А вот в торговый порт Томска, в Черемошники, выбрался. Очень уж Тецков с молодым Тюфиным завлекали. И отправились мы туда на поезде. Маленький такой составчик: маневровый паровозик, «утка», и пара обычных товарных вагонов, оборудованных сидениями. Оказывается, эта «электричка» ежедневно в порт и обратно работников возит. Расписание даже какое-то имеется. Все, как в высших домах Лондона, едрешкин корень.
Ну, что сказать⁈ Развернулись, конечно, в Черемошниках купцы не слабо. Четыре двусторонних широких причала с паровыми кранами. С дюжину огромных ангаров — складов. Все аккуратно, даже схема движения гужевого транспорта имеется. Лошадки, нескончаемым потоком, паровозиком, двигаются по обозначенной столбиками полосе на погрузку. А те, что груженые, отъезжают уже по другой линии. Никакой неразберихи и толчеи. Есть даже специальное причальное место, на котором труженики-пароходы от гари и копоти отмывают. Тецков уверил, что услуга эта входит в стоимость обслуживания. То есть, отдельно не оплачивается.
— Со всех окрестных сел мужиков с лошадьми собрали? — сбившись на пятом десятке при попытке посчитать подводы, спросил я.
— А черт его ведает, ваше высокопревосходительство, — беззаботно ответил Николай Наумович Тюфин. Я-то его запомнил молодым парнем с вечным румянцем на щеках. А он теперь превратился в дородного мужчину с бородищей до груди. Уверенного в себе и этого не скрывающего. — Это же Кухтеринские людишки. Бес его знает, где он их собирает. Мы только общее число называем, он и присылает.
— Развернулся, значит, ямщик?
— О! Еще как. Его «Компания по перевозке грузов» тут везде. И почту возят, и переселенцев доставляют, и зерно к пристаням. Сам Евграфка важным стал — на кривой козе не подъедешь…
— Транспортная компания, значит?
— Не только. У него и торговый дом имеется, и заводик какой-то строит. Таится только. Не говорит, что производить собрался.
— Пф, — фыркнул я. — Какой же это секрет? Он с полгода как, оборудование для спичечной фабрики покупал. Вот это и собрался производить.
— Вот хитрован, — засмеялся Николай. — Самый верный товар ведь выбрал. Мы из Ирбита спички коробками по весне вывозим, а к осени их уже в лавках и нет совсем. Думали увеличить закупки, а оно вона как оборачивается…
— Мне интересно только, где он сырье брать собирается, — улыбнулся я. — Ладно дерево — этого здесь полно. А Серу? А фосфор?
— Так на вашем, Герман Густавович, железном заводе и будет брать, — удивленно уставился на меня Тюфин. — Там же из угля это все как-то вытаскивают…
— Удивительно, — развел я руками. — Таких подробностей мне не сообщали.
Впрочем, я несколько кривил душой. Мне и самому было мало интересно, что там еще, в качестве сопутствующих товаров, на заводе выделывают. Мелькало что-то в разговорах, о том, что при коксовании угля масса каких-то химических веществ выделяется. Но и все на этом. Что же мне еще и формулы наизусть учить прикажете? Так у меня других, не менее важных дел полно.
У причалов как раз шла швартовка сразу пары толстопузых барж. Крепенький, и какой-то даже дерзкий с виду, пароходик уверенно и быстро запихал баржи в створ между причалами, и шустро ушлепал лопастями колес куда-то ниже по течению.
— Ваш? — поинтересовался я у Тецкова, кивнув на буксир.
— Наш, ваше высокопревосходительство, — признался тот. — Пришлось обзавестись. Не все капитаны с нашими течениями справляются. Иной раз приходится баржи от самого устья Томи к пристаням тащить.
— Экономят на машинах?
— Гуллетовы пароходы. Тюменские, — отмахнулся Тюфин. — Он на Урале машины закупает. На Екатеринбургском механическом. А они там и тяжелее наших, томских. И послабее будут.
— Много стало пароходов, — улыбнулся я. — Помнится, десять лет назад пальцев одной руки все Обские суда на паровой тяге хватило перечесть.
* * *
— Много, ваше сиятельство. Много. За полсотни уже точно. Каждую весну новые пароходные компании появляются. С вашими страховками, совсем не страшно стало по Оби товары возить.
