– Проклятье, – еле слышно выругался Октавио, пожалев о том, что не прихватил с собой трость, так как прямо под дубом рыли землю дикие кабаны. – Они же сейчас вспорют клыками наши животы!

Учуяв посторонний запах, гонимый легкими порывами ветра, один из кабанов прервал поиски аппетитных желудей, скосил взгляд в направлении незваных гостей и тут же издал противное хрюканье, понуждающее товарищей последовать его примеру.

– Зря я тебя не послушал, – продолжили раздаваться человеческие причитания, еще пуще раззадоривая пыл животных, пришедших в ярость от того, что кто-то решил посягнуть на их добро. – Теперь нам точно несдобровать. Мы же вконец обессилившие.

– Хрю-хрю! – разнеслось по округе, словно издевка.

– Фр-р-р! – вторила кабанам тяжело дышащая лошадь.

Потеряв всякую надежду дожить до утра, Октавио приготовился пуститься наутек, чтобы не стать совсем уж легкой добычей, как вдруг внутри казалось бы заброшенной лачуги вспыхнул свет, и вскоре на пороге появилась дряхлая старуха, одетая в серое мешковатое платье, свисающее вниз рваными лохмотьями. Помимо этого ее голову прикрывала выцветшая косынка, из-под которой наружу вылезали спутанные пряди седых волос. Но больше всего в глаза бросался крючковатый нос, достающий аж до нижней губы – этакая мерзость, призванная вызывать у случайно посетивших здешние края путников чувство отвращения.

– Пошли прочь, негодники! – завизжала писклявым голосом старуха, замахнувшись для острастки клюкой. – Вообще житья от вас не стало, ненасытные вы отродья! Того и гляди дерево без корней оставите. А мне что потом прикажете делать? Подпирать его спиной, дабы оно окончательно не развалило мое жилище?

Вопреки здравому смыслу – когда сильный диктует условия слабому – кабаны сами пустились наутек, пихая друг друга запачканными землей пятачками или перепрыгивая через менее расторопных сородичей, издающих при ударе копытом недовольное похрюкивание.

Убедившись, что вокруг никого не осталось, старуха оперлась на клюку и развернулась лицом к приближающемуся всаднику, отчего тому тотчас сделалось неуютно. Настолько пронзительным был ее взгляд, источающий какую-то жуткую потустороннюю энергию, словно вместо старухи возле лачуги стоял настоящий выходец из ада со всеми полагающимися ему атрибутами: козлиной бородкой, рогами и свиным рылом. Октавио на всякий случай даже пару раз зажмурился, чтобы избавиться от этого образа.

– Просто диву даюсь! Неужто тебе жизнь не дорога?

– Еще как дорога, – сглотнул подступивший к горлу ком испуганный путник.

– Тогда на кой ты здесь шастаешь по ночам?

– Спасался от преследования волков.

– Странно?

– Почему?

– Обычно волки не дают жертве покоя, пока не перегрызут ей глотку.

– У меня имелось при себе огнестрельное оружие, так что им пришлось отстать.

– Выходит, передо мной охотник?

– Нет, я всего лишь артист кукольного театра.

– Что за удивительное совпадение!

– Вы о чем?

– Позже объясню. Лучше спрыгивай на землю и заходи в дом обогреться. Заодно отведаешь моей похлебки, обладающей поистине живительной силой.

– Простите, – взгляд Октавио опустился вниз, – но мне боязно оставлять свою лошадь без присмотра.

Хотя опасность и миновала, уставшее животное по-прежнему продолжало нервничать, чему свидетельствовало лихорадочное прядание ушами, как будто они пытались найти источник подозрительного шума, ускользающего от слуха человека.

– Насчет этого не волнуйся, – хитро улыбнулась старуха, указав пальцем в сторону приоткрытого оконца, под которым лежало корыто, полное дождевой воды. – Смотри, какое уютное и хорошо просматриваемое местечко. Прямо красота! Кстати, соломой можно разжиться на задворках.

– А если кабаны вернутся?

– Дальше частокола никто из них не пройдет.

– Разве? Тут же повсюду зияют широкие щели.

– Он заговорен на пропуск лишь тех, кого я приглашу.

