Пришлось жать на звонок.

Очень надеюсь, что откроет мне кто-то из детей, а Скорохода не будет дома. И я спокойно заберу свой паспорт и некоторые свои вещи (чашку, кстати, нужно тоже прихватить, а то вечером опять чай буду пить из старой кружки какой-то).

Но я ошиблась. Дверь мне открыла усиленно молодящаяся женщина, примерно лет сорока на вид, если бы не толстый слой тонального крема, через которой я видела сеточку морщин. Так что там может быть и все сорок пять, и даже пятьдесят. Волосы у неё были начёсаны так сильно, что напоминали нечто среднее между рыцарским шлемом и причёской Дональда Трампа, когда дует ветер. Глаза женщины были подведены ярко-бирюзовыми стрелками, от которых щедро, аж до бровей накрашены зелёными перламутровыми тенями, зато тушь на ресницах была синей. Суммарно лицо напоминало усредненный вариант между хвостом и жопой павлина. Во всяком случае, так мне показалось.

— Чё надо? — нелюбезно буркнула она, обдав меня перегаром.

— Вещи заберу, — сказала я и попыталась войти внутрь квартиры.

— Ты кто? — процедила женщина, но судя по вытянувшемуся лицу, она уже прекрасно догадалась, кто я такая.

— А ты кто? И что делаешь в моей квартире? — нахмурилась я и припечатала. — Отойди! Пройти мешаешь!

Но наглая бабёнка даже не пошевелилась. Наоборот, она повернула голову и крикнула вглубь квартиры, мерзко хихикая:

— Петюнечка! Посмотри! Твоя бывшая приползла!

Глава 22

Ну ничего себе как тут у них всё романтично! — мелькнула мысль, но тут же на смену ей пришло раздражение. Это же получается, что у Скорохода тут уже давно была эта дамочка. Иначе, когда бы он всего за двое суток превратился в Петюнечку?

Мда, Любаша, рогатая ты, как лось.

Но как же, чёрт возьми, бесит, что «Петюнечка» качал права в поисках любовника Любаши, а сам вполне себе спокойно развлекался с этой бабёнкой.

Я вообще ума не приложу, как Любашу угораздило за такого замуж выйти? Ну даже ладно, пусть замуж вышла. Ошиблась. Не разглядела. Бывает. Но сколько лет в браке находиться и терпеть вот всё это?

Нет. Не понимаю.

— Кто? — раздался из кухни пьяненький голос почти уже бывшего супруга Любаши.

— Бывшая твоя! — опять мерзко хихикнула бабёнка и попыталась закрыть дверь перед моим носом.

Но комплекция внушительнее была у меня. Кроме того, события последних дней настолько меня задолбали, что нервы мои были ни к чёрту.

В общем, пнула я её. Не сдержалась. Вроде и пнула не сильно так, но её унесло в коридор. Пьяненькая же.

— Да ты! А-а-а-а-а-а! — заверещала бабёнка, — Петя-а-а-а! Убивают!

— Что? — в коридор выскочил (ну как выскочил — скорее торопливо выбрел) Скороход.

— Здравствуй, Скороход, — мрачно сказала я. — Развлекаешься?

Я кивнула на распластавшуюся на полу бабёнку, которая всё никак не могла встать.

— Ты ушла! — гордо вздёрнул подбородок Любашин почти уже бывший супруг.

— Но я смотрю, ты грустил обо мне недолго, — укоризненно покачала головой я и, не удержавшись, печально добавила, — а что, Петя, никого получше найти не мог?

— Алла — хорошая женщина! — язык у Скорохода заплетался.

— Как раз для тебя, — вздохнула я и добавила, — я собственно вот почему пришла, Пётр. Паспорт я свой здесь забыла. Пойду завтра заявление на развод с ЗАГС подавать. Так что паспорт нужен.

— А если я возражаю! — выдал перл Скороход категорическим голосом с истерическими нотками.

— Алла, ты слышишь? — я обратила на непростую ситуацию внимание Аллы, у которой взор чересчур затуманился, — он не хочет разводиться со мной.

— И правильно! — пьяно икнула Алла, — нечего потакать таким…

Я поразилась логике этой женщины. Ну это ж надо быть такой дурой. Но, как бы то ни было, ситуацию нужно было срочно поправлять. И для этого мне срочно нужны были соратники по борьбе.

— Алла, — мягко и вкрадчиво, словно лапки котика, проговорила я, — а как же он на тебе женится, если развода не будет? Или вы не планируете свадьбу?

