С отцом у меня тоже были очень личные походы и выходы из дома, которые запомнились. Это были походы в цирк, кино и спорт походы. В цирк мы ходили круглый год, когда начиналась новая программа. И кажется, не пропустили ни одной. Походы в кино мне запомнились тем, что в тёплое время года отец ходил со мной на открытые площадки, в летние кинотеатры, располагавшиеся в парках. Мы смотрели кино на свежем воздухе, под куполом звёздного неба. Спорт походы случались тоже в тёплое время года довольно часто. Отец брал меня на стадион. Он любил смотреть вживую футбольные матчи. Уж сколько футбольных матчей пересмотрела я за своё детство – и не счесть!

Я эти спорт походы очень любила. Во-первых, папа в такие дни принадлежал только мне. Он всегда шутил, и мы с ним весело смеялись по любому поводу. Во-вторых, придя на стадион, он делал из газеты классный головной убор – треуголку и надевал на мою голову. Затем папа покупал мне пирожки, которые он называл «тошнотиками», а ещё сладкую вату и газировку. Так что не разбираясь в футболе, я всё равно чувствовала себя абсолютно счастливой. В-третьих, после окончания очередного футбольного матча, отец почти никогда не торопился уходить со стадиона, пережидая толкучку.

Когда толпа немного рассеивалась, мы с ним спускались с трибун на игровое поле. Отец делал импровизированный шарик-мячик из смятой газеты, ставил меня в ворота и начинал гонять этот бумажный шарик-мячик, забивая его мне в ворота. Чем больше шариков-мячиков мне отец забивал, тем больше я радовалась. Позже, когда мама или бабушка дома спрашивали нас: «Ну, и кто победил?», то ли имея в виду матч, то ли нашу с папой игру после матча, он неизменно отвечал: «Пять-ноль в пользу наших!». После матча и нашей игры с бумажным шариком-мячиком мы с отцом обязательно шли в кафе, где пили чай или кофе с пирожными.

Моё детство прошло на папиной шее в прямом смысле этого слова. В том смысле, что отец постоянно носил меня на себе. Я усаживалась ему на шею, и так мы ходили: на демонстрации и парады, которые в те времена случались по несколько раз в год; на дачу, на набережную, в парк и просто погулять. Это у нас называлось: операция «Двухэтажный папа». В начале такого похода отец обычно говорил: «Ну что, доченька, начинаем операцию «Двухэтажный папа»?!» Он приседал, подставляя мне своё плечо, а, вернее сказать, оба своих плеча и шею.

Так я и провела своё детство на папиной шее. Сидела я на папиной шее (в прямом смысле этого слова) не только высоко в воздухе, но и глубоко в воде. Папа был заядлым купальщиком и отличным пловцом. Наша дача располагалась недалеко от реки с необычным названием – Сок. Эта маленькая речка очень живописна и впадает в Волгу.

Летом на даче у нас с отцом было Дело Особого Назначения. Мы его называли «Марш-бросок на реку Сок». Перед тем как отправится со мной купаться на реку Сок, отец обычно работал на даче, делая разные бесконечные дачные дела. Для всех дачных работ у нас тоже было название, а вернее девиз: «Летом на даче трудимся с отдачей!»

После совместного дачного труда с отдачей мои бабушка и мама шли в тенёк отдыхать, а мы с папой совершали неизменный «Марш-бросок на реку Сок». Там у нас тоже были Дела Особого Назначения. Во-первых, отец на шее со мной переплывал на другую сторону реки, где мы немного отдыхали на берегу, а затем также в двухэтажном варианте возвращались обратно.

Во-вторых, если позволяло время, мы с папой рыбачили на раков, которых называли «Раки-забияки». Рыбалка наша проходила весьма своеобразно. Отец нырял недалеко от берега, ощупывал дно руками и находил там раков. Потом с раком или раками в руке он выныривал на поверхность воды и бросал мне пойманных раков на берег. Я с сумкой или пакетом бегала по берегу, собирая выброшенных отцом из воды раков. Возвращаясь с реки Сок обратно на дачу, мы варили раков в котелке на костре. У нас это называлось «Сочное блюдо «Раки-забияки». Сочное, т. к. раки были с реки Сок.

