Клочкова: И тут коррупция. Никуда от неё не деться.

Иванов: Да говорю тебе — подстава. Я смотрел опись вещей у неё дома, так там один хлам. Кастрюли да сковородки. Какая тут коррупция?

Клочкова: Да может просто не нашли ничего. Или она на марафете сидит. Я тебе еще могу пару-тройку вариантов придумать.

Иванов: Ладно. Я её завтра дёрну, там видно будет.

Клочкова: Красивая?

Иванов: Не знаю. Тут такие фото сейчас — себя не узнаешь. Нормальная вроде.

Клочкова: Тогда женись.

Иванов: Да пошел ты. Я серьёзно.

Клочкова: Ну и зачем ты мне всё это рассказал?

Иванов: Да я не это хотел рассказать. Это я так с мыслями собирался.

Клочкова: Завтра вставать рано. Ты уж рожай быстрей.

Иванов: Да тут такое дело… В общем, я помимо следаков, разных ученых ещё смотрел.

Клочкова: Ну и…

Иванов: Да есть там, конечно, и такие. Только гораздо меньше, чем я думал.

Клочкова: В Ленинграде в сорок первом многих арестовали. Их потом через Ладогу этапировали куда-то вглубь Союза. И из Москвы скоро увезут, так что поторопись.

Иванов: Так, а куда торопиться? Ну нашёл я одного деятеля. Тоже сидит плотненько. Материалов целый том. Только лажа всё какая-то. Ну понятно, что во всём признался. Ты б его видел… С этого ботаника такой же заговорщик-террорист, как с меня балерина. Ну точнее философа. Спицин фамилия. Ещё дело Вавилова видел.

Клочкова: Ну вот. С почином, как говорится.

Иванов: С каким почином? Ты знаешь сколько я дел перелопатил? И только одного нашел стопроцентного. Ну есть и другие, понятное дело, но там ещё работать нужно.

Клочкова: А никто и не говорил, что будет легко. Ищите да обрящите…

Иванов: Я, честно говоря, не ожидал такого. Я думал их будет гораздо больше.

Клочкова: Что ты думал?

Иванов: Нет, ну как же… Я читал когда-то…

Клочкова: Что ты читал? Солженицына? Архипелаг ГУЛАГ? Ты идиот?

Иванов: В смысле?

Клочкова: В прямом. Я думаю, что для таких как ты, в клинической психиатрии термин специальный давно уже придумали. Жаль только я его не знаю.

Иванов: Это ты к чему сейчас?

Клочкова: Это я к тому, что надо сначала думать, а потом делать. И не наоборот.

Иванов: Да объясни ты нормально.

Клочкова: А я и объясняю нормально. Когда Никитка доклад свой обличительный готовил к двадцатому съезду, так он справочки запросил в МВД и МГБ. А циферки из этих справочек почему-то на докладе не прозвучали. Не знаешь почему? А потом, когда всех реабилитировать начали, так целую комиссию важную собрали, что б расследование провести. Генпрокурор Руденко, министр МВД Круглов, министр юстиции Горшенин. Это тебе не черти какие-то. И указание было негласное — по максимуму оправдать. Знаешь скольких оправдали? Меньше процента!

Иванов: Да ладно! Не может такого быть. Там же миллионы людей были.

Клочкова: Да миллионы. Четыре, если верить некоторым историкам с учеными степенями. За тридцать лет власти. Это вообще преследуемых. Из них, тысяч семьсот приговоров привели в исполнение. У тебя как с математикой? А то с калькуляторами сейчас напряг.

Иванов: Да я прикинул уже приблизительно.

Клочкова: Молодец. А теперь отними оттуда разных бандеровцев, лесных братьев, власовцев, полицаев и прочую нечисть. Ну и тяжкие уголовные статьи тоже отними.

Иванов: Я совсем другие цифры слышал.

Клочкова: Ага. Я тоже слышал. Сто миллионов. Есть такая наука, мусорок, статистика называется. Слышал может? Так вот, согласно переписи от 26-года население составляло порядка147 миллионов, а в 59 году — уже 209. Это ещё нужно учитывать миллионов 20, или может даже 25 потерь на этой войне. Ты говорил, что умеешь считать без калькулятора, вот и думай. А кто рулил страной всё это время?

Иванов: Так, а чё ты молчал раньше?

Клочкова: А я раньше справку твою от психиатра не видел. И считал тебя вполне адекватным. Но теперь, после столь горячего и импульсивного монолога на Ближней даче, она мне уже без надобности. Ты, если по своим крыткам доктора подходящего нароешь, попроси — пусть проконсультирует. Чай и курить я подгоню, как гонорар.

