце стала.

— Хороший учитель. Я бы хотела вас познакомить. Можно мы украдём вас на ужин?

— Если, конечно, ты хочешь.

— Хочу. Для меня очень важно ваше мнение. Тем более вы знаете, что у меня никого не осталось.

— Хорошо, деточка. Украдите.

Между занятиями моими и занятиями детей у меня есть небольшой перерыв, и Артём привозит меня к старому дому. Найдя нужный подъезд и этаж, я звоню в дверь с решительным настроем. Открывает дверь мужчина того же возраста, что и Людмила Павловна. Его внешность можно было охарактеризовать только одним словом — благородство.

— Здравствуйте, юная барышня. Хотел бы я, чтобы вы ко мне пришли, но нет этак сорок назад. Вы, наверное, ошиблись дверью?