В будущем люди научатся хранить мысли в облаке, пересылать их письмами и экспонировать в информационном поле Земли. Я до этого не доживу. Мой мозг останется закрытым, а мысли полностью утрачены. Многое и сейчас позабылось. Стёрлось в памяти, не сохранилось в сознании. А ведь важно вспомнить и осознать. Заново пережить и подвести черту.

#

Мои школьные годы прошли в военном гарнизоне на северо-востоке Казахстана. Отец служил в авиационном полку и осуществлял ядерную защиту СССР. В тридцати километрах от жилого городка, в низкогорном массиве располагался полигон, где проводились ядерные испытания. Заряд закладывался в штольню и подрывался. Гору двигало и подбрасывало. А однажды приподняло на четыре метра. Гора повисела в воздухе, потом плавно опустилась, и горный рельеф восстановился. Жители окрестностей полигона ощутили колебания почвы магнитудой в пять с половиной баллов. Им приходилось наблюдать термоядерный гриб, перемещение радиоактивных облаков и взлёт баллистических ракет. В местности, особо приближенной к полигону, радиационный фон в два раза превышал смертельную дозу человека. Окрестность была не заселена. Кругом простиралась пустыня, и если появлялись пострадавшие, то это были животные. Всего было произведено около пятисот наземных, подземных и воздушных взрывов.

Я любила свою ядерную родину, считала её лучшим местом Земли. Зимы там были суровыми, заснеженными, а вёсны – бурными и радостными. Помню, как за ночь нарастали сосульки, днём их трогал весенний ветер, и они оживали. Весело звенели, стекали тонкими струйками и, отрываясь, падали с крыш и разбивались на множество хрустальных осколков. Всё вокруг журчало, потрескивало и похрустывало. Я любила менять русла рек, сооружать каменные континенты и вброд переходить мировые океаны. Интернета тогда не было. Телевизор являлся редкостью. Всё свободное время отводилось играм на воздухе, чтению книг, занятиям спортом и посещению кружков по интересам.

В шестьдесят пятом был произведён ядерный взрыв с целью создания искусственного озера1. Радиационные воды речушки, вытекающей из озера, впадали в устье Иртыша, на берегу которого располагался военный городок.

В тот год весна была бурной. Иртыш вскрылся рано, и ещё не закончился ледоход, а мальчишки уже купались. Течение несло их мимо раскидистых тополей, а взрослые стояли на берегу и призывали выйти из воды. Мальчишки не слушали, радовались тёплой воде, разогретой радиацией, и ловко маневрировали между льдинами. Об изменении их здоровья стало известно не сразу. Радиация убивает незаметно. Поражает раком, белокровием или лучевой болезнью. Сильные организмы восстанавливались, слабые сильно страдали.

Невидимое излучение пронизывало нас днём и ночью. У жителей городка наблюдалась повышенная раздражительность, случались приступы депрессии и эйфории. Среди подростков бурлила любовь, кипели чувства, вздувались пузыри романтики и жгли эротические фантазии. Моя первая любовь вспыхнула как яркая двойная звезда. Я полюбила сразу двоих: девочку и мальчика.

Ленка была зеленоглазой, с длинной русой косой и длинными стройными ногами. Она носила красивую школьную форму и нейлоновые чулочки со швами. Я обожала её. Не видела никаких изъянов. Хотя нет. Был один. Звук “л” она подменяла звуком “в”. Выходило довольно забавно: “Вена вьюбит вёд”, “Васточки ветают”. Со временем Ленка научилась обходиться без “л”, и её речь зазвучала правильно и достойно.

Алекс тоже был хорош. Невысокий, кареглазый, довольно шустрый паренёк. Любопытный, общительный и везде бывающий, будь то школьный концерт, весенний субботник, лекция в Доме Офицеров или приезд космонавта Титова. Мне всё в нём нравилось. Была влюблена с пятого класса. Когда училась в восьмом, а Алекс в девятом, я рассказала о нём Ленке. Я мечтала с ним подружиться. Ленка пожелала завладеть. Распустила фривольное внимание, и Алекс польстился, почувствовал мужскую значимость, раздул непомерное либидо и навсегда очаровался Ленкой.

