К пяти утра бар опустел. Осталась лишь одна невостребованная шлюха, которая от огорчения заказала двойную порцию виски и поглощала его теперь у стойки крупными глотками, и старый седой забулдыга-негр, который пил в углу дешевый вермут. Обоих уже можно было попросить из бара и закрыть его, но Буш питал какую-то странную и непонятную мне привязанность к отбросам общества. Так что они продолжали сидеть, каждый со своим пойлом и нерадостными мыслями. Я принялся подметать пол, Буш мыл стаканы. Закончив мести, я распахнул дверь, чтобы проветрить бар, и вышел на улицу. Уже светало. Деревья на углу тревожно шумели листвой под прохладным ветром. В Нью-Йорк тоже пришла настоящая осень. Я постоял какое-то время, потом сплюнул в предутренние гарлемские сумерки и вернулся в бар.

Буш посмотрел на меня соловыми глазами – его явно тянуло в сон – и, сделав усилие, произнес:

– Мадам, извините, мы закрываемся.

Шлюха взглянула на него, одним глотком допила виски, встала и неожиданно заявила:

– Милый, поставь Эба, «Серебряную реку».

Буш послушно вставил диск, и из проигрывателя полилась красивая и грустная мелодия. Она как бы подхватила шлюху своими искрящимися волнами и не спеша повлекла ее к выходу из бара. Буш смотрел ей вслед, пока она не исчезла в сером предутреннем свете улицы.

Перехватив мой взгляд, он объяснил:

– Мы встречались, когда были молоды. А это, – он кивнул на проигрыватель, – была наша любимая мелодия. Она до сих пор ее помнит, и я тоже, – немного поколебавшись, он добавил: – А ведь все могло быть по-другому, – а потом вздохнул и поплелся спать в свою берлогу.

Я с удивлением смотрел ему вслед, потому что никак не ожидал такой сентиментальности от этого толстого буйвола. На душе было скверно.

Когда за Бушем закрылась дверь, я налил себе полстакана бурбона, выпил его в два приема и, вспомнив о Лерке, пробормотал в полумрак пустого прокуренного зала:

– У всех могло быть по-другому.

Потом я последовал примеру Буша – отправился спать, потому что это было лучшее средство от ностальгии. Но сон пришел не сразу. В голову лезли мысли о том, что больше управляет нами, когда мы встречаем на своем пути кого-то: сердце, разум или интуиция, и чему больше внимать, чтобы потом подобно Бушу не оказаться с когда-то близким человеком по разные стороны стойки бара?

Следующим вечером, перед открытием бара, я опять надел жилет, но Пенс с приятелем не появились. Не пришли и мои новые знакомые. А в субботу ночью случилось редкое событие – бар посетил сам Золотой Кью вместе с двумя своими телохранителями. Ребята были великолепны. Оба под два метра, гибкие и мускулистые, они не ходили, а пританцовывали вокруг Кью – полного негра в годах. Почему его прозвали Золотым становилось ясно, едва вы бросали на него взгляд. Кью был увешан золотом с головы до ног. Серьга с камушками болталась в ухе, на шее, совсем как у наших реальных пацанов, на массивной цепи висел большой крест, на обеих руках поблескивали по две печатки, а между ними сверкали перстни с бриллиантами немалых размеров. Но самое главное, у Кью был полный рот золотых зубов.

Буш засуетился, усаживая дядю на лучшее место, и сам принес на стол бутылку виски, которое в продажу не шло – его держали именно для таких редких гостей. Кью бросил на меня цепкий взгляд, а потом его заслонила спина Буша.

Кью недолго задержался в баре. Он выпил с Бушем по рюмке, похлопал его по плечу и ушел, бросив на прощание еще один взгляд в мою сторону.

Через час после его ухода в баре появился Билл, владелец «Ягуара». Он заказал бутылку пива и сказал, когда я ставил ему ее на стол:

– Выйдешь, как в прошлый раз. Мы будем в машине.

Я едва заметно кивнул и отошел от стола. Он не спеша допил свое пиво и вышел. Я последовал за ним ровно через пять минут. Мне пришлось напрячь зрение, чтобы разглядеть справа от бара темную машину. Это был не «Ягуар», но других машин поблизости не наблюдалось, и я пошел к этой. Когда до машины оставалась пара метров, из ее окна вылетел окурок сигары, а затем прогремели два выстрела подряд. Пули одна за другой ударили мне в грудь.

