На экране идет заграничная жизнь.

Нинка в наушниках стоит посреди зала перед микрофоном, озвучивает западную звезду.

Здесь же в темноте режиссер дубляжа, звукооператор. Затаили дыхание. Идет запись.

– Я люблю тебя, – говорит герой героине.

– Но в данном случае это не имеет никакого значения, – отвечает звезда Нинкиным голосом.

Открывается дверь, входит Алексей.

Все встрепенулись, машут руками на постороннего. Но он подходит к Нинке, берет ее за руку и ведет из зала.

– Извините, пожалуйста, – говорит он режиссеру. – Мы ненадолго.

Выходят в маленький холл. Вокруг люди. Поэтому разговаривать, вернее, ругаться, приходится шепотом.

– Я прошу тебя, выслушай меня, – попросил Алексей.

– Не буду тебя слушать. О чем тут можно еще говорить? Удрал с ведром. И ведро, кстати, украл. Где мое ведро?

– При чем тут эти мелочи?

– Не мелочи. Мне мусор некуда класть. Я его в коробочку из-под торта собираю. Верни мне ведро.

– Нина, ну что за базар?

– Это не базар. Это принципиально. Я больше ничего общего иметь с тобой не хочу. Я думала, что есть все и есть ты. Я думала: у тебя нет денег, но есть душа – чистая, как воздух на Северном приюте. А оказывается, и ты как все. Потребитель. Пришел, отщипнул от пирога любви и удрал через клозет.

– Нина, замолчи!

– Ты думаешь, если я бесхозная, если у меня нет мужа, значит, на мне можно качучу танцевать? А вот фига!

– Замолчи!

– Я сама есть у себя! Я у себя есть! А ты… Тебя у тебя нет! Совместитель. Хочешь везде успеть и везде опаздываешь! Крутишься, как собака за собственным хвостом.

Алексей резко встряхивает ее за плечи. Нинка заткнулась. Оторопела. Она никогда прежде не видела Алешу в таком проявлении.

Стоят. Смотрят друг на друга.

– Сядь, – тихо приказал Алексей.

Нинка села, смирно сложив руки на коленях.

– Нина, я скажу тебе сейчас то, что не говорил никому. Даже самому себе. Выслушай меня…

– Хорошо. Я выслушаю. Но прежде ответь, почему ты убежал? Я что-нибудь не так сделала? Я тебе надоела? Я тебя раздражаю? Что?

– Нина… Я умираю…

– В каком смысле?

– В прямом. Я болен. И скоро умру.

– Поэтому ты убежал?

– Да.

– А у меня ты не можешь умереть? Я за тобой буду ухаживать. Провожу в последний путь.

– Вот это не надо, – испугался Алексей.

– Что не надо?

– На похороны не ходи.

– Почему?

– Перед женой неудобно. На родственников мне плевать. А перед женой неудобно. Она мне верила. Я не хочу ее разочаровывать. Пусть у нее останется светлая память. Ты уж одна, в одиночку поплачь.

– Ага… Значит, и любовь скрывать, и горе скрывать… А вот фига тебе! Приду на похороны и розы принесу – вот такой букет! И при всех буду рыдать, еще в обморок упаду! И ничего ты со мной не сделаешь!

Алексей растерянно моргает.

Из павильона выходит режиссер дубляжа, подходит к Нинке, берет ее за руку и без слов ведет в павильон.

Нинка вырывает руку.

– Не пойду, – говорит она режиссеру.

– Ну не ходи, – соглашается тот. – Мы вызовем другую.

Режиссер уходит.

– Зачем ты? – огорчился Алексей.

– Он может вызвать другую. А ты нет. Кто у тебя еще есть?

Деревья под снегом нарядные.

Притихшие Нинка и Алексей идут обнявшись.

– А хочешь, вместе умрем? – предложила Нинка. – Мне все равно здесь без тебя нечего делать.

– Ты выйдешь замуж. Родишь сына.

– Ты мой муж и сын. Останься со мной.

– Нет. Я хочу умереть один. Как собака.

– Почему как собака, а не как человек?