Когда мы с отцом шли рыбачить на раков, он говорил мне: «Я покажу тебе, доченька, где раки ЛЕТУЮТ!» «Может быть, летают?» – спрашивала я. «Нет, именно ЛЕТУЮТ. Видишь ли, зимой раки зимуют, т. е. проводят зиму, а летом они что делают? – ЛЕТУЮТ, т. е. проводят лето». Я улыбалась и размышляла: «Почему же порой люди хотят показать, где раки зимуют?» Я слышала такую фразу неоднократно. А про раки, которые летуют, я слышала только от папы. И мы снова шли рыбачить на раков.

На Волге у меня с папой тоже были Дела Особого Назначения. На пляже нашим обязательным делом было сплавать до буйка и обратно. Нас мама с бабушкой позже спрашивали: «Ну, как прошёл сегодня заплыв?» Отец отвечал: «Буёк сегодня был небуйный!» Эта незатейливая «Байка про небуйный буёк» звучала часто, но мы все неизменно улыбались, слыша её в очередной раз.

А ещё на Волге мы ходили на щуку. Ведь на щуку не рыбачат, а именно ходят. Мы с отцом с лодки его приятеля ловили щук на спиннинг. И это для меня тоже было Делом Особого Назначения.

Ещё мне запомнились субботние вечера с моей тётушкой, сестрой отца, тётей Тамарой. Она часто приезжала к нам в пятницу вечером с ночевой, т. к. жила в пригороде. Мама, бабушка, тётя Тамара и я готовили что-нибудь особенное, необычное, не будничное, вкусненькое.

Любопытно, что больше всего мне запомнились не поедание какого-либо кулинарного изыска, а именно стряпня, вернее сказать, волшебный процесс приготовления очередного съедобного шедевра, кухонные хлопоты и кухонные разговоры.

Шедеврами домашнего кулинарного искусства, приготовление которых мне так запомнилось, были: фаршированная щука, заливной судак, запеченный в духовке кролик, рябчики, языки, печёночный паштет и всевозможные пироги, пирожки и торты. Но нравилась мне больше всего атмосфера сотрудничества, воцарявшаяся на нашей кухне. Сейчас бы это, наверное, назвали командной работой. И очень нравилось мне наше общение. Готовить все эти вкусности я точно любила гораздо больше, чем их потом поедать.

Особенно мне нравилось, когда тётя Тамара, наш главный кулинар, назначала меня солисткой. Это означало, что я солила все блюда поваренной солью. Соль в нашем доме была самой обычной, а эти кулинарные вечера всегда были для меня особыми и особенными. «Сегодня Алиночка назначается главной солисткой. Она будет всё солить», – торжественно провозглашала тётя Тамара.

Отец, услышав это, тут же прибегал на кухню и спрашивал на всякий случай, хотя ответ ему был заранее известен: «Тамара, а можно я сегодня буду солистом? Я очень хорошо умею всё солить!» «Нет, Серёжа, солистка у нас – Алиночка». «Ну, давайте тогда так: Алиночка будет солисткой, а я – солистом», – продолжал отец. «Нет, Серёжа, солистом может быть только кто-то один. И у нас солировать будет Алиночка», – отвечала ему тётя Тамара. «Жаль», – говорил отец и удалялся с кухни. «Но ты, Серёжа, можешь быть у нас Честнорабочим. Если нам надо будет мясо порубить, рыбу почистить или какую другую трудную работу сделать, мы тебя позовём!» – кричала ему вслед бабушка. «Бабуля, а почему Честнорабочим?» – спрашивала я. «Потому, что такую работу надо выполнять честно, без халтуры», – смеялась в ответ бабушка. «А ещё, Сергей, ты можешь быть главным рубильником, когда нам надо будет что-нибудь порубить топором или большим ножом», – заканчивала бабушка.

Взрослые вокруг меня, наверное, исполняли разные роли и выступали в самых разных качествах, но я точно помню, что я в семье всегда была солисткой, т. е. главной, особой и особенной. Так я и была главной солисткой семьи всё своё детство, причём во всех смыслах этого слова.