Иванов: Всё я правильно тогда сказал. Ну почти. Слегка погорячился, конечно… Точнее сказать, увлёкся.

Клочкова: Ага. Погорячился он и увлёкся… Я реально считал тебя умнее.

Иванов: Да. Нехорошо, конечно, получилось.

Клочкова: Нехорошо получилось у твоих родителей.

Иванов: Прекращай. Я чё-то теперь перед вождём как-то себя не очень чувствую.

Клочкова: Хорошо ещё, что вроде обошлось пока.

Иванов: Дай Бог.

Клочкова: Та да… Вот блин! Ну я склеротик, в натуре…

Иванов: Что такое?

Клочкова: Да я с тобой тупею реально. Может это заразно?

Иванов: Что случилось?

Клочкова: Да есть тут один человечек. Конструктор хороший. Когда мы с тобой письма писали, я забыл что-то о нём совсем. Потом вспомнил, когда по лесу бегал, и опять забыл. Может жив ещё…

Иванов: Кто такой?

Клочкова: Таубин, кажется. Имя отчество не помню, но фамилия у него не Иванов, слава Богу — найдут, думаю…

Иванов: Никогда не слышал. И что он там напридумывал хорошего?

Клочкова: Гранатомет автоматический.

Иванов: Сильно. Вещь нужная. Иди к Максимову. Может успеем ещё…

Клочкова: Да куда идти? Ночь на дворе. Спят все, наверное.

Иванов: А если именно сегодня его грохнут?

Клочкова: Та ну… Это уж совсем невероятное совпадение должно быть. К тому же Сталин ясно сказал, что мораторий сейчас.

Иванов: Вставай!

Клочкова: Не… Сам иди, если хочешь. Фамилию ты знаешь. Можешь ещё Слостина прорекламировать заодно. Точнее, его пулемёт многоствольный. Американцы такой на свои вертушки устанавливали. Да и в кино он потом частенько мелькал.

Иванов: Этого тоже не знаю. Где ты их находишь?

Клочкова: Иди с миром. Я спать буду.

Иванов: Спокойной.

Начальник 8-го отдела НКВД СССР

майор государственной безопасности

Максимов А. С.

Молодая женщина, возникшая на пороге кабинета, выглядела очень уставшей. Некогда приятное и миловидное лицо было каким-то серым и изможденным. Понятное дело. Тюрьма — не курорт, и бодрости духа не прибавляет.

— Свободен, — сказал Егор конвоиру и обернувшись к сержанту Яковлеву добавил, — Ты тоже, Андрей, сходи покури.

— Не курю, товарищ лейтенант государственной безопасности.

— Молодец. Я сам такой. Тогда сто приседаний, пятьдесят отжиманий. Шутка. Сходи погуляй. И попроси, пусть чая сделают пару кружек.

Сержант улыбнулся и вышел.

— Проходите, присаживайтесь, — Егор бросил взгляд на обложку лежащего на столе дела, словно освежая в памяти, — Елена Петровна.

Девушка подошла к столу и аккуратно присела на табурет.

— Курите, если есть желание, — Егор кивнул на пачку папирос «Авроры», лежащих на столе и раскрыл дело.

— Суханова Елена Петровна. 29 лет. Русская. Гражданство СССР. Так, что тут у нас? Постановление об избрании меры пресечения… нахождение её на свободе может повлиять на ход следствия. Грамотеи! Две ошибки в одном слове… Содержание её под стражей в… это понятно. Тут у нас ордер. Вот — протокол обыска. Что тут? Деньги. Ладно. Квитанции — это не интересно. Опись имущества в квартире по адресу… не богато, прямо скажем. Анкета. Справка по след делу мужа. 30.10.39-го к расстрелу. С конфискацией. Приведен в исполнение. Вот. Протокол допроса. Что тут у нас? Ага. Не знаю. Не моё. Не знаю. Ну и почерк. Ещё протокол. Тут что? Во как! Чистосердечное. Ну это понятно. Дальше медицинский раздел личного формуляра — это неинтересно. Постановление. Является женой осужденного участника антисоветской террористической организации правых Суханова Александра Григорьевича. Приговором выездной сессии… осужден по первой категории. Направить на рассмотрение Особого Совещания при НКВД СССР. Дальше, что тут у нас? Выписка из протокола Особого Совещания. Слушали-постановили. Ага. Заключить в исправтрудлагерь, сроком на 8лет, считая срок отбывания с 23.09.41. Печально, Елена Петровна. Не высшая мера, конечно, но приятного мало. Что ж вы так? Молодая. Красивая. С образованием. Такой славный путь от практиканта народного следователя до заместителя начальника следственного отдела районной прокуратуры. Рассказывайте, как вы дошли до такой жизни?