— А капиталы откуда? — сделал удивленный вид я. — Пароход — не лошадь. Любому лавочнику не по карману.
— Да кто откуда берет, — развел руками-лопатами здоровенный Тецков. — Кто на Чуе удачно расторговался, а иные прииски да лабазы в залог отдают, лишь бы модной новинкой обзавестись. У нас ведь теперь как⁈ Судно на паровом ходу, да с парой барж, за две навигации на южном зерне да чугуне отбиваются. А дальше только прибыль начинают приносить. И дровяные склады вдоль реки больше не нужно устраивать. Чуть не в каждом селе угольный склад имеется, а капитаны еще и повадились мелкой торговлишкой прирабатывать. Из Бийска до Томска три недели хорошего хода, так нет. Ушлые людишки к каждой избе на берегу норовят пристать. Уж и не знаем, как с такими бороться. И выгнать не выгонишь. Грамотных мало, а и из тех, кто имеется, не каждый в капитаны пойдет…
— Прямо бедствие? — уточнил я, подавляя рвущийся наружу смех. — Устали бороться?
— Истинно так, ваше высокопревосходительство.
— Пф. Еще древние говорили: не можешь победить, возглавь. Посади на каждый пароход по приказчику, с наказом мелкую торговлю по пути наладить. Капитан, если не дурак, сам скоро устанет бесконечно причаливать-отчаливать.
— А правда, — заржал, как конь Тюфин. — Путь в три раза дольше проделают, штрафы выплатят, и, поди, успокоятся.
— Тысячные убытки будут, — поморщился прижимистый человек-медведь. — За весну-лето если по две ходки, а не по четыре, успеют сделать, так и то много будет.
— Ну, значит, не такая уж у вас и беда с капитанами, — хмыкнул я. — Если они, и приторговывать успевают, и в сроки укладываются, так вам-то чего? Пусть их…
— А вот специально судно отправить, чтоб торг в прибрежных селениях вести, это хорошо, — развил мою шутку Тецков. — Вроде плавучей лавки. Ткани загрузить и водку…
— Мыло и спички, — подсказал Тюфин. — И порох. А то и вообще все, что в лавках колониальных товаров продают.
— А у них орехи и шкурки скупать.
— Грибы еще сушеные и лосиные шкуры. Лосей в том годе страсть как много было. Иная скотина чуть не в огороды к людям вваливалась.
— Ну вот, — засмеялся я. — Видите как одна голова хорошо, а три — лучше. Признавайтесь, как на духу! По миллиону каждый-то уже заимел? А то меня ругают. Говорят, каждый, кто со мной дело имеет, быстро миллионщиком становится.
— У отца, может, и имеется, — огладил роскошную бороду Николай Наумович Тюфин. — А я еще не обзавелся.
— Тоже еще нет, — смутился Тецков. — Тыщь пятьсот. Не больше.
— Как вам не стыдно, — деланно принялся сокрушаться я. — Высокие люди про меня изволят злословить, а вы что же? Уважить их не могли? Трудно по миллиону заиметь⁈ Евграфка вон Кухтерин — он, поди, уже сподобился. Не вам чета!
— Евграф Николаевич — голова, — неожиданно очень уважительно о бывшем ямщике высказался Тюфин. — Из любой беды с прибытком выйдет. И ведь врагами так и не обзаведется никак. Все-то у него в приятелях, всех уважит. Мужички, что у него работают, за хозяина горой. Слово, что ли, приворотное знает…
— Заработай сам, и дай заработать другим, — прогудел Тецков. — Вот и все его слово. Сказал: рубль за ходку, так ты хоть десять, хоть сто ходок сделай — свое получишь. А не так, как у некоторых.
— Молодец, — кивнул я. Слышать такую характеристику для опекаемого предпринимателя было неожиданно приятно. — Все бы пример с Евграфки брали! По-хорошему, все купцы и промышленники должны заботиться о своих работниках. Довольный рабочий и работает лучше.
Тецков с Тюфиным промолчали. Спорить с вице-канцлером империи они рылом не вышли, но мнение свое все-таки имели. И, судя по всему, мое они не разделяли.
Впрочем, я и не настаивал. Пример моих томских заводов ярко демонстрировал: вкладывать средства в благополучие рабочих имеет смысл. Ничуть не буду удивлен, если узнаю, что для моих предприятий понятия «дефицит» работников вообще не существует.
