Мы самовольно пошли на построение. Отвратительно. Хотелось сблевануть.
Калитка за спинами максимально быстро закрылась, едва успев впустить всех внутрь. Стало не по себе. Сколько бы раз не пропускал, но каждый новый поход считай неповторим. Свежие эмоции. Взбучка разница от «пару неприятных слов» до «полного изнеможения под гнётом» и никогда не угадаешь, что именно попадёт тебе. Ох, если бы этим всё заканчивалось. Считай полбеды, но нет.
Самое отвратительное, лично для меня, насколько я помню… это… быть в кухмистерской разносчиком еды. Да-а-а… Гораздо хуже, чем разгребать те же ветки. Одну веточку поднял. Отнёс. Отдохнул. Тут же, весь день стоишь на ногах. С учётом отработки выговор не дают, за то гоняют в два раза чаще. «Не хочешь учиться? Вот и поработай. Попробуй так сказать, все прелести жизни». Кажется, не самый плохой опыт, но на деле всё обстоит гораздо хуже. Если ты интроверт, то тебе фактически… пизда. Так люд морально заебёт, что повеситься хочется, но нельзя. Надеваешь робу и дуешь вперёд. Все смотрят на тебя в переднике как на дурака. Клоуна. Разносишь подобно прислуге подносы с едой. Драишь шваброй полы. Моешь тарелки… Убираешь столы… И так до бесконечности, пока не сжалятся над тобой и не отпустят. Главное правдоподобно и качественно ныть, иначе вместо жалости получишь нагоняй. Именно так это и работает. Увы.
Единственный в этом плюс – раза три за день можно на халяву пообедать. Вкусно, безусловно, но сам подход огорчает. На тебя частенько орут. Смотрят как на гавно, а за косяки особо жёстко карают. До рукоприкладства дело конечно не доходит, однако излюбленные крики и мат демотивируют похлеще издёвки среди своих. И не дай бог ты поднос с мисками развернёшь. Всё, пизда. Записываешься в добровольное рабство. Это как полсмены дополнительно отпахать после учёбы. И так на протяжении целой недели. Тут-то как раз обязанности рабочего резко расширяются. Ты и дворник, и прачка, и кухарка. Лучше уж вести себя молодцом и не выёбываться, но моя карма под конец учёбы окончательно… засорилась…
Охранник, наконец, оживился. Пошла возня. Жирами встряска. Остаётся единственное – ждать. Ждать, пока он дотянет свою вспотевшую тушу. Мерзкое наказание. Лучше уж сразу казнить, чем выжидать приговора, прибывая в страхе и покаянии. Почти каждый из нас заранее чувствует неизбежность. Потухает последняя надежда на помилование. Как же… по-детски это звучит…
Один за другим, ученики быстро встают в ряд напротив фасада здания едва смотритель зашевелился. Новички же и близко пока не дёрнулись. Они должны в точности повторять за нами, но нет. Продолжают наоборот держаться в стороне, глупо посматривая на шеренгу. Групешка дурачков. Селекция долбаёбов. Сердце дребезжит как шальное, а им хоть бы хны.
Нервный взгляд взбудораженной группы, постепенно перекликается между собой, напрягая тем самым смельчаков позади. Шёпоты стихли. Люди замерли буквально в один миг, стоило ему сойти с лестницы. Понимание таки вовремя дошло. Несколько… глупо испытывать судьбу на прочность. Поджав хвосты, весёлая троица рвёт когти что есть мочи. Врывается с нахрапа в строй. Заказывает места в первые ряды. От былой радости не осталось и следа. Мы были готовы… Ага, хрен там.
Первое, что шло впереди его самого – отвратительное пузо, настолько не гармоничное и диспропорциональное. Омерзительное. Тошнотворное. Ощущение, словно человек проглотил кусок валуна и не может его переварить. Смотреть… противно. Он, как и всегда, выходит не спеша. Уверенная, размеренная походка. Пока делает вид, что идёт, намеренно пугает взглядом детишек, которые так и ждут, пока их видимо, огреют добрым словцом по голове. Всему своё время… Надсмотрщик, тюремщик. Вертухай. Как его не называй, но человек, как был, так и остаётся уродом. В конечном счёте неспроста его звали Бидлом. Его не могли терпеть абсолютно все, даже учителя. Местами… даже чуть больше положенного.
