«Странные типы эти ребята, – подумал я, направляясь к костру. – Зачем им здесь собираться и тем более ночевать, если они уже давно не бродяги?»

Достигнув примерно середины пустыря, я вдруг услышал нечто знакомое и сначала не поверил своим ушам, но, пройдя еще с десяток шагов, напряг слух и понял, что не ослышался. Впереди, у костра, хором под гитару старательно выводили романс «Гори, гори, моя звезда».

Я подошел еще ближе и увидел лица, черные, желтые и белые, полный интернационал, всего девять человек.

Я во все глаза смотрел на эту разномастную капеллу, которая дико искажала русские слова, но выводила романс с таким чисто русским надрывом, что становилось не по себе. На меня они не обращали ни малейшего внимания, а когда закончили петь, один из них, невысокий мулат с шапкой жестких волос, спросил:

– Эй, парень, что тебе здесь надо?

– Мне нужен Луис, – ответил я.

– Ну, допустим, я и есть Луис. Что дальше?

– Говорят, ты хорошо знал Морозника.

– Здесь все хорошо знали Саню, и что с того?

«Саню», – усмехнулся я про себя и сказал:

– Он мне нужен.

При этих словах в мою сторону обернулась вся банда, а Луис отложил гитару и подошел ко мне ближе. Он долго рассматривал меня, а потом произнес:

– Этой песне, что мы сейчас пели, научил нас Морозник, но это не главное, поскольку кроме этого он научил нас многому другому, благодаря чему мы не подохли, как крысы в своих норах, от наркотиков, спиртного и тоски или просто не замерзли холодной зимней ночью, благодаря чему мы вместе. Но и мы не можем найти Саню. А ты… ты что, хорошо его знал?

– Нет. Даже никогда не видел, но хочу его найти.

– Зачем он тебе?

– Ты не поймешь. Я тоже русский.

– Русский?! – в карих глазах мулата мелькнуло удивление, и он повернулся к своим. – Это русский. Он хочет найти Саню.

Послышались несколько удивленных возгласов.

– Ребятам нравится, что ты хочешь найти Саню, – сказал Луис, когда присутствующие, потеснившись, освободили мне место возле бочки с костром.

– Ты можешь рассказать мне о нем, о том, чему он вас научил? – спросил я.

Луис, прежде чем что-либо произнести, какое-то время рассеяно смотрел поверх моей головы.

– Это странная история о русском парне, который появился в Нью-Йорке несколько лет назад, – наконец, сказал он, – и смог обосноваться в Гарлеме, а это не шутка. Там не каждый негр выживет. Ты можешь в нее не поверить. Так что для начала я расскажу то, чему он нас научил. Я из Гондураса. Моя мать была очень набожной женщиной. Она водила нас в церковь. И мы все вместе – она, я и мой брат – просили Бога о лучшей доле. Но он нам не помогал. Мать так и умерла в нищете, а мы с братом уехали в Америку, но и здесь нам не везло. Мы были бродягами, пока не встретили Саню Морозника. Он нас многому научил, как и всех этих людей, – Луис обвел рукой друзей, сидящих вокруг костра. Он учил нас, что мир и все, что в нем находится, есть энергия, и мы тоже. Все, что окружает каждого из нас – хорошее или плохое – есть продукт воображения его собственного мозга. Он говорил, что человек к двадцати пяти годам – это сосуд, полный всякого дерьма, и потому он сам виноват во всех своих напастях. Ведь подобное притягивает подобное. А Бог любит всех, но Он не может втиснуть в тебя свою божественную любовь, поскольку ты полон дерьма, и там нет места для Его любви. Каждый должен сам очистить себя, ибо Бог не может этого сделать за тебя. И только тогда войдет в тебя Его сияние, и ты станешь счастлив. Вот так говорил Саня. Сначала мы не верили ему, но один раз он вылечил моего брата, когда тот заработал воспаление легких, проспав пьяным ночь на сыром асфальте. Потом, когда мне предложили работу, Морозник сказал, чтобы я отказался от нее. Я с большим трудом заставил себя это сделать, уже утром, когда надо было выходить. Я и еще шесть человек должны были зачищать трюмы на танкере. Это была хорошая работа, за нее много платили. Так вот, все шесть погибли в тот же день. Трюмы танкера как следует не провентилировали, там остались пары, которые и взорвались от случайной искры. Вот тогда мы и поверили ему. Еще был случай с Ченом. Он помог ему вернуть девушку. Морозник научил нас, как избавляться от дерьма в себе. Он говорил, что если мы не сделаем этого, то будем бесконечно ходить по кругу, а все неприятности, которые преследовали нас, будут с каждым витком усугубляться.

– Что было дальше? – спросил я.

– Дальше? – усмехнулся Луис. – Не все происходит так быстро, как хотелось бы, и еще года полтора мы бедствовали, а потом жизнь стала меняться. Вокруг стали появляться люди, в существование которых раньше трудно было поверить. Очень хорошие люди. Здесь сидят те, кто поверил Морознику. Это бывшие бродяги. Теперь все они имеют крышу над головой, хорошую работу и даже семью. Мы собираемся здесь в теплые дни. Сюда однажды осенью привел нас Саня. До этого мы имели пристанище в пригороде. Но в округе началось воровство. Местные показали копам на нас, и нам пришлось срочно убираться оттуда. Вечер в тот день был холодный, с дождем. У бродяг зуб на зуб не попадал. Мы зашли под мост и развели костер. Потом Саня достал из сумки две больших бутылки виски и, пустив их по кругу, стал говорить. И вот тогда мы впервые по-настоящему прислушались к его словам. Нас вместе с ним было тринадцать человек, и каждый из нас смог согреться, каждый почувствовал, как изнутри него сквозь весь хлам жизни и паршивое настроение пробивается тонкий светлый лучик. До сих пор помню, как это было. Я словно сидел в каком-то темном загаженном котами подвале, и вдруг появился свет, нет, не электрический, другой, необыкновенный. Вот такой был Саня Морозник.

– Мне говорили, что он не вернулся из Гарлема, – сказал я после некоторого молчания.

– Все верно, – Луис глубоко вздохнул и обвел глазами всех людей, сидящих у костра. – Он уходил туда каждое утро, иногда оставался там на несколько дней, но потом возвращался. А в тот проклятый день, когда пропала Нурет, он ушел туда ночью и больше не вернулся. Мы пытались найти его, но у нас ничего не вышло. Нам дали понять, чтобы мы не совали свой нос туда, куда не надо. В это дело замешаны опасные типы, – Луис испытующее посмотрел на меня. – Ну что, ты по-прежнему хочешь отыскать Саню?

– Да, – сказал я.

