Это её в бою да лесу так потрепало, что сразу и не поймёшь. Но выправка? В такие дремучие времена?

Правитель Юри не ждал нападения? Не готовился к войне? А почему?

Сияние вокруг ладоней Шасти стало голубоватым, и я понял, чего это так всполошился колдун Балуг, спеша подняться повыше.

Голубой — не багровый. Голубым горели печати подчинения, которые Шасти накладывала на воинов и стражников.

Нишай, потомственный мастер чёрного слова, четвёртый сын сестры самого императора, мог наложить печать и на колдуна. Чего ему стоило?

Шасти говорила, что совесть — вообще не для колдунов. А Нишая, возможного наследника самого императора, ещё и воспитывали как существо исключительное. Ему с рождения разрешалось примерно всё. Похоже, сестра императора была натуральная «яжемать».

— Я обозна-а-лся, сиятельный Нишай! — орал сверху Балуг. Голос его был едва различим. — Если такова прихоть великого мастера чёрного слова, я сообщу Шудуру, и патрульные не будут беспокоить тебя в твоих экспериментах над пло-о-тью!

Балуг понял происходящее единственным возможным для себя образом: Нишай забурился в горы, чтобы проводить тут на дикарях свои нечеловеческие эксперименты.

Но залётный колдун не желал поучаствовать в них тушкой или чучелком.

Нишай звонко захохотал в ответ, и чёрный дракон, набрав высоту, продолжил полёт в сторону солнца.

— Давно они тут летают? — спросил я у Багая, ни капельки не испуганного происходящим.

На смуглой физиономии юного охотника отражалось только тщательно маскируемое любопытство. Мальчишка старался держаться как воин, однако глаза его блестели азартом. Багай очень хотел поглядеть, как подерутся два колдуна!

— Каждый день вижу, — сказал он, с сожалением проводив взглядом чёрную точку, быстро растворившуюся в небе. — Утром. Границы, наверное, патрулируют. Тут недалеко караванная тропа.

Я рассмеялся про себя: вот что значит — охотник. Вряд ли моё зрение хуже, а вот наблюдательность у княжича иная совсем. Не на это его натаскивали.

Камай посвящал всё свободное время фехтованию, Багай — охоте и выслеживанию зверей. Каждому — своё, что называется.

Дракон улетел, но воины опять взялись снаряжать луки, а те, у кого стрелкового оружия не имелось, схватились за мечи.

Свои роли они отыграли виртуозно, но на самом деле Нишай пугал их куда больше дракона.

Рука Айнура даже дёрнулась отдать жестом команду: к бою! Но Чиен что-то быстро шепнул ему на ухо, и командир снова опустил ладонь покалеченной руки на навершие меча.

Симар вернул ему меч. Породистый, колдовской клинок, вроде моего, для левой руки. И-эх, где-то прячется и клинок для правой!

В душе зрело предчувствие, что с двумя клинками я мог бы сегодня показать класс и пятерым бойцам уровня Чиена! Или это я хвастаюсь как мальчишка?

Чиен глянул на меня — как раздел. Сухой поджарый мечник был старше большинства воинов. И с головой у него тоже был полный порядок.

Если бы перед нами стоял сейчас настоящий Нишай, мастер накладывать печати, способный до кучи и кидать молнии, и создавать вокруг своего тела защиту от стрел, он бы, пожалуй, уже разделался со всеми, кто был сейчас в лагере.

А Шасти стояла и улыбалась. «Дикарей» она, конечно, разглядывала не без презрения. Ну так и они отвечали ей тем же.

Я уже ни раз и ни два слышал в адрес местных презрительное: «Дикари»! Но на мой цивилизованный взгляд ни по снаряжению, ни по умению сражаться, вайгальцы и местные друг от друга почти не отличались.

Другое дело, что воинство Айнура сейчас было сильно потрёпано. Многие воины едва оправились от ран, да и вооружены были, чем придётся.

Я видел у них не только привычные короткие мечи, но и вайгальские, чуть изогнутые. А уж разномастные стрелы явно были собраны с поля боя. Так же было и с бронёй — носили то, что уцелело или успели снять с мёртвых врагов.

— Да не тронет вас наш колдун, — сказал я, выдержав паузу. А Шасти встряхнула кистями рук, гася последние искры.

Айнур кивнул, и воины с неохотой начали убирать мечи в ножны.

