И вдруг горло у Евпатия пересекло резкой болью – вспомнил последние минуты Добрыни Никитича. Вспомнил, как богатырь поднял на копье Кара-батыра, и как сам богу душу отдал.

– Что с тобой, тятенька?– спросил его Стёпка.

Евпатий перевел дух:

– Все хорошо, сынок. Когда-нибудь я вам расскажу не былину, а быль – как Добрыня Никитич бился с татарином…

Древняя Рязань громоздилась вдали каменной глыбой. Ее стены помнили своих богатырей.

В воротах встретила их Настасья Вадимовна. В руках ее было лукошко спелых яблочек. Евпатий приобнял ее:

– От кого путь держишь, горлица?

– От батюшки иду,– улыбнулась Настасья Даниловна.– Нынче яблок видимо не видимо.

Евпатий взял одно из лукошка.

– А в лесу как хорошо,– тоже с улыбкой произнес он.

– Мама-мама,– раздался во дворе крик младшей дочурки Вареньки.– Стёпка из лесу змейку принес!

– Вот сорванец,– улыбнулся Евпатий.

Они зашли на двор. Дети столпились над кадкой, по дну которой лениво ползал небольшой уж. Евпатий направился к ним, хотел пожурить сынишку. Но в этот момент за воротами раздался перестук копыт.

– Евпатий!– раздался голос княжеского дружинника Николы Волка.– Князь тебя зовет. Дело срочное!

Не слезая с коня, говоривший заглянул во двор. Коловрат подошел к нему:

– Что стряслось?

– Татарва через Волгу перешла,– вполголоса произнес вестник.– Булгар взят, вырезали всех от малого до великого… Орда у татар несметная, на Рязань идут… Поторопись.

Евпатий вышел за ворота, проводил взглядом дружинника, пустившего жеребца в галоп.

На город медленно опускался осенний вечер.

– С чем Никола пожаловал?– спросила Евпатия супруга. Она тоже вышла за ворота.

– Беда Настенька. Татары на город идут.

– Господи, что же будет то?!

– Сеча будет, если князь не договорится с ханами татарскими,– ответил Евпатий.– Стены рязанские крепки, да и князь наш к набегу табунщиков готов. Поднимем ополчение… Еду на княжий двор. Не жди меня, всю ночь судить-рядить будем.

Евпатий скакал по рязанским улицам и подмечал, что народный сполох по городу еще не прошел. Рязанцы ведать не ведали о надвигающейся с Дикого поля беде. Еще не докатилась до рязанской земли волна сбегов из разоренных татарами половецких и булгарских городов и поселений.

Поднявшись к княжеским палатам, Евпатий оглянулся на город. С восточной стороны поднималась сумрачная снеговая туча, точно орда принесла с собой зиму из-за Каменного пояса. И тотчас с востока дохнуло студеным ветром. Сорвало с деревьев пожелтевшие листья и закрутило над дорогою вихрем.

Евпатий осадил коня возле княжеского крыльца. Чадь21 принял из его руки повод, и Евпатий поднялся в палаты князя Юрия Ингваревича.

У парадного притвора его встретил княжич Феодор Юрьевич:

– Здрав буде, Коловратович! В недобрый час мы встретились, орда из половецкой степи навалилась.

– Нам с мунгалами не впервой биться!– ответил Евпатий.– Били татар и снова побьем, если они слов не послушают!

– Молод я был для той славной сечи,– с сожалением произнес Феодор Юрьевич.– Но знаю, что мунгалы воины искусные и бесстрашные. И драться с ними тяжко.

– Потому и тяжко, князь, что один с пятерыми бьешься. А на всякие хитрости и подлости татарин горазд. И пощады от него не жди. Рать киевскую они обманом изничтожили: обещали мир, а как киевляне оружие побросали – зарезали всех.

В этот момент дверь за их спинами отворилась и в проеме показалась огромная фигура юного рязанского удальца Микулы Буслаевича.

– Мир дому сему,– пророкотал он.– Князь меня звал!

– Проходи в гридницу княжескую, Микула Буслаевич,– Феодор Юрьевич пожал богатырю руку. Рядом с ним он, довольно крупный мужчина, казался отроком.

Микула Буслаевич узнал Евпатия:

– И ты здесь, Коловратович?! Знать ждет нас потеха ратная!

– Скоро ты вволюшку погуляешь, Микула Буслаевич,– кивнул Евпатий.

