– …Да, – спохватилась, – наверное, ты прав. Тогда я, пожалуй, пойду. Не хочу тебя больше тревожить… Не проводишь меня?

– Нет.

– Хорошо, тогда. До завтра…

– Да…

– Хотя… знаешь, – взглотнула, – позволь мне перед уходом высказаться, иначе я-я-я… чувствую, без таблеток и сыворотки, сегодня не усну. Хорошо?

Я промолчал. Ни «за», ни «против», она не услышала.

– Хорошо…Это будет не долго. Просто… выслушай меня напоследок.

После коротенькой паузы, Мира набралась смелости и с духом высказала самую суть происходящего:

– (Нервно) Кай… Я знаю, что мне не понять каково это быть тобой… Страдать каждый день в попытке пережить его как можно… менее болезненней. К сожалению, наша обстановка в академии, безусловно давит на тебя и твои сверстники… они… скажем, сторонятся тебя. Весь этот огромный ком, что ты в одиночку тащишь на своих плечах… Это неправильно. Не нужно так, – голос вздрогнул. – Ты посмотри, посмотри, куда ты себя загнал? Здесь, – осмотрелась, – здесь же… жить… невозможно. Мне больно смотреть на… – запнулась, виновато отводя взгляд в сторону. – …Мне страшно подумать. Не хочу… (Повышено) Ты как узник, добровольно себя запечатал, где вокруг ничего нет!

Мира сильнее обняла плечи в надежде не сорваться и не впасть в отчаяние. Высоко задрала голову, превозмогая нахлынувшие чувства. Рано или поздно, кто-то обязательно напрудит кучу слёз.

– Вот значит… – сморкнула, – какую жизнь ты для себя выбрал… Ничем не интересуешься. Ни людьми, ни вещами… Ответь мне – ты доволен? Тебя всё устраивает?

Я не смог дать вразумительного ответа. Опять промолчал.

– Значит да… Так и есть. (Нервно) Хорошо, – тяжело вздохнула, – хорошо. Я уважаю твоё решение, – немного шмыгнула носом. – …Да, ты прав. Как всегда, прав. Кто я такая, чтобы тыкать тебе в лицо, говоря – как тебе жить и чему именно учится… Нет. Ты и сам всё давно прекрасно знаешь, просто я… Извини…

Врач тотчас же рванула прочь. Последнее слово, так и осталось загадкой. Я ничего не почувствовал. Не ощутил никаких признаков настроения. Простое, обыденное уныние. Смотрю в единственную точку на потолке и всё. Со временем становиться даже легче, когда слышится глухой стук от двери. И вот опять… один. Всё, как и всегда. Ничего не меняется. Единственное отличие плохого дня от посредственного – хочется в конце удушиться. Каждый день почти что плохой. В остальном же хочется… не проснуться…

Надежда – самая сучная из трёх сук. На какие только меры она заставит пойти. Ходить вокруг. Маяться. Страдать. Названивать, писать. Авось выйдет. А вдруг заметит? Простит? Нет, мне так не кажется. Это одна из главных поступей зависимости. Она мешает здраво мыслить и логически размышлять. Связующая часть из трёх сестёр, уже на пороге стоит, но ей нет места. Веры – так точно нет. Её давно вместе с правдой похоронили. Любовь же вечно напарывается на штыки и воскресает. Обе стоят и издеваются надо мной. Заставляют чувствовать себя дураком. Злиться, нервничать. Бесноваться. Кричать. Выход как я вижу только в одном – убить всё человеческое в себе. Прекратить поток бесконечной боли или… заставить так же думать, только уже… всех…

Нахожу в себе силы подняться и подойти к окну. Честно говоря, лучше бы не подходил. Стало только хуже. Куда-то вдаль устремлялась знойная, однако… разбитая печалью фигура. Глупо надеяться на что-то большее. В такие моменты люто ненавижу себя, но затем всё проходит. Особенно на следующий день.

