Он нежно и требовательно привлек ее к себе, жадно впился губами в ее губы, в то время как руки его скользили по ее плечам и груди. Прикосновение этих ласковых и таких умелых губ воспламеняло кровь. Страсть налетела, как ураган. Марисса отвечала поцелуем на поцелуи, лаской на ласку, целиком окунувшись в пучину страсти. Она вскрикивала от восторга под тяжестью его тела, ощущая неистовое биение его сердца. Яростно хрипя, она впивалась ему зубами в плечо. Выгибаясь и постанывая, переворачиваясь со спины на живот и обратно, она в свою очередь жадно приникала губами к телу любовника.
Она выгибалась как в припадке, а из глотки рвались вполне звериные вопли.
Потом они лежали без сил, а он продолжал гладить ее плечи и руки, но уже совсем не так, как раньше, и от этой тихой ласки хотелось плакать и смеяться одновременно. Подобно котенку она вздрагивала и потягивалась, под нежно гладящей ее рукой, и только что не урчала от наслаждения.
Он погладил подрагивающий живот девушки. И Марисса вновь накинулась на него, прижала к кровати своим сильным, гибким телом. Ее сочные, влажные губы впились в рот и задушили родившиеся у него в голове мысли, не дав им стать словами.
…Дальше не было ничего, кроме того, для чего по преданиям, Богиня и сотворила мужчину и женщину.
…Среди ночи он проснулся, ощутив, что спутница заворочалась.
–Торн, ты спишь? –осторожно прошептала она и, стараясь не тревожить, перелезла через него. Нагая грудь атласно скользнула по его щеке, и он едва удержался, чтобы не поймать сосок губами.
Он слегка приоткрыл глаза. Крадучись она подошла к столу, налила себе вина в чарку, и осушила одним духом, а потом вдруг поперхнувшись, зарыдала. Чаша выпала из руки, и грюкнув, разлетелась на черепки.
Он вскочил с простели, подбежал к ней и, не зная что делать, поднял на руки, совершенно впавшую в истерику амазонку, осторожно понес, уложил на койку, укрыл одеялом, что-то успокаивающе шепча, пока та задыхалась и обливалась слезами…
–Торн, я... я должна тебе рассказать, –чуть успокоившись выдохнула она, –Я должна тебе рассказать...
–Ты ничего никому не должна.
–Нет, нет, ты не понимаешь! –твердила Марисса. Я должна... Вот, посмотри, –она высоко подняла правую руку. На плече, с тыльной стороны был шрам – шероховатый, белесый. Так выглядит сквозная рана, неумело залеченная, которую прижгли на поле боя головней, а потом замазали глиной или смолой.
–Видишь? Тут был Знак Феанны!
«Не может быть!» –промелькнуло у Торнана.
–Ты была в Феанне??
–Да... –она всхлипнула.
–Ты выдержала испытания? –зачем-то переспросил он.
–Да, –кивнула она. Всего три из пяти, как раз чтобы попасть... «Лисий бег», «волчий путь», и «прыжок лосося». На «стрелах богини» срезалась, конечно.
Уже полгода прошло, я уж подумывала, что нашла то, что искала всегда, что у меня есть братья и сестры, которые… будут со мной до конца…
Марисса, обхватив грудь руками, срывающимся голосом бормотала признания, словно хотела оправдаться перед кем-то.
…Нас было шестеро. Четверо мужчин, и двое девушек. Мы как раз возвращались из той деревни, которую охраняли, –помнишь, я говорила…
Ну, мы задержались на постоялом дворе –нелегкая дернула нас свернуть не на ту дорогу… А ночью на нас напали… Банда, человек пятьдесят. Бывшие наемники, мразь урконская.
Там еще был караван гвойцев, те схватились за оружие, думали отобьемся… Какое там – постреляли из арбалетов, никто и пикнуть не успел.
И Брона, и Тхо, и… всех кто сопротивлялся. Хозяина живьем насадили на вертел –для забавы…
А я... Я бросила оружие, и забилась куда-то как крыса... Какое-то наваждение, словно кто-то лишил меня храбрости. Пока моих братьев убивали, я сидела в каком-то подполе и молила богиню спасти меня. Потом когда меня вытащили из тайника, я... Как будто сошла с ума от страха... Я говорила, что я акробатка из бродячего цирка, валялась у них в ногах, просила пощады...
