Мало-помалу люди находили рабочие места в сфере разработки, внедрения и совершенствования новых технологий. Практически все новые технологии требовали множества работников, собранных в одном месте, и производственных площадок с соответствующим оборудованием. В прошлом ткацкие мастерские располагались в сельской местности и работали на энергии ветра (или, чаще, мускульной силе). Новые промышленные предприятия строились в городах и работали на угле. Сельская местность опустела, люди ринулись за деньгами в город. Маленькие городки превращались в крупные города. Концентрация населения в городах обуславливала возникновение новых проблем и рождала спрос на инновации в области медицины, санитарии, транспорта и логистики. При этом каждая из сотен технологических инноваций меняла отношение людей к экономике, ресурсам и месту проживания.
Государство начало массово предоставлять населению услуги – от снабжения электроэнергией до медицинского обслуживания. В густонаселенных городах делать это было проще, чем в сельской местности с ее разбросанными тут и там домохозяйствами. Люди массово покидали деревни и уезжали в города в погоне за более высоким уровнем жизни, достигаемым с меньшими затратами.
Второй этап промышленной революции показал, что равноправие серьезно ослабляет зависимость человека от места проживания. Появились химические удобрения, пестициды и гербициды. В результате в середине XIX в. имел место троекратный (или даже более значительный) рост объемов производства сельскохозяйственной продукции на фоне снижения затрат труда. Экономика сельского хозяйства изменилась навсегда. Теперь не город переманивал людей из деревни, а деревня выталкивала людей в город.
Совокупный эффект появления новой городской промышленности и применения новых высокоэффективных технологий сельскохозяйственного производства вывел нас на путь урбанизации, породив кучу проблем, с которыми человечество не справилось до сих пор. Сильнее всего пострадали показатели рождаемости. В деревне детей заводили не столько из любви к ним, сколько из экономической необходимости. Дети представляли собой бесплатную рабочую силу и де-факто вынуждены были пахать на родителей. Тысячелетние культурные и экономические нормы сформировали глубоко укоренившееся представление, что они должны либо наследовать хозяйство престарелых родителей, либо, по крайней мере, не уезжать от них слишком далеко. Большая семья, по сути, представляла собой общину, члены которой всячески поддерживали друг друга. Этот культурно-экономический уклад оправдывал себя на протяжении всей предшествующей истории – еще в те времена, когда в мире только рождались империи и национальные государства.
К огромному неудовольствию моей матери, урбанизация отправила этот уклад на свалку истории. Стоит переехать с просторной фермы на участок земли площадью в четверть акра в маленьком городке или, хуже того, в дорогущую квартиру в тесном мегаполисе, как экономика деторождения схлопывается. Детям не приходится трудиться, но их все равно приходится кормить и одевать. Теперь еда не растет прямо у дома, ее нужно покупать. Даже если ребенок где-то подрабатывает летом или разносит газеты, самое большее, на что могут рассчитывать родители в финансовом плане, – что их маленькая копия поможет им выйти в ноль.
Стоит переехать из маленького городка в большой город, и дети тут же превращаются (с экономической точки зрения) просто в дорогую говорящую игрушку. Когда они наконец покидают родительский дом, родители плачут или радуются, но их чувства совсем не похожи на панику, которую свобода от родительских обязанностей вызывала у их предков, влачивших жалкое существование в деревне в доиндустриальную эпоху. Если экономическая целесообразность деторождения исчезает, люди делают то, чего в данной ситуации требует логика: заводят меньше детей.
Тем не менее в ходе индустриализации численность населения росла. Некоторые причины очевидны: налаженные каналы распределения в сочетании с изобретением и внедрением пестицидов, гербицидов и в особенности минеральных удобрений делали сельское хозяйство все более устойчивой отраслью экономики, избавляя людей от угрозы голода.
Другие причины менее очевидны: появление системы канализации и снижение заболеваемости. В городе реже происходят несчастные случаи, медицинская помощь там более доступна, чем в деревне, а значит, снижается смертность, особенно младенческая. Более продвинутая медицинская помощь позволяет снизить смертность от заболеваний и травм, которые становятся все менее распространенными. Все это ведет к росту продолжительности жизни. Удвойте среднюю продолжительность жизни, и через поколение вы удвоите численность населения, даже если в семьях не будет рождаться больше детей. Просто детородный период станет более продолжительным.
Но все это, конечно, произошло не сразу. Возьмем механический ткацкий станок, который считается самым значительным прорывом на заре технологического развития, – прорывом, позволившим увеличить производительность труда в 50 раз. Первый прототип был сконструирован в 1785 г., а затем совершенствовался в течение 50 лет, когда было создано 17 вариаций станка. Но даже после этого еще почти 100 лет ушло на его полную автоматизацию, позволявшую не прерывать производственный процесс, когда в челноке заканчивалась нить.
Собственно, слово «революция» в понятии «промышленная революция» не совсем точно отражает суть дела. Новые технологии не возникали по мановению волшебной палочки. Их разрабатывали, конструировали прототипы, совершенствовали, запускали в массовое производство и внедряли, а они, в свою очередь, давали толчок развитию технологий нового поколения – и все это на протяжении 200 лет. Переход от жизни на ферме к городской жизни потребовал времени. Рост Лондона и превращение его в самый большой и богатый город в мире с самым образованным населением тоже происходили небыстро. Переход от культурно-экономического уклада большой семьи с кучей «запасных» детей, в которой среднестатистический взрослый умирал в возрасте чуть более 30 лет, к крошечным семьям, в которых дети – просто шумные и невыносимо подвижные нарушители спокойствия, а 60-летние члены семьи уже не редкость, тоже протекал в течение довольно длительного периода. Численность населения Британии утроилась далеко не сразу.
Полный цикл трансформации в этой стране продолжался в течение жизни семи поколений.
Но только в этой стране.
История ускоряется
Ни одной технологии, разработанной в Британии, не суждено было остаться исключительно британской. Как и технологии предыдущих эпох: оседлое земледелие, использование энергии воды и ветра, океанское судоходство, – промышленные технологии ткацкого производства, паровая тяга, выплавка стали, генерация электроэнергии и производство удобрений распространились по всему миру. Поскольку бо́льшая часть работы, связанной с разработкой и освоением этих технологий, была уже проделана, на их внедрение в других странах потребовалось меньше времени, а значит, влияние инноваций на демографическую ситуацию тоже проявилось быстрее.
Второй большой страной, пережившей серьезные изменения в ходе индустриализации, стала Германия. За столетие, предшествовавшее Первой мировой войне, Германия быстро превратилась из раздробленного доиндустриального государства, экономика которого опиралась на гильдии и на которое часто нападали соседи, в единую, лидирующую промышленную, экономическую, технологическую и военную державу, которая за очень короткое время смогла одержать победу над Данией, Австрией и Францией. Численность населения Германии (как ранее Британии) в ходе индустриализации и урбанизации почти утроилась. Само население (как ранее в Британии) в результате снижения смертности состарилось. Рождаемость (как ранее в Британии) снизилась. Но поскольку Германия, в отличие от Британии, шла по проторенному пути, весь процесс протекал на протяжении жизни всего четырех поколений[25].
