Сидела, взором ласковым сияя

И красотою сказочной своей.

Есфирь проникновенней и нежней

На Агасфера взгляд не направляла.

Не описать красы столь небывалой!

Скажу лишь, что на майский день она

Была похожа, вся озарена

Волшебной прелестью неизъяснимой.

Наш Януарий от лица любимой

Взор оторвать не мог и про себя

Так думал: «Ночью обниму тебя

Сильней, чем обнимал Парис Елену».

Но этой сладостной мечте на смену

Возникло огорченье, что жена

Сегодня ночью пострадать должна,

И стал он думать: «Нежное созданье,

На бога возлагаю упованье,

Что ты перенесешь мой страстный пыл, -

Ведь я необычайных полон сил.

Нет, сдерживать свои я буду силы…

Скорей бы ночь, о боже, наступила

И вечность бы царила напролет!

Ах, разошелся бы скорей народ!»

Тут всевозможные уловки он

Стал в ход пускать, чтоб выпроводить вон

Своих гостей, проститься с ними всеми.

Вот наконец-то наступило время

Из-за стола подняться. Сразу в пляс

Пустились все, вина хлебнув не раз.

Веселием и хмелем были пьяны

Все гости, кроме сквайра Дамиана,

Что рыцарю давно служил. Был он

Так госпожой своею восхищен,

Что сам не свой стоял, без чувств упасть

Готов, – такую породила страсть

Венера в нем, когда она, танцуя,

Его задела факелом. К нему я

Потом вернусь, – лишь сообщу, что он

К себе поторопился, удручен,

И лег в постель. Пусть дни влачит, стеная,

Пока его не пожалеет Мая.

Огонь проклятый, тлеющий в соломе

Постели! Враг, живущий в нашем доме!

Слуга-предатель, к нам змеею в грудь

Вползающий! От вас оградой будь

Всевышний нам. Хоть ты от счастья пьян,

О Януарий, глянь: твой Дамиан,

Оруженосец твой, что столько лет

Жил у тебя, шел за тобою вслед,

Против тебя предательство кует -

Пусть в руки бог тебе его пошлет!

Домашний враг опаснее чумы,

Ведь с ним бок о бок жизнь проводим мы.

Светило дня, закончивши свой путь,

Под горизонт спустилось отдохнуть,

Невидимым для всей округи стало,

И ночь свое густое покрывало

Накинула на светлый небосвод.

Простившись с Януарием, народ

Покинул пышные его хоромы

И восвояси двинулся, чтоб дома

Заняться на досуге чем-нибудь

И в подходящий час потом заснуть.

Наш Януарий, отпустив гостей,

Торопится на ложе сна скорей.

Чтобы разжечь себя, пьет разогретый

И полный пряностей стакан кларета,

Мальвазию хлебает, ипокрас

И многое, о чем в недобрый час

В творении «De coitu» писал

Мних Константин, чтоб черт его побрал.

Своим друзьям сказал он: «Ради бога,

Всех вежливо спровадьте из чертога».

Те, сделав это, занавес спустили.

Потом, хотя мужчины рядом пили,

Невесту бледную взвели на ложе.

И вот когда постель служитель божий

Благословил, обоих молодых

Друзья тотчас оставили одних.

Тут Януарий крепко обнял Маю,

Свою жену, свой рай; весь полыхая,

Со страстью целовал ее такой,

Что ей щетинистой своей щекой,

На рыбью чешую весьма похожей

(Так хорошо свою побрил он рожу!)

Натер лицо прелестное, шепча:

«Простите, если боль вам сгоряча

Я причиню, супруга дорогая,

Но вы должны, возлюбленная Мая,

Иметь в виду, что в ремесле любом

Таких ведь мастеров мы не найдем,

Что хорошо работают и скоро.

Досуг нам нужен, в этом нет позора.

Кто запретит нам до утра играть?

Ведь нас связала божья благодать.

Любое обхождение друг с другом

Дозволено повенчанным супругам.

Как может согрешить с женою муж,

Себя своим ножом порезать? Чушь!

Супруги мы, играть нам нет запрета».

Так пропыхтев до самого рассвета,

Хлебнул кларета он и, на кровать

Усевшись, стал супругу целовать

И громко петь с гримасою влюбленной.