Один только внешний вид вызывает отвращение и трепет у большинства. Что уже говорить про речь. То, как он надменно пытается вдолбить свою правду в тебя. Обходительно унизить. Оскорбить. Всячески съязвить. Единственное, если это вообще можно назвать плюсом – филигранное уничтожение человеческого достоинства без мата. Взрослый человек умеет не замечать, парировать или в лучшем случае просто дать в табло. У тебя же никаких таких преимуществ нет. Одни сплошные ограничения. Нет опыта. Нет влияния. Нет вообще ничего… Главная беда – ты виноват. Способы наказания остаются… несправедливыми.
Стоило только сойти с пьедестала, как тут же дыхательные ритмы учеников почти сократились вдвое. Мы дико боялись. Уже за это стоило, как минимум… ненавидеть его.
Своё титулованное место в последнем ряду, по обычаю занимал я. Иначе просто и быть не могло. Нарушать порядок – считай, подобно диверсии, поэтому даже самый законченный раздолбай, ютился молча по обок со мной в строю. Только посмей визгнуть либо создать брешь в обороне. Бидл глазами тебя заживо сожрёт. Ему и говорить не особо то нужно. У него и так всё написано на лице. Б-р-р… Жуткий мужик. Размеренный вдох старательный засосать как можно больше воздуха. Незамедлительно посыпались оскорбления, как только сошёл с крыльца:
– (Надменно) Ну-у-у… здравствуйте господа прохиндеи… тунеядцы… дармоеды… опоздавшие и вновь прибывшие!
Бидл кивал головой из стороны в сторону, наглядно отмечая кивком группы лиц, годных по собственному описанию. Его рожа в такие моменты ещё отвратнее прежнего выглядела. Пухлые, свисающие щёки, как у жирной собачонки. Глазки крохотные как у свиньи. Залысина на макушке. Нос размером с картошку. Брови, словно выдранные с зубной щётки… Начало к сожалению, довольно бодрое, учитывая неприхотливую немногословность. Самое худшее ещё ждёт впереди. Он как всегда начинает с малого. Переполнен отвратительным настроением, подтачивая словесно выбить из тебя всю дурь. Умело, деликатно и очень обидно. Этот урод знает, куда именно следует надавить.
Осмотрев ещё раз поголовно всех, Бидл улыбнулся. Со злорадной ухмылкой подошёл чуточку ближе. Внутри всё окончательно сжалось. Напряжённые лица только подзадорили его. Мужик ехидно щурился, пока полностью не остановился за несколько метров от нас. Ему не менее противно стоять рядом, чем самим нам. Облизнув потресканные губы, возобновился прерванный разговор:
– (Надменно) Знаете… мне откровенно… надоело встречать одних и тех же, одних и тех же, хотя, – посмотрел на новеньких, – иногда бывают и приятные исключения… Как вам может случайно показаться, сегодня совершенно обычный день, но я вас уверяю, – сделал коротенький шаг вперёд, – дайте мне пару минут, и вы лично убедитесь в обратном… Да, всё начнётся непременно с обязательной прополки так сказать, ваших мозгов. Ну, чтос-с-с… Не будем тянуть кота за… хвост, – потёр ладони. – Приступим к делу. Начнём тогда, пожалуй, – повернул голову, – с новеньких… Ну что молодёжь, – подошёл на шаг ближе, – чего приуныли? Могу поклясться, минуту назад вы оживлённо о чём-то говорили. Смеялись. Радовались жизни. Чего так грустно стало? Может, и со мной тогда поделитесь? Очень интересно стало… Нет? Ну как знаете… Ты, – кивнул на самого первого, – почему опоздал? Я тебя спрашиваю. Отвечай.
– (Неуверенно) Да я… это… Не успел…
– Ты что, иждивенец? Да вроде не похож, – осмотрел парня по сторонам. – Руки, ноги есть. Голова присутствует… Ах, да, точно… Мозгов, наверное, не хватает, да? И как тебе не стыдно отца с матерью обманывать? Только и тратишь их кровно заработанные деньги впустую, а мог бы давно уже приносить пассивный доход. Вон, – ткнул пальцем за спину, – у нас, таких как ты, полный огород растёт. Сорняки называется. Сколько ни пропалываем, а толку мало. Всё равно растут. Так может… клин, клином вышибают? М? Не хочешь попробовать? Поработать? Отработать свой гражданский… долг?
– (Боязливо) …Х-хочу…
– Ну вот, – улыбнулся, – другое дело. Физический труд облагораживает. Вот ты и сравнишь, что лучше: учиться или копать грядки несколько дней подряд.
