– Снимаю перед вами шляпу, – не удержался от благодарности Октавио, поднеся палец поближе к окну, чтобы вторично убедиться в отсутствии раны.

– Мазь можешь забрать себе. В хозяйстве пригодится.

– Вам не жалко с ней расставаться?

– Сделала одну, сделаю и другую.

– Ах, да! Вы же на этом специализируетесь. Тогда спасибо. Если доведется воспользоваться, обязательно помяну вас добрым словом.

– Уж помяни, не забудь.

– Клянусь собственной жизнью! А сейчас, с вашего позволения, я пойду и займусь сборами.

– Иди, конечно.

Пока Октавио готовил лошадь к предстоящей поездке, между Эбигейл и ее таинственным собеседником состоялся очередной разговор.

– Не пойму, зачем понадобилось скреплять союз кровью? – недовольно заворчала старуха, прислушиваясь к звукам, доносящимся снаружи. – Он ведь и так согласился тебя забрать.

– Ради соблюдения протокола, – качнулось кресло-качалка. – Или ты уверена на полном серьезе, что твои заговоры имеют хоть какую-то силу?

– Разве нет?

– Без договора с Его Рогатым Великолепием ничего колдовского в жизни не происходит. Только ему подвластно нарушать привычный ход вещей.

– Смотри, как бы кто-то не нарушил длину твоего носа.

– По поводу моего носа не переживай. Вот увидишь, скоро у нашего друга напрочь отпадет желание брать в руки стамеску.

Пожав плечами, Эбигейл сгребла в охапку куклу, нисколько не заботясь о том, что может о нее пораниться, и поспешила выйти во двор, где гость увлеченно пересчитывал монеты, завалявшиеся в кармане камзола.

– Вот, держите, – произнес он, протянув разжатую ладонь, на которой покоились шесть сребреников и один золотой. – Думаю, этого с лихвой хватит для покрытия всех расходов.

– О, ты так щедр, – прозвучало в ответ заискивающим тоном. – Тут гораздо больше, чем полагается за еду и ночлег.

– Вы же спасли меня от кабанов и одарили столькими подарками.

– Хорошо, отправляйся в путь с чистой совестью. Я принимаю плату.

– Прощайте!

– И тебе до свидания. Даст Бог, свидимся.

– Вряд ли. Потому что в обозримом будущем у меня не получится проехать мимо вашего жилища.

Уже взобравшись на лошадь и поместив куклу впереди себя так, чтобы ее нос постоянно смотрел в сторону, Октавио вдруг осознал, что до сих пор не выяснил своего местоположения.

– Кстати, неплохо было бы узнать, как добраться до деревушки.

– Проще простого, – звякнула монетами Эбигейл, – двигайся все время навстречу восходящему солнцу – и через пару часов доберешься до кладбища. Там еще ручеек будет узенький течь.

– Дальше можно не объяснять. Он мне прекрасно известен.

Когда на следующее утро после похорон падре Антонио провел разъяснительную беседу с нерадивыми землекопами, затеявшими ночью драку из-за случайно пролитой кем-то бутылки вина, его посетило желание прогуляться до могилы дядюшки Пио и посидеть возле нее часок-другой, дабы вернуть утраченное душевное равновесие.

Несмотря на титанические усилия, прилагаемые им во спасение паствы, всегда находился тот, кто умудрялся дурным поступком свести на нет всякое благое начинание, отчего внутри моментально вскипала злоба, грозящая повергнуть озаренное божественным светом сознание в пучину отчаяния.

– Всем петь псалмы, пока я не вернусь! – услышали землекопы под конец долгой и нудной речи, сводящейся к подробному описанию мук, ждущих их после смерти, если попойки продолжатся с той же периодичностью.

– Вы куда, отче? – раздались встревоженные голоса.

– Хочу отдохнуть от вас, олухи!

– Где?

– Среди тех, кому больше не суждено совершать греховные поступки.

– И на сколько затянется отдых?

– Не задавайте глупых вопросов. На сколько надо, на столько и затянется. В вашем случае следует беспокоиться лишь о том, чтобы атмосфера, царящая средь крестов и надгробий, полностью избавила меня от нервозного состояния.

