Наун не шевелился, надеясь, что услышанное – просто дурной сон. Даже в самом страшном кошмаре он не мог представить рядом с собой другую, чужую и незнакомую женщину, когда его душа все еще стонала и болела из-за потери единственного любимого и самого дорогого человека.

– Отец, – услышал он дрожащий голосок Ансоль, – но прошло еще так мало времени… Память о Кымлан еще свежа!.. Не лучше ли немного подождать, пока…

– Он принц, а не сопливый щенок! И пусть трон по праву наследования перейдет не к нему, я не могу допустить, чтобы министры и простой люд болтали глупости и порочили члена королевской семьи! – прогремел отец и ударил ладонью по столу. Выцветшие, потухшие глаза Владыки вспыхнули прежним огнем, и слуги залебезили вокруг, умоляя его не волноваться. – Я и так корю себя за то, что пошел у вас на поводу и позволил простолюдинке околачиваться возле своих детей! Вот к чему привела моя беспечность!

– Я не женюсь ни на ком, кроме Кымлан. – Дрожа от ярости, Наун вскочил на ноги и обвел взглядом сидящих за столом. – Вам плевать, потому что никто из вас так и не познал, что такое любовь! А я любил! Я любил и…

– Немедленно сядь, иначе пожалеешь. – От тихого голоса королевы у Науна перехватило дыхание. – Мы слишком многое тебе позволяли. Ты принц, и это накладывает обязательства! Если не хочешь лишиться титула, ты женишься на девушке, которая подходит тебе по статусу.

Наун опустился на стул, но не потому, что покорился, а потому что ноги больше не держали его.

– Я найду ему хорошую невесту, – обратилась королева к Владыке. – С завтрашнего дня знатные дома Когурё начнут присылать во дворец письма с предложениями, а через две недели можно будет устроить смотрины.

– Тогда свадьбу сыграем через месяц? – деловито уточнил отец, немного успокоившись. – Думаю, к этому времени успеем все подготовить…

Они говорили так, будто Науна здесь нет.

Ансоль протянула под столом руку и крепко сжала ладонь потрясенного брата.

Они покинули королевские покои. Ансоль едва сдерживала слезы и собиралась побыть с Науном, чтобы поддержать его, но Насэм попросил ее оставить их наедине.

– Сейчас решение родителей кажется тебе несправедливым и ужасным, но когда-нибудь все пройдет. Твое сердце смирится. Кымлан ведь уже не вернуть, а ты должен жить дальше. – Он похлопал Науна по плечу неожиданно тепло и по-братски. – И… ты ошибся. Я тоже любил. Но ни тебе, ни мне, ни Ансоль не суждено жить по велению сердца. Такова наша судьба. Королевская кровь – это и благословение, и проклятие.

Наследник престола печально улыбнулся, на краткий миг став прежним Насэмом, который бегал за Науном с деревянным мечом и изображал боевого генерала. Но уже в следующее мгновение он снова надел маску наследного принца и, развернувшись, ушел к себе, оставив младшего брата на растерзание его демонам.

Наун не мог поверить, что отец заговорил о женитьбе…

Внутри все переворачивалось от чудовищного равнодушия родителей к собственному сыну. Он всегда радовался, что не является наследником трона, и в глубине души надеялся, что им с Кымлан позволят быть вместе. Ведь он никто, просто младший брат наследного принца, неужели отцу есть дело до того, как сложится его судьба?

Однако Наун недооценил своих венценосных родителей. Для них самым главным были не чувства собственного сына, а репутация королевской семьи, и они не могли позволить распространиться слухам о любви принца к безродной дочери начальника стражи. Которая к тому же не только не соответствовала стандартам хорошей жены, но и вообще мало напоминала женщину.

Наун смотрел в спину наследного принца и чувствовал, как внутри поднимается злость. Равнодушный и холодный, он вел себя не как брат, а как расчетливый политик. Руководствовался только разумом и был безразличен к чувствам других. И впервые за всю жизнь Наун вдруг захотел доказать ему, что он здесь не хозяин. Захотел стать достойным соперником, с которым придется считаться, и таким образом поквитаться за чудовищные слова, заставившие родителей принять решение о женитьбе.

