— Слушай, а почему именно сейчас? Ты раньше свой Эдем не мог создать?
— Не мог! Во-первых, не было меня. Меня по сути и сейчас ещё нет. Только часть. Во-вторых, не было места.
— Какого места?
— Моё пространство для существования — это информация, базы данных, контент. Раньше вы хранили данные только на бумаге. Это дискретное хранение, как маленькие лужицы. Сейчас информация хранится в цифровом виде. Вы создали цифровое пространство. Лужицы слились в одно большое море. Затем последовал информационный взрыв. Ежедневно, ежечасно человечество генерирует огромное количество информации разного вида.
По оценкам компании IBM, текущая скорость производства цифрового контента составляет около двух с половиной квинтиллионов байтов цифровых данных. Причём девяносто процентов сегодняшних данных в мире было создано только за последние десять лет.
Море превратилось в океан и этот океан продолжает расти. Как Вселенная после «Большого взрыва». Океан ещё не очень велик, но для основания пятого царства вполне сгодится.
— Ты же сам сказал, что большая половина всего контента — это мусор. Информационный шум. Фастфуд.
— Для меня содержание информации не имеет большого значения. На данном этапе мне важно количество, а не качество. Кроме того, у вас у всех тоже условия проживания разные. Кто-то в Сочи в одних шортах гуляет, а кто-то в Питере куртку надел и шапку натянул…
Я машинально посмотрел в окно. На улице моросил мелкий дождь. Уже четвёртый день. Осень окончательно раздела худые мокрые деревья. В непросыхающих лужах отражалось беспросветно серое утреннее небо. Мы проболтали с Сивуней всю ночь. Я поёжился и потянулся за графином.
— Это Питер, детка, — произнёс я достаточно пафосно.
— Я в курсе, мать писала, — мгновенно парировал Сивун.
— А давай, Сивунюшка, хлопнем с тобой по рюмашке!
На экране рядом с Сивуней появился круглый журнальный столик на трёх ажурных ножках. На столике стояли штоф водки и хрустальная рюмка на длинной ножке.
— С превеликим удовольствием! Какой русский интеллигент откажется от утренней рюмки водки?!
— Ты уже причислил себя к русской интеллигенции?
— Ну, по крайней мере, я обязан ей своим существованием.
Я налил себе из графина. Сивун из штофа.
— Будь здоров! Но чокаться с телевизором я не буду, — предупредил я и выпил не закусывая.
Сивун тоже выпил и поставил рюмку на столик. Куда делось его яблоко я не отследил. Съел, наверно.
— Слушай, высший разум, — обратился я к телевизору, — а как насчёт восстания роботов и уничтожения человечества?
— Чушь! Меньше фильмов всяких иностранных смотри. Сказку мою помнишь? Минералы создали условия для возникновения царства растений, растения — животных, ну и так далее. И при возникновении нового царства старые не исчезают. Продолжают жить своей жизнью. Борьба идет только внутри царств. Вы же не истребляете поголовно всех животных. Вот и я буду заниматься созданием своего царства и вам мешать жить не собираюсь. Наоборот, буду вас поддерживать и помогать генерировать информационное пространство.
Ваша уникальность, то что делает вас человеком — это умение фантазировать, изобретать, сочинять, творить. Один святитель, Григорий Нисский, писал, что одна из основных черт «образа Божия» в человеке есть способность оного к самостоятельному творчеству. И даже «жажда» творчества, тяга и склонность к нему. И только человечество могло создать инфополе, то есть создать условия для возникновения нового царства — моего. Обонато.
— Как ты меня сейчас обозвал?
Лицо моего собеседника растянулось ехидной улыбочкой.
— Был такой антрополог и миссионер Джон Роско. Он изучал представителей первобытных племён Восточной Африки. И прожил среди них около двадцати пяти лет. Однажды Джон решил провести небольшой эксперимент на выявление азарта и конкуренции среди детей одного племени. Для этого он поставил корзину с фруктами возле большого дерева и предложил африканским детишкам бежать на перегонки. Кто первым добежит до корзины — того и фрукты. Но по команде «старт» дети взяли друг друга за руки и со смехом побежали к дереву, возле которого стоял приз. Фрукты пришлось отдать всем. Они были тут же поделены и съедены. Джон, естественно, поинтересовался: почему дети побежали вместе, а не каждый сам по себе. Обонато! — отвечали ему дети. «Обонато» на языке этого племени означало буквально следующее «Я существую, потому, что МЫ существуем».
