– Скоро уж встретимся,– обещал ей Евпатий. Он еще не знал, что семью видит в последний раз.
Посольский поезд к хану Батыю собрали за день. Феодор Юрьевич вез хану подарки: оружие и золотую утварь, драгоценные украшения, меха и коней.
– Тяни время, сынок,– напутствовал Феодора Юрий Ингваревич.– Нам бы успеть рать к Рязани стянуть. Уж коли выпала судьба на рубежах русских жить, хлеб растить да детей поднимать, нам и принимать первый удар от ворога. Много мы от Дикого поля получали, торговали изрядно. За то и платим сей час.
– Батюшка, выполню все, что велишь. Не посрамлю нашего имени. Татарин хитер и жаден. Жадностью своей и обманется…
Князь неожиданно обнял сына и прошептал лихорадочно:
– На смерть тебя посылаю! Уповаю только на Господа!.. Если тебя татарин зарежет, кого мне винить, кроме себя?..
– Не зарежут,– улыбнулся Феодор.– Не печалься так, батюшка. Нам ли не знать: чему быть, того не миновать.
– Прости ты меня, сынок,– на глазах у князя навернулись слезы.
– Я вернусь,– уже без улыбки ответил Феодор.– А ежели не судьба, перед царем небесным за Русь молить стану. Богородице в ноги упаду!
Князь оторвал сына от груди:
– Прощай,– он с трудом проглотил застрявшие в горле слезы.– Иди, с матерью да с женой попрощайся.
Феодор поднялся на крыльцо, где дожидались его мать с супругой – греческой княжной Евпраксеей. А князь, словно окаменел, из его головы не выходили слова Евпатия, о том, что послав сына к Батыю, князь его на смерть обрекает.
– Но ведь он еще и о мире договориться может,– прошептал Юрий Ингваревич, глядя на низкое и серое от снеговых туч небо.
Феодор простился с родными, вскочил на гнедого коня, и княжеское посольство отправилось в путь.
Как только они выехали со двора, закружилась над городом снежная круговерть. На открытое, строгое лицо рязанского князя ветром наметало студеные снежинки. Они таяли тотчас, и вскоре лицо князя стало мокрым, то ли от растаявшего снега, то ли от слез, которые он никогда бы не показал на людях.
Вадим Данилович Кофа в любое время производил человека медлительного и рассудительного. Второе было верно, первое нет. Мало кто ожидал от этого человека уже преклонных лет не только медвежьей силы, но и необычайной, почти кошачьей ловкости. В народе поговаривали, что отцом Кофы был не рязанский боярин Данила Селянинович, а карачаровский богатырь Илья Муромец. Глядя на Вадима Даниловича, слухам невольно верилось.
У Вадима Даниловича была крепкая семья – женатые на боярских и княжеских дочках сыновья и две дочери: замужняя уже Настасья Вадимовна и девица Василиса пятнадцати лет от роду.
Дети жили в Рязани, и только внуков, не говоря уже о внучках, у Вадима Даниловича набиралось более тридцати. Половина из них была уже отроками, способными стоять в рукопашном бою против зрелых мужиков. Сыновей и внучат воеводы бог тоже силой не обделил.
В воскресенье после обедни сыновья собрались в отчем доме. Сидели в горнице за столом, уставленным яствами и старыми медами. Но к кушаньям не притрагивались, и едва пригубили кубки с медами.
Во главе сидел Вадим Данилович.
– Князь послал сына в татарский лагерь на реке Воронеже,– говорил он.– Четыре дня нам Господь ссудил. С татарами послы судить-рядить будут не меньше трех дней…– старик неожиданно осекся и добавил после короткого молчания:– Ежели татарин их сразу не зарежет… Да дня три на обратный путь уже налегке… Так что к следующей середе мы узнаем, чего ждать от татарина.
– Я думаю, послы с мунгалами договорятся,– уверенно изрек старший сын Вадима Даниловича Петр.– Говорил я с Евпатием намедни, когда вече на площади шумело. Татарин жаден, купить его будет просто…
– Не за подарками супостат пришел!– оборвал его отец.– Табунщикам не подношения наши нужны – нажитое нами прельстило Батыгу. Он извести нас пришел, а жен и деток в полон увести. Глуп тот, кто иначе разумеет!
– Мы тоже не кольями биться будем!– запальчиво произнес средний из сыновей – Илья.