– Ну что ж. Тогда тебе не помешает услышать всю эту историю. Она звучит неправдоподобно, но все так и было. Морозник появился в Нью-Йорке несколько лет назад. Он перебрался из Мексики. Мы встретили его через год после этого. Не знаю, почему он выбрал именно нас, бродяг, и остался жить с нами. Наверное, потому, что благополучные и сытые люди глухи. И он выбрал нас. Еще через полтора года он пошел в Гарлем. Там его взял к себе в банду Кок, после того, как он измочалил в баре четверых его ребят. Они были без оружия, поскольку бар принадлежал Бушу, племяннику Золотого Кью, а Кью держал в страхе если не весь Гарлем, то три его четверти точно. Поэтому с племянником считались, и никто не приходил в его бар с оружием. А в рукопашную против Сани никто устоять не мог. Кок это оценил. Он был сущим отморозком, но какие-то мозги имел и вовремя сообразил, что живым этот белый принесет больше пользы, чем мертвым. Саня год отработал в банде Кока, пока тот не нарвался на пулю при разборке с латинос. После смерти Коха банда стала сдавать позиции в Гарлеме и разваливаться. Два его наследника никак не могли поделить власть. Началась междоусобица. Саня к тому времени имел влияние в банде, но в разборках не участвовал, держался в стороне. В конце концов банда Кока перестала существовать. Саня остался в Гарлеме. Более того, он открыл там школу рукопашного боя. Народ к нему повалил. Кое-кто, конечно, кривил морду оттого, что в самом, так сказать, сердце черной расы обосновалась белая задница. Но Саня продолжал оставаться в Гарлеме, и его никто не трогал. Он вел себя как негр, даже выучился петь спиричуэл, чем склонил на свою сторону немало сердец в Гарлеме. Но, как выяснилось позже, его интересовало только сердце смазливой и своенравной барменши из «Обсидиана». Она была в какой-то связи с черными мусульманами, а те выделывали в Гарлеме черт знает что. Их побаивался даже Золотой Кью, известный бабник, который переимел много смазливых баб в Гарлеме, но на Нурет глаз не положил. А вот Саня это сделал и, видимо, давно. Я подозреваю, что из-за этого он и остался в Гарлеме и, более того, стал там своим. Но попытаться подъехать к Нурет значило бы бросить вызов черным мусульманам, и Саня не побоялся этого сделать. Он говорил, что они, на самом деле, играют с дьяволом, а дьявол может зацепиться лишь за грязь в твоем сознании, а его сознание чисто и потому черным его не взять. Так оно поначалу и было. Он пришел в бар к Нурет, преподнес ей огромный букет белых роз и сказал, что его сердце принадлежит только ей и вся его жизнь продолжается только ради нее. Тут стоит заметить, что Нурет была сущей бандиткой. Она никогда не ругалась и вообще вела себя как леди, но если ей что-то не нравилось, то эта особа могла без лишних слов засветить нахалу бутылкой по голове прямо из-за стойки, а потом еще и высчитать с бедняги ее стоимость. Черные ребята все сохли по ней. Это были крутые парни, потому что простому негру и в голову бы не пришло мечтать о Нурет, но ни один из них не решался назначить свидание этой черной пантере. Впрочем, не такая она уж и черная. Не знаю, слышала ли она о Сане до этого или нет, но белый парень поразил ее воображение. Он заявился в Гарлем, да еще и в «Обсидиан», где собирались сливки местного общества, с огромным букетом белых роз и публично признался ей в любви. Нурет была буквально ошеломлена, чего с ней до этого никогда не случалось. Она стояла и смотрела во все глаза на Саню Морозника, вероятно, ожидая, что сейчас черные ребята, сидящие в баре, выкинут этого самоубийцу вон, открыв входную дверь его собственной головой. Но никто даже не пикнул. И это еще больше поразило Нурет. Видимо, тогда она поняла, что перед ней стоит настоящий Мужчина, и приняла от него цветы. Потом их часто стали видеть вместе. Мусульмане Саню пока не трогали. В его школе тренировалось в общей сложности человек сто. Там были бандиты, просто крутая шпана и обыкновенные негры, но каждый из них пошел бы за Саней в огонь и в воду. Через пару месяцев мусульмане закатили пробный шар, они послали пятерку крепких ребят отделать Морозника, но у тех ничего не вышло. Саня сам намял им бока. Просто пристрелить его было нельзя, ведь о назревающем конфликте знали все, в том числе и полиция. Она предупредила мусульман, чтобы те не смели этого делать. В Гарлеме и без того хватало трупов. Кроме того, не так уж и просто пристрелить человека, который всегда начеку. Тогда эти ублюдки пошли по другому пути. В Гарлеме живут выходцы с Гаити, которые практикуют культ Вуду. Мусульмане обратились к ним. Саню колдовство не взяло, зато досталось Нурет. Ее два раза вырвало черной кровью, но Саня выходил ее, а потом, смекнув в чем дело, наведался в час ночи в «Сундук». Так назывался дом, где жили жрецы Вуду. За пятнадцать минут он перевернул там все вверх дном, а потом вышел оттуда, волоча за ноги полуживого Соля Дежу, главного жреца. Он проволок его мордой по асфальту целый квартал и бросил на пустыре, недалеко от бара Симона Летье, тоже выходца из Гаити. Остальным личностям, находящимся в «Сундуке», он просто переломал кости. Потом в Гарлеме долго обсуждали этот случай, стали говорить, что Вуду на белого не действует и что Саня сам шаман, еще похлеще этих ублюдков с Гаити. Золотой Кью сделал Сане предложение идти к нему в телохранители. Морозник отказался. Он вместе с Нурет переселился в Бронкс, но оба продолжали ездить в Гарлем. На Санину жизнь все-таки пару раз покушались, но он был словно заколдованный. Один раз в него стреляли почти в упор, а пуля распорола лишь одежду на плече. Саня продолжал тренировать негров, а Нурет ходила на работу в бар. Всем казалось, что на этой истории можно поставить точку, но однажды Нурет исчезла, а к Сане Морознику на улице подошел какой-то подросток и передал записку. Там было сказано, что если он хочет увидеть Нурет, то ночью должен придти по такому-то адресу. Саня не сказал нам адрес, не хотел впутывать в это дело. Он пошел один и просто исчез в Гарлеме. А Нурет по-прежнему работает в баре. Кое-кто из наших пытался подъехать к ней и выяснить, что произошло с Морозником, но из этого ничего не получилось. Вот такая история, хочешь, верь в нее, хочешь, нет, – Луис замолчал, и наступила тишина, которая нарушалась лишь легким потрескиванием угольков в костре.