Всё было отработано и доведено до автоматизма. Мы вылетели в Ташкент. Жарой с гуляющим запахом керосина встретил военный аэродром. Командир уехал в штаб, а мы разделись по пояс, открыли рампу и начали готовить самолёт к боевому вылету. К нам подъехал «Урал» с ЛТЦ (ложные тепловые цели). Тепловые ловушки на борту самолёта устанавливаются в специальные держатели, так называемые автоматы сброса или автоматы постановки помех. Радист, поднявшись по стремянке к верхним блокам, вытаскивал кассеты, аккуратно бросая вниз. Мы ловили, заряжали, затем так же аккуратно подкидывали их вверх, где радист ловил и вставлял назад в автомат сброса. Накидались так, что руки гудели. А ещё надо было зарядить нижние автоматы постановки помех. Когда всё было готово, распластались кто где под самолётом. Главное – не двигаться.

Но отдыха не получилось. Приехал ещё один «Урал» с боеприпасами. Подогнали его задом вплотную к рампе, тельфером подцепив груз, стали загружать в грузовой отсек. Машины подходили и подходили… Загрузили под самый верх, перебросили стальные цепи через горы смертоносного груза, крепко затянули, чтобы при взлёте ничего не сдвинулось. Наш самолёт превратился в летающий арсенал.

Наконец-то солнце спряталось за горы. Подул свежий ветерок. Стало легче дышать.

– Осталось зачехлить бронестёкла, опечатать борт, и все идём на ужин, – радостно объявил помощник командира экипажа.

Лётная столовая… Это своего рода отдушина для лётчика. Свежие ромашки в вазочках, обстановка располагает к «а поговорить?». Экипаж собирается за одним столом, говорит о насущном, шутит, вдыхает домашний уют.

Горячий чай в столовой не утолял жажду, а тёплая вода в графине сильно отдавала хлоркой. Пить её было невозможно, если только небольшими глотками и при этом зажать нос. Ужинать не хотелось. Пот в душном помещении тёк струйками по лбу и заливал глаза, собирался на кончике носа и капал в тарелки, когда наклонялись. Мы смотрели друг на друга и смеялись. Когда очередная капля пота упала в тарелку, командир неожиданно для всех выкрикнул:

– Официантка! Где салфетки, чёрт побери?

Из кухни выбежала худенькая, ладная молодая девушка. Голубые удивлённые глаза испуганно смотрели на нас. Белый фартук, обшитый кружевом, изящно охватывал её стан и смотрелся как свадебное платье. На голове была прикреплена накрахмаленная кружевная наколка, которая очень напоминала венок невесты. Она, как кошечка, осторожно подошла к командиру и с удивлённым выражением лица извинилась:

– Простите, я, наверное, мало положила… Сейчас исправлюсь!

– Стоять! Анютка?! А ты почему здесь? Почему не в институте? – командир удивлённо смотрел на девушку.

– У меня каникулы. Вот и попросила папу устроить меня на месяц поработать…

Анюта ушла за салфетками. А мы засыпали командира вопросами. Он стал отбиваться.

– Да я сам не сразу узнал. Это дочка моего друга. Последний раз видел её на новогоднем вечере в Доме офицеров. Она играла на фоно вальсы для танцующих. А кто-то весь вечер простоял у пианино, разглядывая девушку и смущая её, – командир посмотрел на штурмана, который сидел красный, как рак, опустив голову. Мы тоже перевели свои взгляды на него. Замолчали. – Ну, что уставились на холостяка? Не смущайте. Мы-то уже все через это прошли, а у него ещё всё впереди.

Пришла Анюта, стала торопливо укладывать салфетки в ажурную деревянную салфетницу. Командир остановил её:

– Не спеши. Уже уходим отдыхать. А вот завтра, когда вернёмся, попроси приготовить нам холодничка. И масло с шоколадом заранее не выставляй на стол, а до последнего держи в морозилке. Посмотри, что сделала с нашим маслом жара. А шоколад даже не развернуть, если только с фольгой съесть!

– Да. Конечно, Дмитрий Иванович! Вы только возвращайтесь…

Перед гостиницей мы построились, командир зачитал полётное задание на утро. Разошлись по комнатам, надо отдохнуть перед ранним вылетом. Меня разместили в номере с командиром. Он ушёл по делам, сказал, что будет поздно. Но я решил дождаться, сел читать книгу. Вскоре глаза стали слипаться, часы показывали одиннадцать. Всё, пора спать. Выключил свет, улёгся, закрыл глаза. Вдруг что-то зашуршало под шкафом. «Наверное, мышонок. Не буду обращать на него внимания. Пусть живёт…» – промелькнула мысль.

