Он закрыл дверцу, развернулся и поехал к отелю, в аэропорт вела другая дорога. Вел машину на автомате, нее еще не в силах осмыслить страшную катастрофу не только на испанском шоссе, но и в собственной душе. Заторможенно думал, что, наверное, нужно было подойти к Габи, попрощаться с ней, но ведь… не пустят. Начнут спрашивать, откуда он знает ее, какое отношение имеет… Точно опоздает на самолет, а задерживаться здесь не хотелось. Если бы ее увезли и больницу, помчался бы туда в любом случае, если бы она была ранена, сидел бы в палате рядом или в коридоре, а так… Ее нет, они уже попрощались … вчера вечером.

И вдруг исчезла заторможенность, мысли о прощании раскрепостили душу и тело, и пришло ясное осознание того, что Габи нет и уже никогда не будет в этом мире. Душу заполнила почти физическая боль, он даже слегка притормозил, дабы не выехать на противоположную сторону оживленной трассы, потому что руль дергался в руках, машина виляла. Слезы катились но щекам, он вытирал глаза ладонью, чтобы можно было видеть дорогу, стонал, мотая головой, хрипел, стиснув зубы.

Все краски ясного испанского утра вдруг померкли, сочная зелень деревьев стала просто серой, а мир — черно-белым. Он уже точно знал, что в Москве долго не проживет. Да и не хотел жить без нее. Больше всего хотелось умереть. Вот за этим он и летел в Москву. Наверное, нужно было хотя бы позвонить замечательной старушке Марии Рубеновне, выразить свое соболезнование… Но не знал ее домашнего телефона, а мобильник, наверное, был с Габи, сломался… Да и как позвонишь, если судорожные рыдания рвутся из горла? И что сказать? Тут слова не помогут…

Он спешил в аэропорт, чтобы улететь в Москву. Но там не хотел бороться, выживать, не хотел соглашаться на странные предложения. Без Гоби кому это нужно? Без Габи просто нет жизни на этой земле, а тогда зачем ему задерживаться там, где нет жизни?

Прощай, уродливый и страшный мир, в котором правит зло. В котором самый красивый и светлый человек, его Габи, обречен на гибель, а сколько всякой сволочи живет и наслаждается этим паскудным миром! Если так, то и ему он не нужен. Может быть, есть какой-то другой мир, где они с Габи снова встретятся и будут счастливы? Ну а если нет, то и не надо.

Директор тверской мебельной фабрики «Красно дерево» Валентин Семенович Осинский сразу не понравился Самарину — мелкий, вертлявый мужичок лет пятидесяти, подбежал к столу, обеими руками долго тряс его руку и все говорил, говорил…

— Вы понимаете, как непросто нам, людям, понимаете, с периферии, производителям, пробиться, но я так считаю, нужно же оказывать содействие отечественному бизнесу? Я звонил уважаемому Петру Ивановичу Булыгину, долго звонил, но он уже теперь депутат, а его заместители сказали, что их сейчас не интересует отечественная мебель, есть давние партнеры, они, так сказать, полностью удовлетворяют спрос. А мы-то новые, — тараторил Осинский. — Была фабрика деревянной игрушки, но с прошлого года стали делать мебель. Я узнал, что вы, уважаемый Павел Васильевич, создали свою фирму, и пришел именно к вам.

— Спасибо за доверие, Валентин Семенович. Хотите выйти на московский рынок, а что же родная Тверь?

— Я вам честно скажу, Павел Васильевич, это было… шагом отчаяния. Рисковали страшно, но руководство области поддержало. А потом оказалось, что всем нравится? Бизнесмены покупают, чиновники покупают, да и простые люди тоже. Заладилось дело. И тогда мы решили расширить производство и выйти на столичный, понимаете, рынок. А может, и дальше.

Самарин усмехнулся, покачал головой. Смешной мужичок! Если бы в Твери появилась фирма, делающая качественную мебель, он бы знал об этом. Хотя, если они не особо афишировали свой успех на местном рынке, мог и не знать.

— Садитесь, Валентин Семенович. У вас есть каталог? — спросил он.

