– Сорвать куш и бежать, вот это и подтверждает вашу вину, – услышала Джесс у себя за спиной.

Она резко обернулась. В нескольких футах от них в лунном свете стоял Уильям, и сколько времени он уже здесь стоял, неизвестно.

– Что вы двое, вообще говоря, делаете здесь, на берегу, за полночь? – небрежно спросил он. – Пытаетесь решать мировые проблемы?

– Если уж хочешь знать, то ты появился весьма некстати, – сказал Оливер брату. – Но раз уж ты подслушал наш разговор, то скажу тебе, что я обо всем этом думаю.

– Я знаю, что ты обо всем этом думаешь, Оливер, это крупными буквами написано у тебя на лбу. Ты потерял голову, закружившись с одной скромной особой женского пола. Но помни: позволив чувствам возобладать над разумом, ты окажешься женат на сестре этой опасной леди. Если сможешь жить с этим, вперед! Только знай, моего на это благословения ты не получишь.

Высказал все это Уильям мрачно и непреклонно.

Братья пожирали друг друга глазами, и Джесс с удивлением подумала, что Оливер, судя по всему, способен противостоять брату. За то короткое время, что она знала их обоих, она пришла к выводу, что между ними существует такая же глубокая родственная связь, как между нею и Эбби, но сейчас она усомнилась в этом.

Если бы у нее был выбор и она могла надеяться на исполнение одного-единственного своего желания, то попросила бы у судьбы, чтобы Оливер и ее сестра выбрались из этой грязной истории чистыми и обрели бы счастье.

Оливер на мрачную отповедь брата ничего не ответил. Он повернулся и медленно, ссутулив плечи, побрел по пристани к берегу.

Когда Джесс, тоже испытывая невыразимую тоску, хотела последовать за ним, Уильям схватил ее за руку и остановил. Его прикосновение к коже обнаженной руки заставило всю кровь броситься ей в лицо. Просто потеха, страсть, взрыв эмоций, которых она никак не ожидала, думая, что исторгла этого человека из своего сердца, и не сомневаясь, что и он исторг ее из своего. Но как все это оказалось живо, как быстро воспряла боль и ни на чем не основанные иллюзии. Она вырвала руку и потерла ее, но не уходила, будто ожидая, что еще может он добавить к тому, что уже сказано.

– Не удовольствовавшись попытками разрушить мой бизнес, вы успешно принялись за моего брата, разрушая и его жизнь, и жизнь вашей сестры. Вы же видели, как они смотрят друг на друга, вы прекрасно понимаете, что они друг для друга значат. Как же можете вы оставаться такой бессердечной?

Джесс проглотила комок в горле и гордо подняла голову. Она прекрасно понимала, что делает, и если он думает, что она не страдает, значит, он вообще ничего не понял.

– Ваш брат все это переживет, впрочем, как и моя сестра, которая с трудом избежала опасности. Но вы, Уильям, как вы можете говорить о чьей-то бессердечности? Именно вы? – Она с трудом перевела дыхание. – Вы только вдумайтесь, что вы сотворили со мной! Вы единственный из нас двоих с самого начала знали, с кем имеете дело. Ведь это вы соблазнили меня, а не я вас. И не надо внушать ни мне, ни себе, что я все это подстроила. Искренне вам говорю, положа руку на сердце, я узнала, кто вы, лишь в ту минуту, когда подняла с пола брошенную вами газету и прочитала заголовок.

– Чего стоят искренние заверения бессердечного человека? – хмуро сказал он. Нет, Джессика, в Нью-Йорке я едва не потерял контроль над собой, а вы, хотя, возможно, и испытывали какие-то чувства, все же играли спектакль, воплощая в реальность задуманный вами план. Сегодня за ужином все точки над «i» были расставлены. Вы видели, что игра проиграна, карта ваша бита, и решили сорвать с нас хотя бы этот жалкий миллион.

– Этот жалкий миллион может мне пригодиться.

– Конечно, вы ведь превысили свой кредит в банке, так что и миллион на что-нибудь сгодится.

– Откуда вы знаете?

Ох, что все это значит? Откуда ему стало известно о ее финансовом положении? Вероятно, заранее все разнюхал и с самого начала достаточно много знал о ней и о ее жизни. Но ничего не хотел знать о ее будущем.