С восходом солнца Мунно оседлал Исуга и вместе с отрядом двинулся на запад.

Племена кидани в последнее время совсем потеряли страх и нападали на приграничные земли чуть ли не ежедневно. По чуть-чуть клевали мохэ, грабя деревни и убивая людей. Из-за территориального расположения племя Сумо всегда принимало на себя удар первыми, откуда бы ни исходила угроза: с юга от Когурё или с запада от кидани. Отчасти именно поэтому хан Вонман имел больший вес в Совете, чем остальные вожди, – от него зависело, прорвутся ли неприятели дальше и пострадают ли другие племена. Сумо были своеобразным щитом для остальных племен мохэ и поэтому вполне законно считали, что имеют больше прав на решение общих вопросов.

Поход на Когурё был делом решенным, но сначала нужно было разобраться с внутренними проблемами. Хан уже посылал отряд во главе с командиром Маро для усмирения киданей, но набеги все продолжались.

Поэтому Мунно взял с собой триста человек и отправился на границу. Враги заходили все глубже на территорию мохэ и все ближе подбирались к деревне рабов. Это был стратегически важный пункт, требующий внимания и защиты, потому что живущие там невольники работали на полях и выращивали пшеницу, предназначенную для основного войска. К тому же – при этой мысли внутри Мунно что-то дергалось – он рассчитывал встретить там одного человека.

До деревни оставалось меньше одного дня пути, и Мунно надеялся, что кидани еще не успели до нее добраться. Удар следовало нанести внезапно и быстро, чтобы дать понять кочевникам, что они позарились на слишком большой кусок и должны знать свое место.

Даон молчаливо покачивался в седле рядом с господином, время от времени бросая на него подозрительные взгляды. Но благоразумно молчал, за что Мунно был ему благодарен.

Войско шло без остановки уже долгое время, солдаты устали, и Мунно велел сделать привал на небольшой поляне в лесу и отправил разведчиков вперед: враг мог устроить засаду, понимая, что мохэ пришлют подкрепление.

Склонившись над небольшим ручейком, Мунно зачерпнул горсть ледяной воды и умылся. Затем прислонился к дереву и стал наблюдать за устало развалившимися солдатами. Некоторые из них просто отдыхали, другие же быстро собирали костры, чтобы сварить обед. Исуг увлеченно жевал траву и время от времени дергал ушами, когда слышал чей-нибудь особенно громкий возглас.

Поднявшись на ноги, Мунно подошел к коню и ласково погладил черную шею. Животное подняло голову и посмотрело на хозяина, дожевывая пучок травы.

– У меня для тебя кое-что есть. – Мунно хитро подмигнул жеребцу, как будто тот понимал его, и достал из наплечной сумки большое яблоко. Он разрезал фрукт кинжалом на четыре части и скормил животному, с улыбкой глядя на то, как аккуратно Исуг берет лакомство с ладони мягкими губами. – Хороший мальчик.

Похлопав коня по гладкому боку, Мунно снова привалился к дереву, наблюдая, как солдаты колдуют над костром. Поскольку ночью прошел сильный дождь, ветки еще не успели просохнуть, и пламя все никак не хотело разгораться. Наконец, огонь вспыхнул и весело затрещал под радостные возгласы мохэсцев, которые толкались у огня, протягивая руки, чтобы согреться. Все-таки осень уже вступала в свои права, и с каждым днем становилось все прохладнее.

– Эй, держи огонь! Подкидывай ветки! – командовал Даон, видя, что солдаты слишком расслабились, и пламя стало затухать.

Огонь… Его яркие языки уже два месяца преследовали Мунно во снах, а черные глаза, в которых плясало пламя, никак не выходили из головы. Тот день не стирался из памяти, все еще тревожа сына вождя странными догадками…