Казалось, жеребец разгоряченный

Сидел в нем рядом с глупою сорокой,

Болтающей без отдыха и срока.

Все громче пел он, хрипло голося,

А шея ходуном ходила вся.

Бог ведает, что ощущала Мая,

Его в одной сорочке созерцая

И в колпаке ночном. Я убежден,

Что ей не по душе пришелся он.

В конце концов он заявил: «Игра

Меня сморила, отдохнуть пора», -

И, вмиг заснув, до десяти проспал,

Потом, при свете дня, с постели встал.

А что касается прелестной Май,

Она, обычай женский соблюдая,

Из горницы своей четыре дня

Не выходила вон, покой храня.

Нужны в любой работе перерывы:

Сменяя труд и отдых, твари живы -

Все: люди, скот и даже рыбы, птицы.

Пора мне к Дамиану возвратиться.

Который страждет, мукой обуян.

Я так ему скажу: «О Дамиан,

Ужели ты надеешься, несчастный,

Что сможешь госпоже своей прекрасной

Поведать скорбь души? Сомненья нет,

Что отповедь получишь ты в ответ.

Еще предаст она тебя, пожалуй,

Бог помоги тебе, мой бедный малый!»

Горит в огне Венеры Дамиан

И смерти жаждет, исходя от ран.

Ему нашептывает злой недуг

Любой ценой отделаться от мук.

Достав бумагу и перо, он пишет

Письмо, что к милой Мае страстью дышит,

И стихотворной жалобой своей

О пытках сердца сообщает ей.

В шелк обернув письмо, его хранит

За пазухою он, тоской убит.

Со свадьбы Май на небе луна,

Пройдя десятую ступень Овна,

Успела соскользнуть в созвездье Рака,

А Мая, верная законам брака,

Пережидала в горнице своей,

Чтоб меньше трех не миновало дней

До возвращения ее к супругу;

Светило дня четвертый раз по кругу

Свой путь свершило, и в полдневный час,

Когда обедня отошла как раз,

Сидела в зале рядом с мужем Мая,

Красою дня весеннего сияя.

Вдруг Януарий, вспомнив невзначай

О Дамиане, молвил: «Что-то, чай,

С ним приключилось, боже милосердный!

Куда девался он, мой паж усердный!

Не захворал ли часом Дамиан?»

Ему ответ единогласный дан

Пажами был, что Дамиан хворает

И лишь болезнь ему прийти мешает;

Он был бы тут, когда бы был здоров.

«Да, это правда, Дамиан таков, -

Заметил Януарий, – я безмерно

Тужил бы, если б умер этот верный

Служитель мой. Он сдержанней, умней

Всех сверстников своих среди пажей,

Притом он так отважен и прилежен,

Что путь ему к успехам неизбежен.

Как только мы окончим наш обед,

Жена проведает его, я вслед

За ней приду, – помочь больному надо».

За это обещание наградой

Достойной Януарию была

Всеобщая горячая хвала:

Забота о больном слуге прекрасна.

«Жена! – воскликнул Януарий властно. -

Когда обед окончится, тотчас

Вы с дамами, покинув в зале нас,

К милейшему отправьтесь Дамиану

Его утешить. Я, как только встану

От сна послеобеденного, тоже

К нему зайду. Спешите, вас на ложе

Я буду ждать через часок-другой.

Вернувшись, лягте рядышком со мной».

Сказавши это, сквайра он призвал,

Которому подведомствен был зал,

И сделал разные распоряженья.

А Мая с дамами без промедленья

Пажа больного навестить пошла

И, у постели севши, завела

Беседу с ним, развлечь его стремясь.

Тут Дамиан поняв, что пробил час,

Свое письмо вложил ей тайно в руку,

В котором страсть свою излил и муку,

При этом он не произнес ни слова,

А лишь вздохнул; потом, вздохнувши снова,

Ей тихим голосом шепнул: «Мерси!

Но я погиб, коль, боже упаси,

Не захотите вы хранить молчанье».

Что ж Мая? Спрятав на груди посланье,

К себе домой отправилась она.

Там Януарий, в предвкушенье сна,

Сидел спокойно на краю кровати.

Свою супругу тысячью объятий

Намучивши, он лег и захрапел,