– Собаки умирают в одиночку. Никому не навязываются. Они деликатнее, чем люди.

– Жить или умереть ты все равно уходишь домой, – обижается Нинка. – Ну и иди. Иди, чего стоишь…

Алексей уходит. Нинка смотрит ему в спину. Он поворачивает обратно.

Дом Нинки. Они лежат на диване, обнявшись. Одетые и в обуви.

– Я знаю, почему выбор пал на меня, – сказал Алексей. – Это всегда не случайно. Потому что я не полезен в круговороте. Что я? Ты правду сказала: какая-то польза должна быть от мужика. А какая от меня польза? У меня даже нет кошелька, потому что у меня никогда нет денег.

– Обезьяна без кармана потеряла кошелек… – проговорила Нинка и заплакала.

– Ты чего?

– Мне тебя жалко.

– Ну правильно. Я жалкий человек. Совместитель. Интеллигент.

– Нет! – кричит Нинка. – Нет! Нет! Нет!!!

Она порывается к нему, падает на грудь со всей силой любви. Алешина хрупкая грудь не выдерживает этой силы. Он летит с дивана. Нинка падает сверху.

Алеша с трудом вылезает из-под Нинки, держится за ушибленный бок.

– Нина, я тебя серьезно прошу. Последняя воля: не приходи ко мне на похороны. Ты и там меня перевернешь.

– А тебе-то что? Ты же все равно не почувствуешь.

– Мне все равно. А вот другим…

– В этом ты весь. Даже на собственных похоронах думаешь о других. Только не обо мне.

– Я думаю о тебе, Нина… Но что я могу сделать? Если бы я мог выдать тебя замуж. Но за кого? Кузнецов пьет. Верченко женат. Никитин дурак. Сплошная пустовщина.

– Не надо меня пристраивать, – обиделась Нинка. – Я и сама себя пристрою.

– Это тебе кажется. Ты знаешь кто? Барахлоулавливатель. Найдешь такое же сокровище, как я, и будет он из тебя душу тянуть.

Звонит телефон.

– Кто это? – ревниво спрашивает Алексей.

– Не представляю. – Нинка поднимает трубку. – Да… А почему вы его здесь ищете? Ну хорошо… Раз уж вы звоните… Иди. – Она протягивает трубку Алеше. – Тебя твой Шеф.

Алексей берет трубку.

– Этот телефон мне дал Никитин, – сообщил Шеф.

Алексей молчит.

– Я весь день думал над вашим заявлением, – продолжал Шеф.

– Над каким заявлением? – не понял Алексей.

– Я – не незаконченное говно. Я вообще не говно. Я продукт своего времени. А ваши Белые города – это сольфеджио.

– В каком смысле?

– Есть такой анекдот: «Слесарь Иванов спрашивает, что такое сольфеджио? Отвечаем: товарищ Иванов, жрать нечего, а вы…» – дальше неприличное слово. Так вот. Людям жить негде, а вы – Белые города. Но я согласен: это моцартовское видение.

– Вам нравится мой проект? – удивился Алексей.

– Он прост, как все гениальное. В вас, несомненно, есть крупицы строительного гения. А во мне крупицы говна. Но только крупицы.

– А может, я вам оставлю свой проект? – предложил Алексей.

– Зачем? – не понял Шеф.

– Доживете до новых времен. Не всегда же будет так.

– Так будет всегда! И вы правильно делаете, что меняете себе Шефа.

– Может быть, увидимся? Прямо сейчас. Я к вам заеду.

– Знаете, я вдовец. У меня, кроме яиц и хлеба, ничего в доме нет.

– Вдовец… – Алексей раздумывает. – Давайте встретимся на нейтральной территории. В ресторане. У меня есть еще одна идея.

– Опять сольфеджио? – напрягается Шеф.

Алексей кладет трубку, оборачивается к Нинке:

– Кажется, я нашел тебе мужа. Хоть он и говно, но все-таки личность. На него можно положиться.

Нинка внимательно смотрит на Алексея.

– Алеша, мне никто не нужен, кроме тебя.

– Меня скоро не будет. А он – будет всегда, Нина! Дай мне спокойно умереть.