Плохо! Стоит этому парню почуять ложь, как он тут же теряет самообладание… Кацураги обычно хорошо умеет контролировать эмоции, но в подобных случаях все иначе.
Я сделал медленный вдох. Если не дам ему выговориться, то рано или поздно он взорвется. Я сдался:
– Расскажи мне все, пока будем идти.
Увидев спину Коидэ совсем близко, я отошел на небольшое расстояние и, напомнив Кацураги, что он должен говорить тише, позволил ему высказать все, что его беспокоило.
– Во-первых, ее обувь, – быстро сказал Кацураги; он начал тяжело дышать. – Когда она шла, я заметил, что подошва ее кроссовок слишком мягкая – они совсем не подходят для горных троп. Обувь для альпинизма должна быть жесткой и хорошо фиксировать лодыжку. А она сказала, что альпинизм – ее хобби… Это ложь. Коидэ надела бы совсем другую обувь, будь она опытной альпинисткой.
– Ты слишком рано делаешь подобные выводы. Может быть, она пока новичок?
– Есть и другие улики. Например, то, как она ходит. Каждый раз приземляется на пятку и отталкивается от земли только частью стопы. Это обычный способ ходьбы, который не подходит для альпинизма! Так легко можно травмировать суставы. Она ничего не знает о трех точках опоры[15] и безопасном приземлении на всю стопу. К тому же у нее смещен центр тяжести…
Кацураги уже рассказывал мне об этих правилах перед нашим восхождением в гору. А ведь он сам даже не был альпинистом!
Мой друг продолжил:
– Когда мы встретили ее во второй раз, она снова отдыхала. Частый отдых – главный враг восхождения! От него усталость только копится.
– Ну на этот раз у нее не было выбора. Она искала путь для отступления. Такая опасная ситуация очень быстро изматывает. К тому же какие еще цели, кроме восхождения, она может преследовать?
– Возможно, как и мы, хочет встретиться с семьей Такарада. Когда мы встретили ее, я хотел узнать о цели ее похода, но она успешно увильнула от ответа.
Я заметил, что Кацураги говорил тише обычного, время от времени поглядывая на девушку.
– У нее слишком тугие шнурки, – продолжил он. – Коидэ завязала их очень крепким узлом, к тому же смочила его каплей воды – та при высыхании сжимает шнурки, и развязать их становится еще сложнее! Она надела походные гетры, чтобы защитить ноги, – выходит, задумалась о мерах защиты от насекомых и ядовитых змей. Все это выглядит излишним. Она точно не привыкла к горным походам и альпинизму. Разве что есть какая-то другая причина… – И он продолжил свой рассказ, словно забыл о разгоравшемся позади нас лесном пожаре.
Я тихонько вздохнул. В этом весь Тэруёси Кацураги. Он остро реагировал на тайны… нет, скорее на ложь. Мой друг вырос в высшем обществе, где окружавшие его взрослые привыкли лгать. Люди во много раз старше его постоянно прибегали к глупым лживым отговоркам, всегда вызывавшим у мальчика сильный стресс. Именно поэтому у него развилось сильное неприятие лжи – вернее, жажда истины. Это делало его менее человечным, но именно поэтому Кацураги был таким талантливым детективом. Возможно, если б люди перестали лгать, то он потерял бы интерес к расследованиям.
Вспомним, к примеру, Шерлока Холмса. Детектив при первой же встрече назвал профессию Ватсона – врача, недавно вернувшегося из Афганистана, – не только потому, что был крайне наблюдателен. Холмс любил удивлять людей! Другими словами, он просто не мог не демонстрировать свое превосходство.
Кацураги все же несколько отличался от Холмса. Он тоже с первого взгляда определил бы род занятий Ватсона, но не стал бы говорить об этом. Он удовлетворен уже тем фактом, что совершил открытие. Однако если б Ватсон утверждал, что не ездил в путешествие, а находился дома, то у Кацураги возникли бы к нему вопросы. Почему этот человек скрыл, что ездил в Афганистан? Неужели он намеренно соврал, что оставался дома? В подобных случаях мой друг считал своим долгом указать на обман и докопаться до правды. Расследования были для него способом добиться справедливости и изобличить ненавистную ему ложь. Меня всегда восхищала его искренняя страсть к правде и непоколебимая вера в нее. Трудно было поверить, что мы были одного возраста.