Волшебное для каждой женщины слово произвело на Аллу прямо-таки мистическое действие — она начала стремительно трезветь прямо на глазах.

— Фата, белое платье, — неумолимо продолжала искушать я.

— Петя, нам надо поговорить, — торопливо проворковала Алла и потащила Скорохода на кухню.

И да, она мне украдкой подмигнула.

С ума сойти!

Пока Алла пыталась выковать своё женское счастье на осколках моего (точнее Любашиного), я торопливо заскочила в бывшую нашу комнату. И поморщилась. Постель не застелена, смята, вся в каких-то пятнах, тарелки с подсыхающей едой даже на полу стоят. В углу одиноко пылилась пустая бутылка из-под портвейна.

Я бросилась к тумбочке. И точно, в верхнем ящике нашла свой паспорт. А заодно, уже сверху на тумбочке, я обнаружила набитый деньгами кошелёк Скорохода. Чутко прислушиваясь к звукам из кухни, я торопливо раскрыла его и ахнула — это же какая куча деньжищ у него!

Недолго думая, я вытащила пару купюр и сунула в карман. Ну а что, Ленин говорил делиться. А если серьёзно, то я все эти дни содержала его детей за свои деньги. И не вижу ничего страшного, если возьму несколько купюр и потом, когда Анжелика с Ричардом приедут ко мне в деревню на каникулы, я им куплю вкусняшек. А то он со своей Аллочкой всё равно ведь пропьют их.

Успокоив таким вот образом свою совесть, я вытащила из внушительной стопки в шкафу два комплекта постельного белья, накрахмаленного ещё Любашей (на смену), взяла два полотенца и тоненькое трикотажное покрывало, самое простое (не люблю, когда постель днём раскрыта).

Так, вроде собралась. Было бы ещё хорошо какую-нибудь кастрюльку прихватить, или хотя бы нормальную чашку. Но на кухню идти чревато.

Ладно, обойдусь.

Я вышла в коридор, и тут вспомнила, что у меня нету ни мыла, ни шампуни. Пробники из моего времени я вот-вот добью, а что потом? Я зашла в ванную. Любаша была любительницей всяких мыльно-рыльных средств, так что, даже при тотальном дефиците в стране, от бутылочек и баночек в отдельно взятой ванной аж глаза разбегались. Вот уж точно все эти женские шампуни Алле я оставлять не хочу. Поэтому в сумку отправились три бутылки шампуня и упаковка какого-то цветочного мыла. Заодно взяла пачку стирального порошка и брусок хозяйственного мыла.

Ну вроде всё. Можно и уходить.

Но ощущение было, словно что-то не так, не то… словно недосказанность какая-то. Как червячок. Что не так? Я прислушалась к себе. Может, это я хочу высказать Скороходу за его поведение? Я задумалась. Да нет, не хочу. Это же он не меня, а Любашу обижал. Но она почему-то терпела. Может, нравилось ей такое отношение. Кроме того, она себя тоже не с ангельской стороны показала, с этим зэком.

Тогда что? Поругаться с этой Аллой? Тоже нет. У меня к ней вообще никакого негатива нет. Женщина строит своё личное счастье. Любаша мужа не удержала, значит можно (и даже нужно) подбирать, а то уведут же.

Но вот внутри словно заноза какая-то, всё крутит, давит.

Может, из-за детей? Их дома сейчас нету — вечером они оба ходят на новомодную секцию по ушу. За их судьбу волноваться нечего — оба родителя живы — здоровы. Они не голодают, одеты, обуты.

Тогда что? Что⁈

На всякий случай решила вернуться в комнату. Может, вернусь и на месте вспомню, что я забыла.

Вернулась.

Медленно-медленно оглядела комнату. Взгляд зацепился за кошелёк Скорохода.

И тут я поняла, в чём дело. Торопливо вытащила из кармана измятые купюры и сунула их обратно в кошелёк.

И сразу меня отпустило.

Мда, рэкетира из меня не выйдет. Совесть замучает.

С огромным облегчением я вышла из комнаты, прошла по коридору, из кухни доносилось хихиканье. Я тихо вышла из квартиры и захлопнула за собой дверь.

Надеюсь, уж теперь навсегда.

В общежитие добралась без приключений. Сходила на кухню и поставила чайник. Сегодня у меня будет экспресс-ужин: ватрушка и пустой чай без сахара.