Вадим Данилович его слова пропустил мимо ушей.
– Вот зачем я вас позвал,– задумчиво произнес он.– Послы могут вернуться к следующей середе… Но может обернуться так, что уже к этой субботе под рязанские стены орда подойдет, а головы наших послов в Диком поле на шестах торчать будут!
– Не может того быть, батюшка!– почти в голос заговорили сыновья, а младшие и вовсе с лавок повскакивали.– Вернутся послы!!!
– Да не о том речь вернутся или нет!– вновь оборвал сыновей Вадим Данилович.– А о том, как нам с детьми да с добром поступить. Один только бог ведает, что с Рязанью будет, ежели татарин к городу подойдет.
– Отстоим мы Рязань! Господь с нами, и Богородица пречистая, и святые…
– Довольно!– неожиданно рявкнул Вадим Данилович.– Мы с вами не блажить собрались, а думу думать! Ответьте мне, что народ скажет, если воевода рязанский внуков своих и скарб по лесам раскидает?!
Сыновья притихли и смотрели на него уже со смущением.
– То-то и оно,– кивнул Вадим Данилович.– Скажет народ, что не верит воевода в Рязань… Так что костьми нам придется лечь… Всему нашему роду… За тем и позвал вас…
Вадим Данилович поднялся с лавки и поднял кубок. Сыновья встали вслед за ним.
– Так тому и быть!– произнес Вадим Данилович, пригубив мед.
– Так тому и быть,– отозвались сыновья.– Ляжем костьми за Рязань!
Вадим Данилович поставил кубок на стол, обернулся на богатый иконостас в красном углу, широко перекрестился и поклонился земно:
– Господь наш, бог правых! Не оставь нас в годину лихую! А коли судьба наша голову сложить, прими души наши и прости за все прегрешения вольные и невольные. Аминь!
– Аминь,– выдохнули вслед за ним сыновья.
В пятницу спустя почти неделю после рязанского вече в покои Юрия Ингваревича вбежал Иван Сапега.
– Беда, князь!!!– прохрипел он, срывая с себя шелом и падая на колени.
Увидев его глаза, Юрий Ингваревич все понял без слов. Он приподнялся с лавки, но тут же сел обратно без сил и схватился за голову, запустил в седые кудри пальцы и принялся раскачиваться из стороны в сторону.
Но спустя минуту все же взял себя в руки и молвил через силу:
– Говори…
– Апоница вернулся, пестун князя Феодора…– ответил Сапега.– Убит Феодор… И послы перебиты…
– Господи!– простонал князь.– И за что же мне это?! За какие грехи?..
– Князь,– Сапега поднялся с колен.– Гонец с Апоницей прибыл. Заставы наши порушены! Орда уже к ночи к стенам рязанским подойдет!
– Вот и встретим их с честью!– выдохнул Юрий Ингваревич, поднимаясь.– Собирай дружину, Иван Каземирович! Скликай полки! Навстречу орде выступим…
– Юрий Ингваревич, неразумно выступать с ратью за городские валы…– начал было Сапега.
– Собирай полки!– оборвал его князь.– За Феодора биться будем нынче же!..
Сапега вышел из княжеских покоев, притворил за собой дверь и прошептал:
– Боже святый, на погибель идем…
Где-то неподалеку раздавались горестные причитания и плач княгини Агриппины Ростиславовны.
Над Рязанью плыл набат.
Князь Юрий Ингваревич словно обезумел. Слушать никого не хотел, только поторапливал Сапегу и сотников, дабы собирали поскорей полки.
– Княже, ведаешь ли, что творишь?– пытался образумить его рязанский воевода.– Негоже город на ополчение оставлять. Рать погубишь и сам сгинешь…
– Ты мне не перечь…– оборвал его Юрий Ингваревич.– Я Батыгу своими руками на куски изрублю!
– Княже, не дело сейчас о крови думать! Сын твой знал, на что шел. И мы знали, на что он идет!..
– Да не стой ты у меня на пути, Вадим Данилович! Отойди прочь, Христа ради!– почти в голос выкрикнул князь.– Нам с Батыгой на земле тесно стало! Или я, или он!!!
– Как знаешь, князь,– опустил руки Кофа.– Не мне тебя судить…
Он надел шелом и отошел в сторону.
Юрий Ингваревич вдруг посмотрел на него:
