Озеро бросало на скалу отсвет – лазоревый, как глаза буддистов из западных земель, и проходившие в храме встречи получили известность как сходы у горы Лазоревый пик – Бифэн. Храм стал центром совершения обрядов пуджа – поклонения и служения божеству. А когда молодому наставнику пришла пора взять монашеское имя, его так и нарекли – Бифэн. Вместе с родительской фамилией Цзинь он стал именоваться Цзинь Бифэн[78]. В холод и зной, с раннего утра до поздней ночи монах читал сутры и проповеди.

К тому времени ему было где-то за двадцать, он был бритоголов, но, в отличие от своих собратьев, не желал сбривать растущую от висков бороду. И все, начиная от Будды Вайшраваны и иных будд, достигших высшей стадии просветления, до взявших обеты братьев-мирян и сестер-мирянок, от монахов, заговаривающих мантрами зло, до жертвователей-благодетелей и монахов, занимающих официальные посты в монастырях, – все единодушно выражали по этому поводу крайнее удивление. Сим вопросом задавались высокие чины столичных, окружных и провинциальных духовных ведомств, об этом судачили монастырские служки – от ответственных за чайную церемонию до кладовщиков и чистильщиков овощей, поваров и даже уборщиков отхожих мест. Однако Бифэн оставался непреклонен, и вскоре стало ясно, что он постригся в монахи, дабы избежать искушений, но, как говаривали в старину, сохранил бороду, желая выглядеть доблестным мужем.

Происходили сии события как раз в ту пору, когда под девизом «Вечная радость» на трон взошел император Чжу Ди (Ил. 1) [79]. Государь пригласил на службу людей достойных, заботился о народе, как о родных детях, все силы и разум положил на дело благоденствия страны, трудился, не жалея сил и времени. Ежедневно с третьим рассветным криком петуха на ступенях дворца уже толпились придворные, сановники и военачальники.

Император восседал в своем прекрасном небесном дворце. Трижды просвистел кнут[80], и по обе стороны трона выстроились гражданские и военные чины. Ошую стояли члены Дворцового кабинета, представленные советниками Хранилища старинных книг и документов, Восточного терема, а также четырех палат: «Полярной звезды», к коей относились советники наследного принца, «Вступления на престол» с находившимся там императорским троном, «Просвещения», где наследника готовили к императорским экзаменам, а также палаты «Доблести и геройства», к коей был приписан глава высшей местной военной администрации. В сей группе придворных толпились сановники в должности наставников-воспитателей и опекунов наследника, чиновники внутридворцовых служб[81] императрицы и принца, а также ученые из Академии Ханьлинь[82] в разных должностях – библиотекари, толкователи конфуцианских канонов, придворные чтецы и прочие. Присутствовали на аудиенции и главы всех шести министерств-ведомств – чинов, ритуалов, общественных работ, сбора податей, наказаний и военного, кои явились в сопровождении чиновников управлений, входивших в состав министерств. Присутствовали и девять высших придворных чинов – главы Цензората по надзору за деятельностью местных властей, Канцелярии по приему жалоб и прошений трону и Палаты по уголовным делам. За ними толпились девять придворных чинов малых ведомств – главы Приказов Жертвоприношений, Пиршеств, Императорских конюших и Придворного этикета, Центрального ведомства второй столицы – Нанкина, а еще начальники Императорского училища[83], Курьерского департамента, Инспектората по астрономии и календарю и Медицинской академии. А еще были там «ревизоры по высочайшему повелению» всех тринадцати провинций страны, главы шести отделений высшего Цензората, контролировавших работу министерств. Присутствовали и важные чины двух крупных уездов близ Нанкина. Все выглядели торжественно и были преисполнены радостного возбуждения.

Одесную от трона выстроились князья и вельможи, высшая знать с титулами гун, сыма, хоу, бо[84], а также командующие Пятью армейскими управлениями[85], Управлением военными делами столицы[86] и императорской гвардией «Алые шлемы». И тут же командиры разных рангов, тысяцкие и сотники – все как на подбор грозные и воинственные.

Сановники Приказа придворного этикета доложили о прибытии посланцев из ближних и дальних краев с многочисленными дарами. Они желали поздравить великого императора с наступлением эпохи мира и порядка. Первыми чудесные дары вручили посланцы разных уголков Поднебесной.

Меж тем к воротам Умэнь приблизились несколько человек весьма странного вида явно не из стран, впитавших культуру Срединной империи, скорее они были похожи на погребальные фигурки[87]. На головах – белые тюрбаны, полы одежды не по-китайски запахнуты на левую сторону, на ногах сапоги из шкуры яка, разговаривают на каком-то непонятном языке. Церемониймейстер доложил о прибытии иноземных гостей с данническими подношениями.

Это оказались посланцы империи Тимуридов – Кашгара[88] и его столицы Самарканда, Татарского ханства[89], а также островов Рюкю.

Император остался вельми доволен дарами, отдал распоряжение всем четырем гостиным дворам радушно принять заморских гостей, пожаловать им награды согласно рангу, а Пиршественному приказу устроить роскошный пир. По окончании аудиенции гости поблагодарили за оказанные милости, а глашатай возгласил:

– Гражданским и военным выстроиться в два ряда. Тем, у кого есть дело, выйти вперед для аудиенции, у кого такового нет, покинуть дворец.

Настала очередь церемониймейстера:

– Прошу встать с колен, расходитесь.

Все присутствовавшие прокричали здравицу императору и покинули зал. Поглядите: остался лишь один почтенный старец, на голове – шапка парадная, сам в парадном одеянии, подвязанном красивым поясом, на ногах парадные башмаки, в руках дщица из слоновой кости[90].

Прокричав здравицу, опустился на колени пред алыми ступенями трона. Император вопросил, кто таков. Тот поведал, что спустился с горы Дракона и тигра – Лунхушань, наречен «Великолепным Великим праведником Чжаном секты Истинного единства[91], тождественно наследующим недеяние как главное стремление основателей даосского учения».

Император догадался, что перед ним – Небесный наставник Чжан Даолин, и спросил, во имя чего великий праведник распластался у ступеней трона. Почтеннейший ответствовал:

– Вассалы обманывают вашу милость – догадаться нелегко, ибо земля необъятна и небо высоко. Дело мое столь значимо, что не смею скрыть от Высочайшего.

– Говори, не бойся, – поощрил император.

И монах заявил:

– Иноземцы поднесли вам немало даров, но все они ничего не стоят.

– А что же стоит?

– Есть кое-что.

– Я – Сын Неба и Земли. Весь народ Поднебесной – мои дети, все богатства Поднебесной – мои богатства, все ее сокровища – мои сокровища. О какой такой важной и жизненно необходимой вещи ты толкуешь?

– Она находится не где-то в Поднебесной, а в самом дворце.

– Где же ее искать, как не в моих складах-сокровищницах? Только слева от Западных ворот Запретного города их девять[92]. Там хранятся: запасы соли; золота, серебра, драгоценных камней, перьев и шерсти животных; серы и селитры; тканей и красителей; воинских жилетов[93], обуви и одежды; полотняных и шелковых тканей; меди, железа и красного сандала; доспехов и оружия; монет и ценностей, а еще отдельный склад для хранения шелка, тюля и парчи. Да еще во внутреннем павильоне есть хранилище драгоценностей, полное жемчуга, кораллов, агата, янтаря, тридакны, камня «кошачий глаз», черепаховых панцирей, изумрудов – всего и не перечесть. Какое же из моих сокровищ Небесный наставник имеет в виду?