Машина пролежал в кустах до темноты. Когда стало ясно, что миграционщики слились, пошел в городок. Вспомнил, что там в одном магазине у него Друган работал. И точно, стоит за прилавком, только пузо отрастил и поседел весь. Признали друг дружку, обнялись. Тот ничего не знал про картельные похождения Машины. Когда они в последний раз виделись, Машина еще ковбоем подвизался. Друган, по имени Сехисмундо, вызвался найти ему работенку где-нибудь на ранчо в окрестностях. На ранчо мигра не совалась, можно было жить спокойно.

Машина попросил позвонить. Не терпелось ему узнать, как там его большая любовь Эсмеральда. Он опасался, что ее казнили ему в наказание. По телефону долго не отвечали, потом подошла какая-то тетка. Машина спросил, а где жена. Тетка объяснила, что Эсмеральде трудно говорить, ей же язык отрезали: «Вы ее и не поймете даже». Машина, как загнанный зверь, метался по магазинчику, пока слушал, что ему пытается сказать его сисястенькая. На том конце как будто обезьяна чего-то булькала. Он молча слушал и ни хрена не понимал. Каждый мык Эсмеральды закипал в нем яростью. Он живьем четвертует тех, кто ее так изувечил. «Я скоро к тебе приеду», — пообещал он. Рассказал, где был, и поклялся больше никогда не оставлять ее одну. Трубку повесили, и Машина, то ли от усталости, то ли от долгого озверения, впервые с детства заплакал навзрыд.

Во мне живут африканские звери

Внутри себя

Я слышу их топот

Их рык

Их гулкие крылья

Их иноходь

Я чувствую их голод

Их инстинкт

Их ярость

Эти звери неукротимы

Они не прячутся

Не боятся

Нападают

Дерутся

Ранят

И я не стану

Никак

Их

Останавливать

Хосе Куаутемок Уистлик

Заключенный № 29846-8

Мера наказания: пятьдесят лет лишения свободы за убийство, совершенное неоднократно

Я оделась и еще немного посидела в комнатке, пока за мной не пришел надзиратель: «Закончилось посещение, сеньора». Я в последний раз окинула обстановку взглядом. Может, я сюда больше и не попаду никогда. Вышла. Надзиратель запер дверь. Я уже зашагала к выходу, но тут он меня остановил: «Сеньорита, мой начальник хочет с вами поговорить». Уму непостижимо, как легко в тюрьме переходят от «сеньоры» к «сеньорите». «Зачем?» Видимо, это очередная попытка вымогательства. «Не знаю. Я мыслей начальства читать не могу». Видно было, что он из совсем простых. Все его движения и даже взгляд выдавали привычку к подчинению. Поколения его предков выполняли приказы и слушались вышестоящих. Мексика делится пополам: на них и нас.

Он вел меня какими-то новыми внутренностями тюрьмы.

Я не уставала удивляться этой запутанной архитектуре, как будто пространство специально задумали, чтобы расчеловечи-вать человека. Узкие коридоры, вонючие ямы, потрескавшиеся стены, наводящие тоску дворы. Поблуждав по лабиринтам, мы вышли к большой открытой площадке. За ней стоял еще один корпус камер, который я раньше не видела. Сюрприз за сюрпризом. Ко мне подошел высоченный, метра под два, и очень грузный мужчина. «Спасибо, что приняли мое приглашение, сеньора. — Он протянул мне руку, громадную, как бейсбольная перчатка. — Хуан Кармона, к вашим услугам». Я думала, он сразу же перейдет к вытягиванию из меня денег. Но нет, он решил сначала проявить притворную любезность: «Сеньора, вы, как я вижу, дама высокого класса, высокого полета, прямо-таки на сто процентов „Паласио"». Только этого не хватало — чтобы меня сравнивали с моделями из рекламы универмага «Паласио-де-Йерро». «Не соблаговолите пройти со мной? Я хочу вам кое-что показать».

Мы перешли площадку. Я только позже поняла, почему стены вокруг свежевыкрашены, а газон выглядит ухоженным. Мои подозрения подтвердились, когда навстречу нам попался Амадор Рентериа, миллиардер, осужденный на семь лет тюрьмы за мошенничество. С ним прогуливался Мигель Наранхо, известный как Инженер, владелец дорожно-строительной компании, которого судили за отмывание денег для картелей. Оба дела подробно освещались в мексиканских СМИ и в нашем социальном кругу. Рентериа и Наранхо прошли мимо нас и сели на скамейку, поболтать на солнышке. Толстяк, заметив, что я их узнала, улыбнулся. «Здесь у нас одни тяжеловесы», — сказал он. Этот корпус разительно отличался от остальных в лучшую сторону. Здесь не пахло никакой мерзостью, не было ржавчины, никто злобно не смотрел исподлобья.