И тут из-за кустов высочил Симар. В одной руке у него была длинная жердина, в другой меч. Не такой крутой, как у Айнура, зато в полтора раза длиннее.

— Мочи колдуна! — заорал он. — Бей его разом!

Видно, шёл себе Симар по лесу, волоча к лагерю очередную жердину. А как выбрался к кустам, подступавшим к нашим юртам с заката, так и разглядел колдуна. Ну и поскакал нам на помощь прямо через кусты.

Потерял обзор, проворонил суть происшествия, зато — готов драться.

Вот же самовар безголовый! Кряжистый, в толстом «жилете» с блестящими стальными пластинами. Ну вылитый самовар!

— Это наш союзник, — сказал я, подошёл к Шасти и обнял. — А ещё — это моя жена!

Девушка поняла намёк. Она сняла чёрную шёлковую шапку, похожую на лебедя, и длинные волосы упали на плечи. А потом и весь облик Шасти — словно волной пошёл, изменяясь в привычный и милый.

— Баба! — выдохнул Симар и остановился, с жердью наперевес.

— Сам ты — баба, — огрызнулся я. — А жену мою зовут Шасти. Она умница и хорошо разбирается во всяких колдовских трюках. Умеет лечить раны, изменять облик.

— Вот оно как! — выдохнул Айнур.

Сказать, что он был удивлён — ничего не сказать. Но женщин в войске вайгальцев не было, и он слегка растерялся, не понимая, кто же такая Шасти?

— Но она же всё равно это?.. — сказал Симар. — Она же — колдун?

— Не бывает колдунов-женщин, — подтвердил мою мысль Чиен. — Вера вайгальцев запрещает женщинам колдовать. Они не считают женщину полноценным человеком. Это — лишь часть мужчины, причём его худшая часть — его грязные страсти, которые полагается держать взаперти.

Я покосился на Шасти. Да, попал её батька в историю.

Наследника ему Эрлик не дал, а несомненный магический талант дочери можно было использовать только тайно.

Теперь понятно, почему он спешил выдать мою Шасти замуж. Понятно, почему начал обучать наложению печатей.

Муж был бы в этой молодой семье ширмой, марионеткой. В его облике Шасти смогла бы таких дел натворить…

Но девушке отец своих замыслов не объяснял, и она испугалась.

Видела, что женщин не считают людьми. Понимала, что ей никогда не стать уважаемой колдуньей. Увидела старого толстого жениха и струсила. Убежала.

Маленькая моя девочка. Вся её жизнь прошла в затворничестве за магической учёбой, тяжёлой помощью отцу. Я был первым, кто отнёсся к ней с пониманием и добром.

— Айнур! — обратился я к командиру воинов, изобразив, как сумел, вежливый поклон: похоже, в этом плане спина у Камая не гнулась вообще. — Давай поговорим прежде, чем ты отправишься за шаманом? Ты видишь: наш лагерь — безопасное место и для твоих воинов. Пусть отдохнут немного.

— Но дух волка… — начал Айнур хмурясь.

— Дух волка ушёл с одним из моих людей, хоть ты и считаешь нас глупыми и никчёмными детьми. Вот посмотри вокруг? Вы опять упустили одного из нас.

Я бы и не заметил, что Нагай смылся под шумок. Тут всем было временно не до него: колдун на драконе, Шасти…

Но Багай подал мне условленный сигнал — брат утёк. Нагай шустрый, он предупредит наших, и мальчишки спрячутся в лесу.

Айнур всё понял. Покачал головой, но воинов за Нагаем посылать не стал.

Братья были очень похожи. Младший только языком не любил трепать, а в быстрой ходьбе по лесу ничуть не уступает старшему.

Охотники — я знал это, но не научился пока их способу передвижения — использовали что-то среднее между ходьбой и бегом. И нестись так по лесу могли весь световой день.

— А второй где? — вздохнул Айнур, разглядывая моих парней.

Я скованно рассмеялся: так, мол, и расскажу! А сам быстро пересчитал мальчишек и сообразил, что нет ещё и Лойчена.

А этот-то куда делся? Он же клятву давал? Или парень слинял ещё до клятвы?

Ой, наплачусь я с ними. Больно уж самостоятельные. От водопада удрали. Их ведь по уму наказать надо, но за что? Они ведь от Йорда смылись — не от меня.