В одной из историй созданного мной цикла5 описана наковальня двух братьев – богов и кузнецов, Сеппо и Тлепша. Братья сторожат подземные миры, выход из которых – бездонный колодец – находится в пещере. В какой-то момент они сооружают наковальню и загоняют ее в колодец. Наковальня, напоминающая человеческий зуб, но с семью корнями, один из которых длиннее другого, становится своеобразным замкóм, запирающим обитателей семи подземных миров (которых на самом деле больше).

Новорожденный богатырь, герой нартского эпоса адыгов Сосруко выдергивает наковальню братьев6, вновь открывая вход в другие миры…

Можно ли сравнивать выключение моего сознания с выдергиванием замкá-наковальни и последующим высвобождением, через образовавшуюся пустоту, обитателей иных миров? Не путешествовала ли и я сама по тем «подземным», и наземным, мирам?

⁕

В результате частых обмороков и отсутствия малейших попыток со стороны моей бедной матери-вдовы – матери-девы и матери-ребенка, одновременно – разобраться с очевидной проблемой дочери тоннель постепенно расширялся, открывая вход в иную реальность.

Само собой, имея такой запасный вход, и выход одновременно, трудно развивать концентрацию на доступном прямому эмпирическому восприятию этом, нашем мире. Причем, чем страшнее этот мир, чем невозможнее по тем или иным причинам жизнь в нем, тем чаще полеты в мир тот, тем шире тоннель и тем устойчивее и явственнее желание улететь и побыть; или улететь и остаться.

Хотя если говорить о возможности остаться, после первой попытки суицида, случившиеся через много лет следующие попытки прорваться туда, можно считать ненастоящими. Они, очевидно для меня, имели другую природу и шли от бесов; можно говорить так же, что происходили по наущению проклятого7…

Чуть отвлекусь и скажу, что не берусь различить породу представителей сил смерти, – бесы они, шайтаны, или кто еще, одного ли вида те существа-сущности, как те же люди, но грубо говоря, разного цвета кожи и пола, и так далее, – потому что никак не могу представить как все же устроен объективный мир: не вижу, потому не знаю.

Независимо от своего незнания, факт принуждения к самоубийству, для меня лично был очевиден; наущение всегда распознавалось, но не поддавалось моему полному контролю. Даже несмотря на то, что я ясно сознавала безнравственность, незаконность моего намерения свести счеты с жизнью.

Не знаю как у других склонных к суициду, но мое желание сбежать походило на попытку изнасиловать Создателя, ворваться в Его Чертог, в Безмятежное Нежное Лоно, без дозволения, грубо и жестко.

⁕

Мои психические атаки приносили страдания сыну, удерживавшему меня от попытки… выпрыгнуть из окна, например. Точнее сказать, от имитации попытки. В такие минуты я чувствовала себя странно: одна часть меня заставляла говорить о суициде, драться с сыном, оскорблять его, насмехаться над ним, кричать и брыкаться; в то время как другая размышляла над тем, что будет, если вдруг сын отпустит меня, сдастся, позволит делать, что хочу, точнее, говорю. «Как же будет стыдно, – думала я, – ведь я не сделаю этого, потому что знаю, вижу, там, куда я попаду в таком случае, темно и страшно, неприветливо».

Одно дело выскочить туда на время, переждать в темноте, у порога, на пороге; побыть там, пока тут льется из чьего-то пальца кровь, грубит воспитатель, оскорбляет и насилует муж, или садист-гинеколог загоняет в тебя тампон, насаженный на полуметровый пинцет, в отместку за то, что ты невольно спалила ее перед главным врачом. И совсем другое – остаться там незваной, неприглашенной визитеркой; вечно жить, спать в прихожей, перед закрытой дверью, лежа на неуютном, обитом железным уголком деревянном сундуке моего детства, с ненастоящими, но нарисованными, мертвыми цветами и бабочками…