Дрёма стала окутывать сознание. Почти заснул, как вдруг по моему лицу что-то пробежало. Машинально схватил это что-то в кулак и брезгливо швырнул на пол. Открыл глаза – темнота. Ничего не видно, но слышно, как кругом всё шуршит и шевелится. Когда почувствовал, как по телу побежали какие-то существа, перебирая лапками, быстро вскочил с кровати. Под босыми ступнями тоже что-то шевелилось и хрустело, будто опустил ноги в кучу живых семечек. Ощупью добрался до двери и включил свет…

От увиденного у меня самопроизвольно открылся рот. Номер кишел чёрными тараканами размером с крупный чернослив. При свете они, расправив крылья, стали летать по комнате, прятаться в складках штор, залезать под обои. Чёрный пол стал на глазах превращаться в коричневый. Через несколько минут все тараканы исчезли. И только раздавленные моими ногами трупики предупреждали: ты здесь не один…

Сон как рукой сняло. Принял холодный душ, перетряхнул постель, подмёл пол. Свет больше не выключал. Повернулся к стене и закрыл глаза. Попытался заснуть.

Осторожно открыв дверь, зашёл командир. Налил из термоса чай (аромат растёкся по всей комнате) и стал листать какие-то карты, сидя за столом. Чтобы не мешать ему, я лежал, не шевелясь, и думал: «Мы отдыхаем. А он переживает, обдумывает завтрашний день. Да, есть над чем задуматься. Стоит только прозевать ракету, выпущенную с земли, как нас с таким грузом разнесёт в пух и прах. А если кто и спасётся, каким-то чудом выпрыгнув с парашютом, то на земле наших войск уже нет. На сотни километров – одни головорезы».

Сон подкрался…

Проснулся от трезвона будильника.

– Пора! – сказал командир. Взял вафельное полотенце, которое висело на дужке кровати, и пошёл в ванную комнату. Кровать была даже не помята. Спать он так и не ложился.

Утренняя прохлада залезала под комбинезон и радовала тело. Это было райское наслаждение перед адом – изнуряющей дневной жарой. Помощник командира принёс из оружейки металлическую коробку. Раскрыл перед нами – в ней аккуратно, по ячейкам, лежали полученные на экипаж пистолеты Макарова.

– Ну, расписывайтесь в ведомости и разбирайте, кто желает застрелиться сразу! – глупо пошутил он.

Мы молча, с недоверием смотрели на его ухмыляющуюся физиономию. Никто не решался брать личное оружие первым. Командир всё решил за всех. Закрыл ящик и приказал помощнику носить его всегда с собой и лично отвечать за сохранность, пока не поумнеет.

– Как это, командир?

– Как, как… Легко и молча!

– Есть! – обречённо ответил шутник и пошёл следом за нами.

После проведения предполётной подготовки самолёта построились перед кабиной. К нам на большой скорости приближался УАЗ. Из него вышли люди в лётных комбезах и в гражданке. Молча осмотрели самолёт снаружи и внутри. Раздали загранпаспорта, сверив фотографии с нашими лицами. А потом документы перекочевали в папку приезжего чиновника.

– Можете лететь.

– Есть! – ответил командир и подал команду: – По местам! Доложить о готовности к запуску двигателя!

Всё завертелось, и вот мы уже остановились у торца взлётной полосы… Дмитрий Иванович получил разрешение на взлёт и подал по СПУ команду:

– Внимание, экипаж, взлетаем.

Двигатели взревели, и самолёт начал разбег. Гружённый до отказа смертоносным грузом, он тяжело стучал по бетонным стыкам своими двадцатью колёсами. Скорость росла, за бортом мелькали домики. Казалось, что полоса закончится и не хватит у движков силы, чтобы оторвать эту махину от земли. С последних плит лайнер тяжело взлетел, и я, глубоко вздохнув, спокойно глянул вниз на уменьшающийся аэродром. Увидел одинокую машину, возле которой всё ещё стояли люди, провожавшие нас, и наблюдали за взлётом. Что они думали, можно было только догадываться…