– Вы что, ведьма?! – вздрогнул от неожиданности Октавио, поспешив сунуть руку под ворот рубахи, чтобы нащупать распятие.

– Нет, до звания ведьмы мне далеко. Я всего-то снабжаю жителей ближайшей деревушки целебными снадобьями. И зовут меня Эбигейл.

– Не та ли это деревушка, где всем заправляет падре Антонио?

– Совершенно верно. Ты там бывал?

– Да. Но, по моим наблюдениям, ее жители глубоко верующие люди, полагающиеся исключительно на молитву.

– Не торопись с выводами, – укоризненно покачала головой старуха. – Любая вера заканчивается в тот момент, когда человека валит с ног смертельная хворь, после чего ему даже черт может стать лучшим другом. Не говоря о знахарках вроде меня, разбирающихся в чудодейственных свойствах различных трав и кореньев.

– Ни разу ни с чем подобным не сталкивался.

– Потому что ты слишком мало прожил на свете.

– Ой, погодите! Недавно я потерял учителя, страдавшего долгое время тяжелой болезнью. Только он ни к каким чертям не взывал и ни к каким знахаркам не обращался, включая лекарей, занимающихся официальной медициной. В общем, бедняга принял достойную смерть, оставаясь до самого конца при своей вере.

– Думаю, столь печальный случай следует отнести к разряду исключений, – на лице старухи вновь появилась хитрая улыбка. – Однако, я до сих пор не услышала, как тебя зовут.

– Октавио Паскуаль.

– Очень приятно. А теперь советую побыстрее разобраться с лошадью и пройти в дом. Твоя одежда основательно промокла, поэтому, если ее не просушить, ты имеешь все шансы схлопотать насморк.

– Спасибо за заботу. Скоро буду.

Через несколько минут Октавио переступил порог лачуги да так и раскрыл от удивления рот, поскольку изнутри она выглядела куда просторней, чем снаружи, неизбежно наводя на мысль об использовании ее хозяйкой неких колдовских чар, вызывающих иллюзии. Подтверждением тому служили и многочисленные детали интерьера, полностью соответствующие данному виду деятельности: весь потолок был завешан сушеными растениями – отбрасывающими в разные стороны причудливые тени, подоконники загромождали стеклянные банки – с копошащимися в них пиявками, мокрицами, змеями и прочими ползучими гадами, а на громоздком столе, расположенном вблизи потрескивающего очага, покоилась толстенная книга, обложку которой украшал красный череп. Там же стояли свечи из черного воска, являющиеся извечным атрибутом приверженцев сатанинских культов или почитателей других тайных учений, противоречащих общепринятыми религиозными течениям.

– Чего замер? – поинтересовалась Эбигейл, размешивая в подвешенном над огнем котелке бурлящую жидкость. – Заходи, раскладывай верхнюю одежду по стульям и садись за стол. Похлебка почти готова. Могу поспорить, что такую вкуснятину тебе вряд ли когда-нибудь доводилось пробовать.

– Охотно верю. У меня от одного лишь аромата вашей стряпни слюнки потекли.

– Еще бы им не потечь. Я же добавила туда столько пахучих и полезных ингредиентов.

Избавившись от треуголки, камзола, сапог и пистолетов, Октавио направился было к столу, но тут его внимание привлекло слегка покачнувшееся кресло-качалка, стоящее в самом дальнем углу, куда практически не попадал свет от очага. Сначала он подумал, что там примостился кот – ведь одинокие люди частенько заводят себе питомцев; затем ему почудилось, будто вместо кота кресло занимает ребенок – по крайней мере, проступившие контуры миниатюрных ручек и ножек указывали именно на это, вдобавок подобные старухи не раз становились центром скандалов, связанных с пропажей невинных детишек; однако в действительности все оказалось гораздо запутанней. Стоило поднесенному ближе огарку свечи рассеять темноту в углу, как в его мерцающем свете возникла обыкновенная деревянная кукла, имеющая два незначительных изъяна. Первый заключался в длинном заостренном носе, схожем по форме с кончиком шпаги, а второй – в глупой ухмылке, вроде тех ухмылок, что беспричинно появляются на лицах умалишенных.

– Так вот, значит, о каком совпадении вы говорили! – воскликнул Октавио, чувствуя нарастающее сердцебиение.