–Это еще почему?? – удивлялась Марисса.

–А потому, –назидательно поднимала Тунна палец. У тебя папаня кто?

–Воин! –важно отвечала Марисса.

–Он у тебя харьитт. Тарег, аль еще какой бродяга степной, – сообщала подружка словно открывая великий секрет. Не наш человек одним словом.

–Ну и что??

–А то! –с той же важностью рассуждала та. От волков родятся волки, от зайцев - зайцы, от черепах - черепахи. Разве не так? А что родится от волка и черепахи?? Никто тебя замуж не возьмет, потому что ты помесь непонятная. Так что тебе одна дорога - к твоей тетке…

Так она первый раз узнала о существовании тетки.

Но на ее вопрос о том – почему это ей дорога к тетке, и вообще –кто она такая, ее мама вдруг расплакалась, порывисто обняв Мариссу.

Потом правда добавила, что ее безмозглые подружки просто ничего не понимают, и не имеют даже мышиного ума, раз так говорят. Ведь ее дочка самая красивая, а они просто завидуют.

И тетя ее тоже хорошая, хотя и «неправильно живущая» женщина.

Вскоре девочка познакомилась с родственницей воочию.

Как-то вернувшись под вечер, вдоволь наигравшись, она увидела стол, заставленный разнообразными кушаньями, которые они ели лишь по праздникам. А за столом, вместе с родителями, сидела хорошо одетая госпожа, чье ожерелье стоило как бы не дороже их домика – уж в таких вещах она: дитя города торгашей и воров, разбиралась с ранних лет. Смотрелась та моложе матери, и Марисса очень удивилась, когда оказалось, что это и есть старшая сестра Сайны.

–Это тетя Аниза. Поздоровайся, дочка, –с натянутой улыбкой сообщила мать.

Марисса вежливо поздоровалась.

–У меня, оказывается, очень милая и красивая племянница, –доброжелательно сообщила новоявленная тетя.

И девочка очень удивилась, когда при этих словах выражения лиц и отца и матери приобрели явно неодобрительное выражение.

Она почти не общалась с родственницей, лишь помнит, как мать упорно отводила руку сестры, в которой был зажат тяжелый кошель.

И как потом ее отец, сурово и хмуро сказал маме, что очень уважает законы родства и гостеприимства, но не хотел бы видеть в своем доме шлюх.

Когда ей исполнилось одиннадцать лет, четверо более старших мальчишек во главе с Бартуком, сынком лавочника-старьевщика, начал ее преследовать. Этот стервец выследил ее, когда она купалась и стянув штаны, предложил «пососать морковку», обещая –вот урод! – полфунта сладкой тянучки.

Она вырвалась, стукнув какого-то из них в поддых, а Бартук вслед кричал ей, что он все равно ее достанет.

Наверное, надо было пожаловаться отцу, но она сделала по-другому.

У сына кузнеца она выменяла на две маленьких медных монетки, найденных в уличной пыли и сберегавшихся как величайшие сокровища в ее тайнике, обломанную половинку серпа.

И тем же вечером, обмотав обрывком уздечки, старательно наточила лезвие о камень.

И когда через два дня малолетний шакал вновь попытался зажать ее в углу старой крепостной стены, выхватила из-за пазухи самодельный нож, и ударила его в низ живота, метя отчекрыжить то место, которым он больше всего похвалялся.

Она промахнулась, лишь распоров бедро, но при виде хлещущей крови и воплях: «Убили! Убили меня!!!» вся компания прихлебателей разбежалась прочь, включая и самого «убиенного», оставлявшего кровавый след в пыли захолустной улочки.

А назавтра под вечер, к ним домой ввалился ревущий толстяк –отец Бартука.

Он верещал что поганое отродье чужака пыталось лишить мужественности его замечательного сына, что она сама пыталась его завлечь и соблазнить, что он немедленно заберет поганую девку-змею, и продаст в портовый бордель –и то вырученные деньги не возместят даже капли драгоценной крови его бедного сыночка.

Он вопил, брызгал слюной, изрыгал ругательства, а отец – ее здоровый и сильный отец стоял перед ним и молчал, жалко сгорбившись и опустив руки. Лишь потом, уже пройдя науку воина, она поняла – отец ее нарочно вел себя так: ждал, пока тот окончательно озвереет, и ударит его. Ведь по законам королевства Килльдар, ударившего тебя в твоем доме можно безнаказанно убить на месте.