Несса была еще жива, и они с ней...
А потом кинули жребий –про меня. Я досталась прихвостню атамана.
Потом другие...
...Я делала все что они хотели, сама, по первому слову, а они хвалили меня...
Они даже не были со мной жестокими. Один даже предлагал нам вдвоем убежать, и вместе воровать и грабить –чтобы я заманивала мужчин в засаду...
Я ему очень понравилась.
Я прислуживала им за едой, танцевала для них, меня... разыгрывали в кости...
Когда они валялись перепившиеся, я хотела их зарезать, но не смогла... я ... боялась...
Только через месяц я сумела от них бежать… Решилась бежать…
Марисса вновь залилась горькими слезами.
–И тебя изгнали? –спросил минуту спустя капитан, вытирая ей слезы косынкой.
–Нет, –помотала она головой. Я сама. Когда я вернулась, мне никто не сказал слова –в Феанне не могут обвинить, если нет свидетелей. Но они смотрели… Мне каждый раз чудилось что они смотрят, и говорят молча – «Почему ты жива??»…
И я… Эти взгляды.. –Марисса запиналась, казалось вот-вот снова разрыдается.
Вот так в одну ночь встала, и срезала клеймо бритвой.
Режу и вою, режу и вою... Потом прижгла рану свечей, и отрубилась...
Вот и все...
–Торн, –всхлипнула она. Ну за что мне все это? В чем я виновата? Что я сделала, что богиня так карает меня?
Девушка с тихим плачем уткнулась Торнану в грудь.
Он механически поглаживал ее по волосам, не зная, что сказать.
Все слова, что ничего страшного не произошло, что люди, пережив куда худшее, живут себе неплохо и даже счастливо, прозвучали бы нелепо и фальшиво.
***
...Сколько себя помнила Марисса, судьба ее не баловала. Детство ее не было ни безоблачным ни благополучным.
Ретез, город ее детства... Первый по величине порт Кильдарга, и третий –всей Логрии. Шумный, полный купцов и моряков, веселый и грязный, алчный и расточительный. Богатые лавки и тяжеловесные каменные мосты, бесконечные кварталы ремесленников, стольже бесконечные улицы увеселительных заведений, пестрые рыночные площади, и храмы двунадесяти богов, которым в Ретезе молились…
Гавань, куда приходили корабли буквально со всего света – из Данелага, и из Гвайса и Мериддо, и из Суртии и Гхаратты, и даже с Заокраинного материка, куда плыть надо полторы луны не видя земли. Все это было ей знакомо.
Но жизнь среди этого богатства и пышного цветения всего и вся была ох как нелегка!
В Ретезе всякий торговец –даже продающий вразнос лепешки и щербет с лотка, смотрит свысока на того, кто лишен этого высшего счастья: продавать и считать деньги за проданный товар.
А отец ее не был торговцем. Кебал Хорт по прозвищу Шрам, был воином купеческой стражи, одним из лучших ее воинов, и непревзойденным лучником. Но – не торговцем. И этого хватало, чтобы дети соседей: мелких лавочников и приказчиков дразнили и задирали ее.
У отца не было достаточного количества золота, и поэтому со вздохом мать штопала в очередной раз порванное платьишко дочки.
Деньги как приходили, так и уходили, и как ни старался он, выше скромного достатка подняться никак не удавалось. Отец мечтал о сыне, но родилась Инграда, – маленькая и болезненная девочка. Но он не упрекнул ни единым словом мать, как это водилось в их городе, где рождение девочки даже не всегда праздновали.
А еще ее отец ее не был ни коренным ретезцем, ни кильдаргианцем, ни даже логрийцем.
Про свою родину он не рассказывал никогда. И много времени спустя она догадалась –почему.
Ее мать – Сайна – огненно-рыжая, красивая но быстро увядающая под напором жизненных тягот, не попрекала отца ни отсутствием богатства, ни чужим происхождением. Она его просто любила. И любила ее – дочь чужеземца.
И это тоже позволяло подружкам высокомерно относиться к ней.
–Нет, Марька, тебя замуж никто не возьмет, –важно изрекала Тунна: заводила девчачьей компании их квартала, когда они по извечному обыкновению всех малолетних существ женского пола делили женихов из числа сверстников.