– И вы поторопились всучить мне свой жалкий миллион, лишь бы поскорее от меня отделаться, ведь так? – ядовито воскликнула она.

– Вы что, в самом деле считаете во всем виноватым меня?

Она взглянула на него в лунном свете, и глаза ее переполнились болью. Да, она во всем винит его. Он не должен был затаскивать ее в постель, уверяя, что она нечто особенное, что она ни на кого непохожа.

– Мне больно об этом говорить, Уильям, – дрожащим голосом сказала Джесс. – Ваше коварство, ваши лживые уверения в любви, все это терзает меня до сих пор. Человек, поступающий подобным образом заслуживает всего, что сваливается на его голову.

Он снова схватил ее за руку, когда она повернулась уйти.

– Нет, стойте! Что вы хотели этим сказать?

– Драчуну ль дивиться, Вилли, что его поколотили?

И она снова попыталась вырвать руку, но он дернул ее, поворачивая на ходу, и она влетела в его объятия. Дыхание его было жарче, чем тропический бриз, овевающий ее лицо, его рот провокационно приблизился к ее губам.

– Если вы намереваетесь применить самый древний трюк из упоминаемых в Ветхом Завете, то не советую, Джессика, забудьте об этом. Возможно, это и сработало бы, если бы я все потерял и остался нищим, а сейчас я не могу и не хочу рисковать своим положением и состоянием. Я и так прошел на волосок от гибели, поддавшись на скулеж своего либидо[30], но наша сделка положила всему этому конец, вам не удастся возбудить меня, даже если кроме вас на земле не останется ни одной женщины. И знайте, если вы попытаетесь применить свой мерзкий опыт обольщения, то мне придется отправить вас на борт яхты и там запереть.

О Господи, такую галиматью может нести только мужчина, который все еще вожделеет. Услышать подобное от Уильяма! Секс. Она для него – всего лишь объект сексуальных вожделений, больше ничего. Но, судя по всему, вожделеет он весьма сильно. Ну хорошо, за этот жалкий миллион, может, ей стоит разочек отдаться ему?

Должен же он хоть что-нибудь получить за свои кровные денежки! Принуждения теперь тут никакого быть не может. Сделка совершена. Терять больше нечего, впрочем, как и находить. Не на что теперь сердиться, нечем рисковать, а просто откликнуться на скулеж его либидо, как он это называет, вот и все, и не более того. Да, ему не устоять, потому что он мужчина и потому что он уже испробовал ее и знает, каково ему с ней.

– Ах, но ведь у меня теперь есть миллион, так какой же смысл мне соблазнять вас, ну сами подумайте! Правда, я еще не держу своего миллиона в руках, но полагаю, что вы, желая от меня поскорее избавиться, не станете слишком тянуть с его вручением. Да я и не советую с этим тянуть. А секс – это секс, он к делу не относится. Теперь, когда мы ничего друг другу не должны, можно и потрахаться. Я хочу вас и с удовольствием отдамся вам столько раз, сколько вам захочется или сколько вы сможете. Поверьте мне Уильям, это такие пустяки, о которых и говорить не стоит!

– В таком случае, скрепим нашу сделку поцелуем и попробуем удостовериться, до какой степени мы оба холодны и расчетливы, и не повредит ли наша холодность и расчетливость тому немногому, что требуется для соития.

С этими словами он склонился к ней и одарил обещанным поцелуем, повергшим ее в ошеломляющее смятение. Даже теперь, когда душа ее пылает от ярости, он способен возбудить ее, сердце беззащитно перед ним, оно начинает биться так гулко, будто находится не в теле человеческом, а подвешено в огромном пространстве времени. Его руки об вились вокруг нее, обжигая ее кожу сквозь тонкую ткань саронга, а когда он раздвинул ее губы кончиком языка, в ней и совсем не осталось сил. Если он и догадывается, что она испытывает, то это ее сейчас совсем не волнует. Какая там гордость, вся она растворилась в его поцелуе. Даже его противостояние и показная холодность, от которой леденеют губы, все это стало неважно, все куда-то исчезло. Пусть думает, что хочет и верит, во что хочет, это сейчас уже ничего не может изменить. Он презирает ее и решил наказать, дав ей понять, чего она лишается на весь остаток своей жизни. Хорошо, неважно!.. Главное, что они, пусть ненадолго, но опять вместе.