Однако не успел падре Антонио толком насладиться покоем, скрашенным шумом легкого ветерка, щебетом птиц и журчанием воды, как со стороны леса донесся топот копыт. Обернувшись на звук, он заметил вдали всадника, мчащегося во весь опор в сторону кладбища. Несложно было догадаться, что с ним приключилась какая-то беда, поскольку мало кто отправлялся странствовать по свету без снаряжения.

– Доброе утро, отче! – выкрикнул Октавио, резко дернув поводья на себя. – И не лень вам сюда приходить в такую рань?

– К твоему сведению, сейчас почти полдень, – ответил падре Антонио, сначала уставившись на рукоятки пистолетов, выглядывающие из покрытых пылью сапог, и потом переведя взгляд на остроконечный нос куклы, нацеленный прямо ему в лицо.

Уж кого-кого, а осиротевшего артиста он явно не ожидал сегодня увидеть. Ведь тот четко дал понять, что не намерен здесь оставаться.

– Извините! Совсем потерял счет времени!

– Советую успокоиться и рассказать, почему ты вдруг решил вернуться.

– Даже не спрашивайте. В двух словах не объяснить.

– И все же.

– Нас с лошадью в глухой чаще леса чуть не загрызли волки. Пришлось срочно бросить повозку и скакать в обратном направлении. Хорошо хоть их вожака удалось пристрелить, не то бы мы оказались разорваны на тысячу мелких кусочков. Теперь мне нужно как-то заполучить повозку обратно. Вы можете выделить в мое распоряжение людей, чтобы они сопроводили меня к тому злосчастному месту?

– Разумеется, могу. Только откуда взялось это длинноносое исчадие ада? От него аж в дрожь бросает.

– После того как волки отстали, – продолжил Октавио, – на пути возникла поляна с высоким дубом, возле которого стояла ветхая лачуга, принадлежащая знахарке по имени Эбигейл, что снабжает жителей вашей деревушки целебными снадобьями.

– Постой! – напрягся падре Антонио. – Ты часом ничего не путаешь?

– О чем вы?

– О знахарке и целебных снадобьях, конечно. Едва ли у подобных нечестивцев, попирающих церковные законы, получилось бы развести тут бурную деятельность без моего ведома.

– Хотите сказать, что Эбигейл мне просто привиделась?

– Да.

– Но именно она подарила куклу! И еще кабанов прогнала, чьи клыки сверкали в лунном свете!

– Чушь собачья! Не жила в наших краях никакая Эбигейл. И про твою поляну с дубом я никогда слыхом не слыхивал.

– Тогда откуда взялась кукла?

– Выбрось ее от греха подальше на помойку. После чего забудь все случившееся как страшный сон.

– Пожалуй, я ее где-нибудь закопаю, – нахмурил брови Октавио, внезапно испытав по отношению к подарку страх.

– Отличная идея! – согласился падре Антонио, осенив себя крестным знамением. – И перед отъездом предлагаю помолиться во славу Божию.

– Непременно, отче! Заодно прошу меня исповедовать.

– С большим удовольствием!

– Да и причаститься тоже не помешает. Иначе силы зла так и будут виться рядом.

– Стремления, достойные уважения! Идемте!

Заприметив в дверном проеме два нечетких человеческих силуэта, освещенных сзади яркими лучами солнца, заскучавшие землекопы тотчас повскакивали со скамеек, выстроились напротив алтаря и дружно затянули псалом, тем самым вызвав на лице Октавио улыбку.

– Хитрецы, – прокомментировал он действия провинившихся прихожан.

– Лодыри, – заворчал падре Антонио, смерив всех пристальным взглядом.

– Мы лишь на секунду присели отдохнуть, – начал оправдываться один из землекопов.

– Замолчи и послушай, что я скажу, – прервал неуверенный лепет строгий голос. – Для вас есть работенка. Немедленно пройдитесь по деревне, найдите наиболее выносливых и крепких парней, вооружитесь вместе с ними чем-нибудь колющим, а потом возвращайтесь назад. Нужно помочь нашему артисту отыскать в лесу повозку.

– Зачем он ее бросил? – переспросил другой землекоп.

– На него напали волки, дурья твоя башка, которых вы должны были давно извести.

– Так мы их и извели полгода назад. Никого не осталось. Даже волчат.

– Видать, новая стая сюда забрела, поэтому действуйте крайне осторожно.