Я очнулся на топчане в подсобке бара. Первыми, что увидели мои глаза, был большой золотой крест на груди Золотого Кью, который сидел прямо напротив меня. За ним стояли его ребята. Грудь ломило так, что было больно дышать.

– Кто тебя, парень, и за что?.. – жестко спросил Кью.

– Понятия не имею, – ответил я. – Вышел подышать свежим воздухом, а тут два выстрела из машины. Я даже не видел, кто это был.

– Ну-ну, – усмехнулся Кью. – Не имеешь понятия, значит. А бронежилет зачем надел, чтобы не продуло на сквозняке? А вот Буш кое-что заметил. Он видел, как ты на днях разговаривал с двумя парнями, потом вышел вслед за ними на улицу и вернулся не сразу. Эти парни с некоторых пор крутятся вокруг Боты.

– Кто такой Бота? – спросил я.

– Бота – это один черный придурок, который решил, что сможет загнать под знамена Аллаха весь Гарлем. Так вот, насчет этих двух парней – один из них появился сегодня в баре, и ты опять вышел вслед за ним на улицу, а спустя некоторое время Буш нашел тебя валяющимся без сознания на асфальте. Он втащил тебя через черный ход в подсобку и позвонил мне. Ну так ты будешь говорить?

Я понял, что деваться мне некуда, и произнес:

– Я ищу Саню Морозника.

– О! – удивился Кью. – Зачем он тебе?

– Я русский, как и он. Знал его еще там, в России, – соврал я, подумав, что так будет проще и правдоподобней.

Кью некоторое время рассматривал меня, а потом сказал:

– Ну что ж. Похвальное дело – искать друга, но за это в Гарлеме могут очень даже запросто прихлопнуть. Это здесь понятно всем, как и то, что пропажа Морозника – дело рук Боты. Теперь ты на собственной шкуре убедился в том, что нашел непростое занятие. Тухлое это дело. А эти два типа, с которыми ты имел дело, зачем они понадобились тебе?

– Они обещали помочь.

– И помогли, всадив в тебя две пули. Где ты умудрился найти таких помощников?

Я промолчал.

– Ладно, – сказал Кью. – Что ты собираешься делать дальше?

– Искать Морозника.

– Неугомонный! – усмехнулся Кью. – Как ты собираешься узнать, где он?

– У Нурет.

– Так она тебе и сказала. Кстати, у нее кое-кто уже пытался спросить. Кончилось это плохо.

– Куда она денется, если я приставлю ствол к ее виску.

– А ты крутой парень. Зачем тогда тебе помощь? – усмехнулся Золотой Кью.

– А вы стерпели бы, увидев, как белый нахал в баре, расположенном в самом сердце Гарлема, обижает черную женщину?..

– Понятно, – оборвал меня Кью. – Из бара ты бы точно живым не вышел. Поднялись бы все, до последнего пропойцы. Тебе нужно прикрытие?

– Вот именно.

Кью задумчиво потеребил серьгу в ухе, еще раз окинул меня изучающим взглядом и предложил:

– Все, чем я могу тебе помочь, это прислать врача.

– Нет, врача не надо, – сказал я.

Кью понимающе блеснул золотой улыбкой:

– Этот врач без лицензии. Он не одного из моих ребят на ноги поставил.

Дверь подсобки отворилась, и в ней появился Буш. Комкая в огромных лапах полотенце, он спросил:

– Ну как?..

– Терпимо, – ответил Кью.

Буш посмотрел на меня и сочувственно произнес:

– Да, работать тебе пока нельзя.

– Работать?! – уставился на него Кью. – Ты спятил, что ли, племяш? Этого парня грохнут через час после того, как он появится в твоем баре, а то и раньше.

– Да-да, – невесело кивнул Буш. – Только теперь бар опять опустеет.

– Так найми еще какого-нибудь белого придурка, а еще лучше – белую женщину.

Буш бросил удивленный взгляд на Кью и после некоторого раздумья констатировал:

– А что, это мысль.

– Мы тебя вывезем из Гарлема. До машины дойти сможешь? – обратился ко мне Кью.

Я кивнул и поднялся. Грудь болела так, словно по ней со всей дури прошлись хорошей кувалдой.