Самое тяжёлое время для памяти – перед сном. Именно тогда суицидальная печаль, вновь режет тупым ножом горло, заставляя захлебнуться в повседневной рутине однообразия и лжи… Хочется остаться мёртвым пережитком прошлого, но это слишком много… Слишком много я для себя прошу. Единственное, что реально остаётся – смириться… и дальше пытаться жить… Всё повторяется ровно так же до следующего эмоционального всплеска. Только утро и спасает. Я тот ещё на деле трус…

Не люблю такие моменты, когда уже вот-вот начинаешь привыкать к постырному одиночеству. Когда один невнятный сюжет, ломает привычный расклад мировоззрения. Сеет смуту и сомнения. Напоминает порою насколько ты убог и зависим от чужой прихоти. Пустые слова, хоть и скрашивают страдания, но ни капельки не лечат душу. Невозможно порою нормально жить. В памяти отпечатывается только плохое, затмевая минутные вспышки радости… Так мне видимо и быть…

Ещё с минуту у окна ничего не происходит. Отваживаюсь повиснуть над столом. Взгляд уныло прочёсывает поверхность. Как же не хочется… Покрытие бугристое, колкое, не ровное. Занозу легко подцепить. Секунду погодя, я всё же… намереваюсь открыть ящик. Как же дурно, но нужда таки… острее всего.

Следовало, как можно быстрее отвлечься, даже ценой остаточной рухляди. Спокойно подхватываю за щель. Вырываю с корнями верхний ящик. Скрепит, разламывается и гремит. Из полуразбитой, деревянной коробки, достаю такой же полуразвалившийся блокнот. Записная книжка. Крохотный дневник… Дневничок. Тоже с лёгкостью помещается на ладони…

Он был настолько ветхим и потрёпанным, что буквально… разваливался в руках. Неудивительно, что бумага особо не пригодна для длительного хранения информации. Причём абы как, но-о-о… всё же… Имеем, что имеем… Сел на стул сперва. Бережно положил на самый краешек стола. Предельно аккуратно начал пролистывать странички практически с самого начала. Я, правда, не знал, чьи это заметки, но уверенность, что это прямиком относиться ко мне, придавало чуточку сил и той самой, надежды… Особенно в такие моменты. Увы, хватает не на много.

Первое, на что невольно обращаешь внимание – страницы. Большинство попросту выдраны. Уж сильно блокнотик худоват. Уж очень часто остатки встречаются на корешке. Если не вырваны, то обязательно испачканы, залиты чем-то, а то и вовсе размочены, прилегая друг к другу бугристыми волнами. Несколько десятков пустых изначальных страниц и следом, внезапно, небольшие записки. Заметки. Рассуждение. Запечатлённый фрагмент на бумаге, нежели чем описание громоздкой доктрины. Время изрядно подкосило. Края и углы ободраны насквозь. Бумага практически полностью пожелтела, а текст на её поверхности, стал расплывчатым и неясным. Обложка наверняка ещё давно отвалилась, а переплёт остался держаться на добром слове. Грустное это дело смотреть на то, что болезненно и отчасти противно…

Не хочу утверждать, но по описанию, вся правда сходится. Конкретно тут, автор описывает о 10-м дне рождении. О подарке. Всё как у меня. Далее о любимом кафетерии в центре, и о поздних до ночи посиделках с друзьями. Свои печали, радости и переживания, находят место в отрывках памяти. Кратко, но уместно. Вскользь прочитывая, неоднократно понимаю, что этого человека я и вовсе не знал. Его личность, ни на каплю не всплывает из недр памяти. Одно знаю точно. Это мужчина. Вот краткий отрывок, о котором ранее упоминал:

«Сегодня особенный день. Она выглядит счастливой и слегка растерянной. Она ещё не знает, какой сюрприз её ожидает вечером. Приготовление заняло половину дня, но оно того стоит. Этот вечер запомнится. Мы никогда не забудем, как хорошо нам бывает вместе».

Маленький отрывок. Слащавый… По описанию однозначно упоминается некая… женщина и таких ситуаций довольно много. Где-то отображены эмоции, в преддверья праздника, а где-то упоминается обычный рецепт пирога и таких сценок… много. Сливочное масло, ванильный сахар, мука, кефир, дрожжи сухие, сахар, соль… Яйцо две штуки и фруктов один стакан… Те некоторые, что имеют повествование дольше шестой половинки листка, обладают более развернутым характером. Располагают ценностью превыше вырванных из контекста фраз, хотя и грешат всё тем же. Они, пожалуй, самые интересные. Неоднозначные. Чем дальше, тем тон повествования становиться куда менее опрятным. Одно из них имеет собственный заголовок в отличии от прежних заметок:

«Сегодня у меня повышение. Следует это отметить. После работы куплю чего-нибудь этакого. Очень хочу их порадовать. Наконец-то наши доходы станут стабильнее и дела пойдут в гору. О переводе стоит пока умолчать. Не хочу их расстраивать. За то мы сможем позволить себе почти абсолютно всё. Я не могу сдержать собственной радости…».