И видимо лавочник вспомнил об этом, потому что вдруг запнулся, и зло бормоча, ушел.

А у калитки ответил своему сынку такого подзатыльника, что тот упал на землю, и заголосил не хуже, чем когда Марисса попортила ему шкуру.

Тем же вечером отец ее пришел к ней в комнатенку, и долго молча смотрел на нее. А потом вдруг сказал, что пройдет еще года-три четыре, неизвестные ей «урочные годы» кончатся, и они все вместе поедут очень далеко –туда, откуда он сюда приехал.

И тогда она увидит там и другую жизнь, и настоящих мужчин, и у нее будет много родных людей.

И никто не посмеет сказать ей недоброго слова – ибо тогда все двести мужчин ее рода вступятся за нее. И обязательно как только Мариссу увидят его земляки, то сразу кто-нибудь пришлет ей табун из десяти белых кобылиц -дар жениха семье невесты…

Потом отец ушел в плавание вместе с большим купеческим флотом –семнадцать огромных каракков, каждый из которых вмещал по сто тысяч пудов груза. Купцы платили очень неплохо, а лучник, способный без промаха бить с качающейся палубы был нелишним в дальнем походе.

И флотилия ушла в Малое Суртское Море.

И не вернулась. Так бывает – корабли гибнут бесследно, а у моряков не бывает могил. Пропали все семнадцать больших кораблей, полторы тысячи матросов, и девять богатых купцов, полсотни приказчиков и одиннадцать морских магов. И воин торговой стражи Кебал Хорт вместе с ними.

Шли месяцы, кончались деньги, на столе не было ничего кроме каши и черствых лепешек, что сбывают за полцены пекари, если товар нераспродан.

Но все трое верили, что все будет хорошо, и что настанет день, и вернется их отец и муж, и вновь радость придет в домик на припортовой улице.

Мать бралась за любую работу, шила, стирала, присматривала за чужими детьми за миску вчерашней похлебки. И ждала. Прошел год, и Сайна одела белую вдовью ленту на волосы, и справила тризну по мужу… Потом сгорела в несколько дней младшая сестра Мариссы, от непонятной неведомой болезни, и последние скромные драгоценности, отданные знахарям-шарлатанам ничем помочь не смогли. Те даже не смогли сказать –отчего Инграда умерла?

А потом и ее мать, так и не дождавшись отца, тихо угасла. Легкая поначалу простуда свела ее в могилу в две недели.

Еще через десяток дней в опустевший домик приехала расфуфыренная красавица в дорогом платье –тетушка Аниза, казалось совсем не постаревшая с их первой и последней встречи.

Погоревав, и погладив девочку по волосам, та сказала, что теперь она будет жить с ней, и она займется устройством ее судьбы.

Голос тетушки был ласков, она была как будто искренней в своем желании помочь сироте... Но глядя на ее изящную надушенную руку в дорогих кольцах,

Марисса вспоминала руки своей матери: огрубевшие от тяжелой работы, потрескавшиеся, с обломанными ногтями – и ей почему-то хотелось впиться изо всех сил зубами в эту холеную белую руку.

Позже правда Марисса не могла не согласится, что с родственницей ей повезло: тетка не попыталась приспособить племянницу к своему ремеслу - ремеслу куртизанки (что бы наверняка сделало девять из десяти ее товарок), а отдала в школу при храме, где учились будущие служительницы Тиамат –одну из трех в Кильдарге.

Месяца в этом заведении хватило Мариссе, чтобы понять: жреческая карьера в чем-то сродни ремеслу Анизы, и если ты желаешь продвигаться по ступенькам храмовой иерархии, то неизбежно придется стелиться под вышестоящих, независимо от пола и возраста (Причем стелиться как в переносном, так и в самом прямом смысле).

В конце этого месяца к ней в келью заявились две старших ученицы, и заявили, что она должна стать служанкой кого-то из них. При этом они великодушно согласились предоставить право выбора ей самой.

Одна из них славилась тем, что обожала таскать младших девочек за волосы и бить их по щекам, другая смотрела на Мариссу столь откровенно, что даже неискушенная провинциалка поняла –что к чему.