Мужичок плюхнулся в кресло, снова затараторил:

— Я понимаю, что это несерьезно, но… дорого это, да и зачем, если у меня есть фотографии нашей продукции? Мы все деньги тратим на новое оборудование, на зарплату людям. У нас даже немецкая линия недавно заработала, но, честно вам скажу, Павел Васильевич, наша мебель ручной сборки куда лучше заграничной. С душой делается. Да вы сами посудите, неужто мы, россияне, не можем делать толковых столов и шкафов? Да мы же все выросли в наших дремучих лесах! А если использовать клеи старинной рецептуры, так… Старые шкафы позапрошлого века до сих пор стоят, и хоть бы хны.

И снова Самарин усмехнулся. Такая забота директора о своих работниках, стремление обновить оборудование и одновременно пользоваться старинными рецептами клеев, весьма качественных, кстати сказать, делают этого болтливого человечка прямо-таки героем нашего времени. Вот только не верилось в это.

— Давайте ваши фотографии, у меня мало времени, — сухо сказал Самарин. — Перейдем к делу.

— Конечно, Павел Васильевич, конечно, — засуетился Осинский, вынул из портфеля пачку цветных фотографий, сделанных обычной «мыльницей», положил перед Самариным.

И остался стоять, заискивающе улыбаясь.

Самарин взглянул на одну фотографию, на другую, третью, ироническая усмешка медленно сползла с его губ. Вот гостиная, которую с удовольствием поставит в своей новой квартире любой банкир, вот спальня, которая понравится даже министру. А эта кухня выглядит не менее престижно, чем испанская, но цены Они были указаны фломастером в уголке каждой фотографии.

— Валентин Семенович, а эти цены реальны, как вы считаете? — спросил он.

— Я думаю… Но если вы хотите сказать, что слишком… я могу немного снизить. Мы у себя все хорошенько посчитали, это показалось нормально, понимаете ли…

Одну за другой просматривал Самарин фотографии с продукцией фабрики Осинского и всe больше убеждался, что мебель там делают вполне конкурентоспособную. Но цены! Отпускные на каждый гарнитур были в полтора, а то и два раза ниже европейских! Было над чем подумать. Разумеется, нужна рекламная компания, разумеется придется приложить усилия, чтобы убедить Морина и Ягодина, а также других владельцев мебельных салонов продавать то, что делает в Твери Осинский, но это все реально! Более того, реально вложить средства в фабрику «Красно дерево», расширить производство и получать дивиденды от производства!

— Валентин Семенович, а это все реально?

— Конечно, Павел Васильевич, конечно. Я на машине приехал, тут ехать-то… Можем вернуться вместе с вашим экспертом, пусть сам все посмотрит, убедится. Более того, я договорился с нашим начальством. бизнесменами, можно посмотреть мебель, так сказать, в действии. В квартирах. Вот спальня «Настасья», она дороже других, но понимаете, это ручная сборка, с любовью сделана. Понимаете, если какие чересчур… будут трясти кровать каждую ночь лет тридцать, то потом запросто могут подарить ее детям, я гарантирую, что кровать будет в порядке. Натуральное дерево, ручная сборка, настоящий клен. Но конечно, дороже стоит, чем по немецкой технологии. я понимаю. Но и там мы клен меняем, народу нравится.

«Если он не врет, эта спальня «Настасья» станет хитом продаж этого года. — подумал Самарин. — Немецкие и финские кровати на основе ДСП стоят куда дороже. Испанцы делают классные кровати, но и цены у них…»

Самарин нажал кнопку громкоговорящей связи, попросил Лену немедленно зайти к нему.

— Честно скажу, мне понравилось то, что вы предлагаете, Валентин Семенович, — сказал он. — Но тут есть два момента, которые необходимо сразу согласовать. Если наши менеджеры решат, что обстановка на фабрике внушает надежды. пусть даже скромные…

— Павел Васильевич, обижаете! Я что, похож на балаболку? Ну, мощности у нас пока что маловаты. Ту же «Настасью» бригада делает за неделю, все же вручную. Потому и продаем ее по записи. Все можно посмотреть, проверить.

Он и был похож на балаболку, но мебель делал классную.

— Если все так, как вы сказали, мы подпишем договор и станем дистрибьютором вашей фабрики, то есть будем продавать вашу продукцию как на внутреннем, так и на внешнем рынке. Только мы. Второй момент. Мы обязуемся вкладывать средства в расширение производства, которое более всего зарекомендовало себя на рынке. Это подразумевает превращение фабрики и фирмы в единый холдинг… со временем, разумеется.