Наша дружба расстроилась. Моё место заняла Мия. Теперь Ленка с Мией прогуливалась по коридору, просиживала время в буфете и шушукалась в туалете. Быстрые, резкие, без романтических соплей и со здоровым прагматизмом, они следовали одному и тому же принципу: держались вдвоём и только вдвоём и никого в свои отношения не впускали. Выглядели они очень эффектно, как манекенщица Твигги2: высокие, длинноногие, с прямыми волосами и длинными чёлками до бровей. Родители не жалели денег, одевали их по самой последней моде: мини-юбки, высокие сапоги, плащи “Болонья” и шубки из искусственного меха. Ленка и Мия были нашими ровесницами, но казались гораздо старше. В период сексуальной революции они знали о сексе всё.

Мия жила в гармонии со своими сексуальными потребностями, умела привлекать мужчин, выстраивать сексуальные и материальные отношения и скрывать их от посторонних. Секс у Мии был праздничным и полигамным.

Ленка была другой. Утончённой, читающей, думающей, словно сотканной из чёрных и розовых нитей, с изящным вкраплением морских жемчужин: красиво, дорого и необычно. С холодным оттенком эгоизма. Ленка заслуживала праздника, а получала суррогат. Секс у неё был моногамным, поспешным, в тёмном подъезде или где-нибудь за кустом. Время, которое она провела с Алексом, было окрашено нежностью, ревностью и невыносимой болью. Счастья в этих отношениях было мало. Превалировало противостояние. У Ленки обнаружилась стервозная натура, у Алекса – свободолюбивый нрав. Они часто ссорились, расставались и опять возвращались друг к другу.

Я не участвовала в сексуальной революции, придерживалась консервативных взглядов: “Если замуж, то девушкой”. Сдружилась с одноклассницами. Мы были полудетьми в сравнении с Ленкой и Мией, неукротимыми романтиками. Ловили звёздную пыль, читали стихи и прислушивались к регистру ночи. К нам присоединялись ребята, и мы, хохоча и смакуя каждую секунду нашей восторженной юности, большой и шумной ватагой неслись по Бродвею! О-го-го! Звёзды! Расступитесь! Мы летим покорять Вселенную!

Алекс понимал, что я в него влюблена. Всегда держал меня в запасном кармане. Иногда приглашал в компанию старшеклассников. Мы пили вино, слушали битлз, но никогда не целовались. Я просто заполняла его карман. А Ленку он держал на сердце.

Иногда он приходил ко мне домой. Всё предполагало к развитию отношений. Но отношения не развивались. Я стеснялась, пасовала и быстро сворачивала взгляд, словно мне мешал нимб, светящийся над его головой.

Однажды я осмелела и при нём вымыла голову. Нагрела воду на керогазе, вылила в таз, ополоснула и встряхнула головой, запустив фейерверк водяной пыли. Волосы каскадом упали на плечи и красиво уложились волной.

– Я тебе нравлюсь.

Алекс покраснел и ничего не ответил. Я одёрнула сарафанчик и поправила бретельку.

– Значит, не нравлюсь.

– Кхе-кхе.

Его голос застрял в гортани, а звук, который продрался, оказался сухим и хриплым, словно одеревеневшим:

– Ошень. Нравишься.

В моём животе что-то шевельнулось и приятно защекотало. Вязкий энергетический флюр, сотканный из мужских флюидов, окутал юное, жаждущее любви тело. Я расчёсывала волосы, поглаживал плечи и поглядывала на Алекса. Создав энергетический шедевр, я не знала, что с ним делать: как пользоваться “подогретым” мужчиной? В этом смысле мы с Ленкой были разными: она провоцировала, продавливала и нападала, а я заманивала, играла и ждала.

Я ждала и мечтала о любви. В конце концов, я была не тринадцатилетней прыщавкой, которую запрещено любить. Или пятидесятилетней тёткой, которую невозможно любить. Я была сероглазой, русоволосой и очень даже симпатичной девочкой. Мне было почти шестнадцать! Меня должны и обязаны любить!

Радость большим горячим пузырём поднялась откуда-то снизу и, наполнив лёгкие, лопнула, растеклась мелкими щекотливыми пузырьками. Мои ноги ослабли, и я медленно сползла на пол. Между ног сдалось влажно и горячо, и почувствовалась пульсация.