⁕

О неполноценности, ненастоящести тех попыток можно судить и по тому, что, пока я дралась, кусалась, царапалась и щипалась, катаясь по полу и пытаясь вырваться из рук сына, я так же успевала отмечать, что потею, следовательно, худею, и это хорошо; успевала подумать, что Иман тоже потеет, но скорее от слабости, и это плохо. Потом я вновь переключалась на свое тело, удовлетворяясь тем, что оно достаточно стройное и гибкое. Затем думала, что нельзя кусать сильно, и щипать больно, но все равно делала это и не могла остановить происходящее, потому что была не в силах слышать… рыдание Матери где-то там, в глубине; боялась соприкоснуться с ее отчаянием от своей беспомощности; от того, что ничем не может помочь своему Сыну…

⁕

Грань безумия очень тонка, на самом деле, но она реально есть. Сначала я не видела ее, но раз увидев, вдруг вспомнила слова психиатра из фильма «Прерванная жизнь». Она спрашивала пациентку: «Какие это эмоции? И эмоции ли это? Если они поглотят тебя, неужели ты позволишь себе остаться тут (в сумасшедшем доме)»?

Увидев ту грань, помню, как не захотела ее преступать.

Сначала появляется мимолетная, неуловимая, но реальная мысль выбора, и потом происходит все остальное. Это касается не только этого конкретного эпизода, вообще.

В иные периоды в одиночку не справиться, то есть мне бы не справиться; читатель наверно, наверняка, сильнее. Я вроде и пыталась бороться за себя, за свою жизнь, но видела, что сбиты все зубцы и не за что зацепиться, потому отступала, даже можно сказать, сдавалась; имея намерение жить, но признавая, что нет сил.

Тогда-то и появлялись какие-то люди, что-то предпринимали спасительное для меня, и затем вновь исчезали.

Всякий раз, когда это случалось, я знала, это от Бога, Живого Бога…

⁕

Кстати, читатель знает, что значит Живой Бог?

Сейчас скажет: «Да, знаю».

А я вот сомневаюсь, что знает…

Кто знает Живого Бога, такие книги не читает, незачем.

Если он не психиатр, конечно.

В периоды, когда я особенно нуждалась в помощи, обессилев до предела, начинала думать, что могу все. То есть я и прежде так думала, и находила тому подтверждение. У меня, действительно, получалось все, за что бралась: хочу шить – шью, хочу вязать – вяжу, хочу писать – пишу, любой текст пойму, любой документ составлю, любое дело сделаю, за которое берусь.

Но одно дело мочь, и совсем другое, выбрав путь, твердо следовать ему, становясь специалистом. Я же бралась за то дело, которое в данный момент требовалось сделать: не ища портнихи – шила сама, не ища плотника – строгала, и так далее. Если мы говорим о бытовых делах; и в работе то же самое. Нужно было только чуточку сосредоточиться.

Смешно, на самом деле, называть это всемогуществом, ибо одно это характеризует масштаб моей личности и уровень притязаний…

Я бы с удовольствием вязала свитеры и жила традиционной семейной жизнью, на самом деле… Что же меня эта жизнь так мотает?..

⁕

Говоря теперь о всемогуществе, я не имею ввиду таланты Левши, безусловно ценные в повседневной жизни, и доступные каждому из нас, в большей или меньшей степени, но имею ввиду могущество другого, иного уровня. В состоянии полного социального бессилия и физического истощения, оно приходит с постами, молитвой и бдением, проявляется и растет уверенностью, что ты можешь, буквально, все.

Если только захочешь. Но желаний-то как раз и нет, зато растет покорность и смирение, чувство достаточности того, что дается…

Наверняка, чувство всемогущества ложно. И даже если оно истинно, можем ли мы говорить о нашем всемогуществе, ни разу не проверив его на деле, не применив? Но как его применять, если нет желаний: все могу, но ничего не хочу, потому что всем доволен, все и так уже хорошо.

В то же время, как сомневаться в возможности всего самого невероятного, что только может прийти на ум? В том числе в вашей персональной способности творить все, что только может прийти на ваш конкретный ум? Сомневаться в этом – все равно, что сомневаться во Всемогуществе Всевышнего.