Кармона провел меня коридором вдоль камер. Помещения прямо-таки сияли чистотой. На первом этаже оказался небольшой ресторанчик, не хуже какой-нибудь модной траттории в районе Рома. Официантами выступали заключенные, одетые в свежую, хорошо отглаженную форму — а не такую, как я видела раньше, ветхую, едва не расползающуюся. За одним из столиков обедал Мартин Молина, актер телесериалов, в порыве ревности прикончивший свою невесту. Он немного располнел, но все равно оставался неотразимым красавцем. Он обернулся, увидел меня и одарил улыбкой, прославившей его на всю страну. Половине моих подруг Мартин являлся в сексуальных фантазиях, а тут, пожалуйста, сидит себе спокойно и наслаждается спагетти болоньезе.

Кармона показал мне несколько камер — скорее роскошных апартаментов. Обиталище Амадора Рентериа состояло из пяти совмещенных камер. Там была гостиная, столовая, комната для телевизора, кухня, игровой зал и две спальни, из которых одна — гостевая. Решеток не было. Единственное, что напоминало о тюрьме, — бронированные стальные двери. В другой камере оказались джакузи, бильярд и бар из красного дерева. Невероятная роскошь. Мимоходом Кармона приоткрыл еще одну дверь и показал мне большую комнату, а в ней кровать кинг-сайз с одеялом и подушками из гусиного пуха и ванна каррарского мрамора. Вполне себе люкс отеля сети «Уэстин». «Сеньорита, вы заслуживаете всего самого лучшего. За две с половиной тысячи песо вы можете арендовать эту комнату для супружеских свиданий. Вам совершенно не обязательно пользоваться общим свинарником. Кто знает, что там можно подцепить. Здесь же мы гарантируем стерильную чистоту, а также у нас есть ресторанное и барное меню. За дополнительные пятьсот песо мы можем провести вас через отдельную вахту, и вам не придется толкаться вместе со всяким сбродом». Я была в шоке. Городские легенды о богатеях, сидящих в королевских условиях, оказались правдой. Я и раньше слышала, что у политиков, миллионеров и знаменитостей в тюрьме есть свои шеф-повара, готовые состряпать любое яство, свои официанты и слуги. Но не слишком-то верила. А теперь убедилась, и предложение Кармоны, казалось бы весьма соблазнительное, вызвало у меня отторжение. Стало противно от коррупции, от неравенства, от наглости этой.

В неприлично роскошной комнате я буду чувствовать себя распоследней шлюхой. Честнее и, как ни странно, романтичнее выглядело, с моей точки зрения, свидание в захудалой каморке. Я была уверена, что Хосе Куаутемок будет чувствовать себя униженным, если я приведу его сюда, в этот пятизвездочный номер. Да и я сама стану казаться себе грязной, недостойной дешевкой.

Но Кармоне я своего отвращения не выдала. За время, проведенное в стенах тюрьмы, я научилась не выставлять чувства напоказ. «Я подумаю». Но он не отстал: «Решайтесь, дорогая, и я вам ее сейчас же забронирую. Бутылка вина в подарок, как вам предложение?» Я соврала, что для меня это очень дорого и таких денег у меня нет. «Послушайте, дорогуша (как быстро я прошла путь от сеньоры до сеньориты, от сеньориты до дорогой, от дорогой до дорогуши), давайте я вам уступлю ее на месяц за восемнадцать штук. Останется исключительно за вами. И вы, кстати, туда и других женихов можете приводить, не только тюремных, обслуживание все равно будет по высшему классу. А если любите экзотику — тройнички там, хлысты, садо, — никто вас не осудит, не волнуйтесь. Полная конфиденциальность. Болтать не станем». Вместо начальника надзирателей Кармоне нужно было становиться продавцом таймшера в Канкуне.

Я не поддалась: «Повторяю, мне нужно подумать. Не знаю, продолжу ли я отношения со своим бойфрендом. (Ого. Я назвала Хосе Куаутемока бойфрендом.) Посмотрим». Кармона улыбнулся: «Понимаю вас, донья. В любви бывают черные и белые полосы, хотя я ведь видел вас вдвоем, и, судя по виду, вы безумно влюблены. Не упускайте хорошую возможность. Не сегодня завтра явится другая сеньора вашего класса и заберет люкс себе». Вне сомнения, он был бы звездой телемагазинов. Я снова сказала, что мне нужно время на принятие решения. Он пожал плечами: «Как бы вам не раскаяться, начальница».