Так я стал помощником настоящего «великого детектива». Впрочем, подобное поведение моего друга было не всегда допустимо.
– Кацураги, – резко оборвал его я. – Это нормально – погружаться в умозаключения, но сейчас не время. Согласись, сейчас важнее всего спасти наши жизни, верно?
Звучало это очень сурово. Но я правда хотел, чтобы мы оба остались в живых.
– Это… так, – смущенно ответил Кацураги.
В любой другой ситуации я полностью поддержал бы друга, с интересом наблюдая за каждым его словом и действием, но сейчас не мог позволить себе расслабиться.
Я вдруг вспомнил о своих родителях. Они совсем недавно ослабили контроль и стали чуть больше доверять мне. Интересно, что бы они подумали, узнав, во что я ввязался?
Я не мог забыть о страхе перед ярким пламенем, подгонявшим нас наверх. Живот скрутило от волнения.
Спустя примерно час пути мы вышли к небольшой реке. Я умылся, выпил прохладной воды и почувствовал себя лучше. Перейдя ее по мосту, мы двинулись дальше.
Еще через двадцать минут Коидэ остановилась и крикнула:
– Эй, смотрите-ка!
Приглядевшись получше, мы увидели две свежие колеи, как от колес автомобиля, уходящие вправо от основной дороги. Возможно, в той стороне действительно кто-то жил. Дорожка, уходящая вправо, казалась уже, чем тропа вверх по склону.
– Наверное, там тоже что-то есть, – отметил Кацураги. – Почему бы нам не продолжить путь по тропе? Потом вернемся, если ничего не найдем.
Неподвижная влажная жара летнего леса быстро сменилась на сухой зной, мгновенно иссушавший горло. Мы поднимались все выше и должны были оторваться от пожара, пока огонь медленно, но уверенно пробирался вверх по склону. Выйдя на открытое место, мы посмотрели в сторону подножия и автобусной остановки. Поле сухой травы превратилось в бушующее море огня. Все это казалось абсолютно нереальным.
Вытирая пот со лба, я заметил, что сажа почти полностью покрывала мое лицо и руки.
Мы продолжали наше восхождение. Если предположить, что человек, чьи шаги мы слышали, находится здесь… Если на горе и есть другие люди, то они наверняка из семьи Такарада. Они непременно помогут нам, если мы сможем их найти.
Дышать становилось все сложнее. Я приказал себе быть сильным. Нужно продолжать идти! Мы должны продолжать идти, если хотим выжить.
– Ого…
– Что такое?
– Кацураги… впереди…
Кацураги обернулся.
Великолепный трехэтажный особняк в европейском стиле. Колонны покрыты изящной резьбой, массивные входные двери сделаны из дерева, а дверные ручки, похоже, изготовленные из золота, сверкали так, что слепили глаза. На каждой ручке был выгравирован иероглиф «богатство».
– Кажется, мы действительно дошли. Вот он – дом семьи Такарада.
* * *
Амари Цубаса не любила ходить в горы летом. Яркие краски жизни, так отличавшейся от ее собственной… Природная сила гор, сочная зелень, напитанная энергией солнца… Она это ненавидела. Но все лучше, чем сидеть дома. Здесь не было ее деда. Ее отца. Ее брата.
– Как долго нам еще придется жить в этом доме в горах?
Она была так недовольна, что была готова сбежать. В глубине души девушка знала, что ей никогда не хватит на это смелости.
– Пока дедушка не умрет. Наберись терпения, Цубаса, – говорил старший брат. – Семья обязана заботиться о старике, – часто притворно добавлял он.
Пока дедушка не умрет…
Но как долго? Слишком долго даже для летних каникул! Цубаса уже целый месяц провела в доме, расположенном высоко в горах.
Ветер шумел среди деревьев, обдувая вспотевшую кожу Цубасы. Вдруг она заметила впереди две человеческие фигуры.
«Кто это?»
Она приблизилась, спрятавшись за ближайшим деревом. У нее не было повода скрываться, но все же…