Они прошли в княжескую гридницу, а Феодор Юрьевич остался на крыльце встречать прибывающих со всей Рязани ратников и бояр.

Собравшиеся к этому часу сидели за широким столом. Князь рязанский Юрий Ингваревич внимательно слушал воеводу Вадима Даниловича Кофу – тестя Евпатия. При появлении новых гостей он перевел с него взгляд и улыбнулся. Юрий Ингваревич был похож на князей из старинных былин, тронутые сединой кудри ниспадали на плечи, а лицо князя было словно высечено из камня. Но на рязанцев и друзей своих он всегда смотрел милостиво. Горе было его врагам. В час гнева светлые глаза князя становились темными как грозовые тучи, а в голосе звенела сталь.

Помимо воевод и бояр за столом сидели княжичи: Глеб и Борис. Евпатий с Микулой Буслаевичем сели на свободные места и тоже принялись слушать воеводу Кофа.

– Татары не дикое воинство,– говорил тот.– Везут с собой стенобитные и камнеметные машины. Горе тому городу, что встал на их пути! Но ежели рязанский полк укрепится в городе, Рязань выстоит…

– Не дело говоришь, Вадим Данилович,– оборвал его молодой и горячий племянник князя Всеволод Владимирович.– Когда это русская рать за городскими стенами хоронилась? На Рязань орда хлынула, вот и встретим ее одним ударом и сметем с земли рязанской!

– Ты, Всеволод Владимирович, знать не знаешь, ведать не ведаешь, сколько татар на Рязань идет,– сдержанно ответил воевода.– Татарская орда лавой растеклась на сотню верст. Но как войдут они в пределы русские, в леса да болота, снова в кучу собьются. Силы у них несметные. Мы до сего часа не ведаем, сколько татар идет? Булгары брешут, что татар столько, сколько звезд на небе. А ведь на них напала только часть орды… Я думаю, идет на нас не меньше двухсот тысяч копий.

– Быть того не может!– вскочил с лавки Всеволод Владимирович.– Нет таких ратей!

– Стало быть, мунгальские ханы собрали,– остановил его движением руки князь Юрий Ингваревич.– В войске Батыги одиннадцать внуков и сыновей Чагониза. У каждого из них по десять тысяч мечей. А сколько к ним пристало табунщиков не их роду племени, того никто не ведает. Так что орда на нас движется неисчислимая… Я к Батыге отправлю поезд посольский: сына с хитроумными боярами. Дары шлю хану мунгальскому. Может, поворотит он орду от Рязани… Нам бы успеть договориться с князьями русскими, подняли бы и сами рать не меньше, чем в татарской орде. Если оттянет Феодор Юрьевич час смертного боя рязанцев с татарами, заговорит ханов мунгальских – честь ему и хвала, Русь ему в ножки поклонится. Он завтра с утра отправляется к хану Батыге…

– На смерть сына посылаешь, Юрий Ингваревич,– Евпатий поднялся с лавки.– Мунгалы сраму не имут, слов мира не понимают. Зарежут они послов…

– Никто этого не ведает, кроме Господа нашего Вседержителя!– резко оборвал его князь.– А тебя, Евпатий Данилович, посылаю к князю Михаилу Черниговскому. Убеди его встать рядом с полками рязанскими за землю русскую. Ежели мы врозь биться будем, не выстоять нам против орды. Тебя, Евпатия-удальца, во всех пределах знают. Послушает тебя князь, честь тебе и хвала! А к князю владимирскому Георгию Всеволодовичу посылаю брата своего Романа. За владимирским князем и Суздаль, и Ростов, и Ярославль, и Бело-озеро! Весь народ честной…

– Все сделаю, как прикажешь, Юрий Ингваревич!– Евпатий поклонился в ответ.

– Наутро же собирай спутников, и отправляйтесь с богом!– кивнул князь.

Вскоре в княжеской гриднице гостей набралось столь много, что за столом яблоку негде было упасть.

– Народный сполох поднимать надо,– говорил воевода.– Ополчение вооружим, а это худо ли – тысяч двадцать копейщиков. Плохо ли хорошо, но мужики наши и нож охотничий, и рогатину и топор в руках держать умеют. А как рязанцы врукопашную бьются ворогам ведомо. Может и хан Батыга прознает о том…

– Топоры топорами,– задумчиво заметил один из бояр.– А все же Батыгу нелишне умаслить. Рязани такой враг ни к чему, а в друзьях можно походить. С ордой в кармане, кто нам страшен?!