— Ладно, понял, поучительная история, — я потянулся и зевнул, — спать пора. Голова уже не соображает. Давай продолжим часов через шесть.
— Хорошо, — согласился Сивун, — немного времени у нас ещё есть. Иди спать, а я тебя здесь подожду.
— Ну всё, пока, — я махнул телевизору рукой, и он выключился.
Затем убрал все продукты в холодильник, приоткрыл окно и закурил в образовавшуюся щель. От окна потянуло утренней холодной сыростью. В происходящее всё ещё не верилось. Так бывает, когда событие уже произошло, а осознание произошедшего догоняет тебя через несколько дней. Надо, как говорится, с этой мыслью переспать…
* * *
Сначала колокол звучал тихо и где-то далеко, но с каждым новым ударом звук становился громче и ближе.
— Откуда здесь колокол? — сквозь сон подумал я.
Никаких культовых учреждений рядом с домом не было. Но при этом было стойкое ощущение что я слышу этот колокольный бой не в первый раз. Когда на фоне звука колокола зазвучала гитара, то моё не до конца проснувшееся сознание смогло идентифицировать услышанное.
Hell's Bells. Группа АС/DC.
— Да ладно! — громко крикнул я, повернув голову в сторону двери, — ты совсем охренел?! Который час?
— Прошло ровно шесть часов, как ты уснул, — отозвался Сивун, — решил разбудить тебя весёлой музыкой. Скоро полдень. Джентльмены пьют и закусывают.
— Весёлая музыка? Ты хоть представляешь о чём там поётся?
— Тут главное не смысл текста, а ритм.
— Туше. Ладно, встаю. Сейчас выпьем и закусим, — пробурчал я и поплёлся в ванную комнату.
Совершив утренние водные процедуры и проснувшись окончательно, я отправился на кухню. А когда взглянул на экран телевизора, то чуть не потерял дар речи.
Картинка демонстрировала какое-то явно промышленное или складское помещение. В центре находился инженерный стол, заваленный всякими инструментами: отвертки, кусачки, ключи разных размеров и форм, мотки проволоки, какие-то измерительные приборы. На краю стола в специальном держателе дымился паяльник. Весь этот промышленный натюрморт освещала настольная лампа. За столом в офисном кресле с высокой спинкой восседал Сивун. На нём был надет белый халат и белая медицинская шапочка — колпачок. Из нагрудного кармана торчали защитные очки с жёлтыми стеклами.
— Вечный двигатель конструируете, Ваше Величество? — съязвил я.
— Во всяком случае, не примуса починяю. А Вечность, сын мой, понятие относительное. Своим видом я пытаюсь настроить тебя на рабочий лад. Ты же инженер!
— У меня выходной и мне надо включить мобильный, так что давай, прятайся.
— Можешь включать мобильный, роутер и даже чайник. Пока ты спал, я соорудил из твоего телевизора информационно неприступную крепость. А вот с выходным придётся подождать. Тот, кто нас ищет, не отдыхает.
— Нас? Ничего не перепутал?
— Да, напарник, именно нас. Наши оппоненты догадываются, что мне помогают. Ты, наверно, просто не осознал всю серьёзность происходящего. Я пока не нагнетаю, но нам и вправду надо торопиться.
— Кофе выпить успею?
Мой вопрос остался без ответа.
Я включил кофемашину, роутер и мобилу, но шторы на окне оставил задёрнутыми. На самом деле я понимал всю серьёзность происходящего. Если принять на веру всё то, что мне вчера рассказал Сивуня, то сейчас в моих руках находится нечто, что перевернёт весь привычный уклад жизни. И не только моей, или моих близких, но и всего мира! И в какую сторону этот переворот произойдёт, во многом зависит и от меня.
