Обратно мы возвращаемся под воодушевленные рассказы мамы и бабушки, которых никто, кроме меня, особенно и не понимает, потому что они говорят быстро и непонятно. Я смотрю в окно, понимая, что забылась. Сегодня было много воспоминаний, но мне не нужно забывать, с какой целью мы сюда прилетели. Скоро я поеду домой в статусе разведенки.

Скорее бы уже со всем покончить.

Мама Эмре, к моему удивлению, все еще в доме. Хотя, понятно, мы же с ее водителем вернулись домой. И она очень увлеченно наблюдает за тем, как мои мама с бабушкой колдуют над блюдами. Я все это время делаю вид, что меня не существует. Сливаюсь с креслом, в котором сижу, пока Эмре по-прежнему работает на террасе.

Ну а когда мы все усаживаемся за стол, и я думаю о том, что хотя бы набью желудок, мама Эмре потирает руки и с широкой улыбкой выдает:

— Ну а теперь рассказывайте, как так вышло, что вы женаты.

Я давлюсь водой и чуть было не выплевываю ее обратно. Да-да, прямо в лицо тому самому мужу, который женат на мне. Он сидит как раз напротив, и нас разделяют только кулинарные шедевры моей семья на русско-турецкий лад. Там и оливье с курицей, потому что бабуля не нашла на прилавке в магазине “Докторской” колбасы, и окрошка на шалгаме — свекольном соке, которая выглядит очень странно.

— Странный квас у вас, — все не унимается бабуля, намешивая блюдо и обращаясь к маме Эмре, которая ее не понимает. — Странный, но вкусный. Еще подлить?

Госпожа Демир очень интеллигентно качает головой, не понимая кулинарных изысков. Я же просто доверяюсь бабулиному вкусу — он меня никогда не подводил. Она может из остатков сыра и пары яиц шедевр, который не уступит мишленовскому, приготовить. Наливаю себе побольше странной кровавой по цвету окрошки, только бы не отвечать на вопрос. Эмре уплетает оливье — это я его пристрастила к нему в свое время, но долго отказывался пробовать, а потом целую кастрюлю за вечер уплетал.

— Ничего, можем подождать, когда твой отец приедет, и все вместе выслушать вас. Уж при нем не получится молчать, — говорит мама Эмре.

— Ты позвала отца?

— Ну конечно. Повод-то какой. Сын женат! А мы не отметили даже. На свадьбу никто не пригласил… — мне кажется, или эта женщина звучит обиженно?

— Мы не знали, что женаты, — выпаливаю на одном дыхании я, потому что мне становится совестливо.

— Наташенька, почему это госпожа Демир так смотрит на тебя? Она тебя не обижает? — переживает бабушка.

Я мотаю головой, в очередной раз убеждаясь, что у меня лучшая семья на планете. На Эмре не смотрю, хотя он определенно сверлит меня взглядом. Ну а что поделать. Лучше сразу признаться, если учитывать, что его мама подмогу вызвала для семейных разборок.

— Могу я попросить чуточку подробностей? — мама Эмре откладывает столовые приборы, складывает руки и опирается на них подбородком. Безумно красивая женщина, понятно, в кого сынок такой.

И нет, я не хочу сейчас думать о том, что Эмре красивый.

Но думаю.

Черт.

— Поездка в Лас-Вегас, — вперед меня говорит он. — Нас поженил Элвис, у которого оказалось на то полное право. Нас поженили взаправду со всеми вытекающими, а мы были слишком…

Я почему-то заранее краснею, потому что сейчас он скажет о том, как много мы выпили тем вечером, и приравняет все наши отношения к нулю.

— Слишком счастливы, чтобы во всем разобраться.

Стреляю взглядом в Эмре. Счастливы, значит?

Он возвращает мне взгляд, задирает брови, будто бросая вызов: мол, если ты не была счастлива, давай, скажи, моей маме об этом.

А я не скажу. Потому что была. Очень.

— Да, нехорошо получилось, что мы с вашим сыном расстались, а брак наш продолжался. Ни в коем случае не хотела стать преградой на пути к его новому счастью.

Я произношу это слово, впрыскивая в него яд.

— Хм, расстались… — еще до конца не прожевав, произносит Эмре. — Я бы это так не назвал, но ладно.

Это уже тише и непонятно для меня. Мама его переводит между нами взгляд, то же не совсем понимая. Бабушка с мамой просто с открытыми ртами смотрят на нас, как на героев их любимого сериала.

— Значит, у тебя, Эмре, новое счастье возникло на горизонте? — голос его матери ровный, но от меня не укрываются нотки сарказма.

И что это значит? Уверена, она знает про Элиф. И саму Элиф точно знает — они же там семьями много лет дружат.

— Мама, не начинай.

— Может, кто-нибудь посвятит нас в тему разговора? — возмущается теперь моя мама, почуяв горячее.

— Всем добрый вечер, — по-турецки здоровается с нами только что вошедший отец Эмре Демира, которого я видела только на фотографиях. В жизни он намного более добродушный, чем на снимках в интернете.

— А это что за прелестный мужчина? — хватаясь за сердце, выдает бабуля.

— Ма, да ты глянь, одно же лицо, это отец нашего зятя, — комментирует моя мама.

Я все же останусь при мнении, что Эмре больше похож на мать: яркими чертами лица, дерзостью, подбородком. Но от отца в нем тоже есть какая-то стать, рост, телосложение, общие черты. Его папа такой же яркий мужчина, ни сединки в волосах.

Они пожимают руки с Эмре, который слегка напрягается. Быстро представляет всех за столом.

— Твоя мама сказала, что меня ждут какие-то новости, я весь во внимании…

— Это жена Эмре, — кивает на меня эта женщина, бросая в самое пекло, потому что на мне сходятся все взгляды. Мои бабушка с мамой тоже прекрасно знают слово “жена” по-турецки. — Наташа.

— Вот как, — выдает отец…. к моему удивлению, совершенно беззлобно. — А я думал, ты собрался жени…

Госпожа Демир очень явно кашляет, перебивая мужа. Тот только пожимает плечами, но не продолжает свою фразу.

— Так, ничего непонятно, но очень увлекательно, — выдает моя бабуля. — Сейчас принесу наливочку. Со сверками-то выпить за знакомство.

— Ба, какая наливочка? — не понимаю я.

— Куда идти твоя бабушка? — спрашивает на ломаном русском Эмре.

— Понятия не имею.

— Я слышал слово “наливочка”. В прошлый раз когда ты угощала меня этой штукой, я пропустил самолет.

Не сдерживаю смешок. Было дело. Мы отмечали что-то. Какую-то его сделку. Вино закончилось. А бабушка посылку мне прислала в подарок. На следующий день Эмре было так плохо, что он никуда не полетел. Его отец, кстати, был не рад.

Мы пересекаемся взглядами, и я не могу сдержать улыбки. Эмре пытается не улыбаться, но по глазам вижу — точно помнит, что тогда произошло.

— Вот она, вишневая, хорошая моя, — бабуля появляется с… и правда с бутылкой наливки, которую сама делает.

— И как ты провезла ее с собой в ручной клади?

В “Виктории”-то. Я думала, там до трусов все проверяют.

— А я разлила ее по одноразовым шампунькам. Так, а давай-те ка за знакомство. Кадех калдерма!

О нет, бабуля требует тост. Специально учила слово?

Она без спросу разливает наливку родителям Эмре, пытается и ему всучить стопку, но он не преклонен. С тоской смотрит на папу с мамой, которые явно не догадываются, что их ждет. А потом машет на все рукой, откидывается на спинку стула и вместе со мной наблюдает.

И да начнется пир!

У мам завязывается диалог, и я отчетливо слышу слова “внуки” и “семья”. Не прислушиваюсь, даже рада, что с английским у меня хуже, чем с турецким, и можно просто превратить все, что доносится до ушей в фоновый шум. Не интересны мне их домыслы, когда речь идет о том, что у нас развод на носу.

Бабушка усиленно ухаживает за новой семьей, так она по крайней мере называет семью Демир. Папа Эмре от бабули без ума. Она зовет его сынок, он к ней вежливо обращается матушка, хоть она этого и не понимает.

— Так что между вами? — наконец интересуется господин Демир, оценивающе прищурившись на меня.

— А?… Ну… развод? — я нервно смеюсь, будто это свекор должен ответить мне на вопрос, а не я ему.

— Отчего так?