— Анжелика, мой руки, иди кушать! — крикнула из кухни я, поставила тарелку супа на стол, и принялась разогревать котлеты с картошкой.

Ноль реакции.

— Анжелика! Ты что, уснула там? Остынет же! — повторила приглашение я, уже нетерпеливо — время-то у меня не резиновое.

И опять реакции не последовало.

Да что ж это такое!

Я выгрузила порцию картошки с котлетками на тарелку и пошла посмотреть, что там стряслось.

Анжелика лежала на кровати и мокрыми глазами смотрела в потолок, периодически хлюпая сопливым носом.

— Что случилось? — участливо спросила я.

Анжелика от этих моих ласковых слов дёрнулась, как от пощечины и отвернулась.

Я присела на край кровати:

— Что случилось? Кто тебя посмел обидеть, девочка? — я осторожно погладила её по голове.

И как плотину прорвало — Анжелика с рыданиями бросилась мне на шею.

— Ну, что там? Что? — принялась шептать я, продолжая гладить её по голове.

— Т-ты не п-понимааааешь… — рыдала она, её трясло крупной дрожью, но она не отстранялась.

— А ты расскажи, я пойму, — я говорила ласковым убаюкивающим голосом.

— У нас вечером дискотека, межшкольная, — размазывая слёзы, пожаловалась Анжелика, — у нас в школе.

— Ну, и в чём проблема? — удивилась я, — тебя туда не пригласили?

— Да нет, там всех пригласили…

— А что не так тогда?

Анжелика несколько минут боролась в всхлипами, но, наконец, выдавила:

— Мне одеть нечего.

— Да ладно! — не поверила я, подошла к шкафу и распахнула его: одежды там было достаточно. — Барахла у тебя куча.

— Это так кажется! — зло выпалила Анжелика, — но в этом барахле можно разве что в школу сходить или за хлебом! А на дискотеку ничего нормального нету!

— Но вот же платьице какое хорошее, — я вытащила из груды шмоток нежно-пастельное платьице из шелка с миленькой оборочкой по низу.

— Ты издеваешься, что ли? — взвилась Анжелика, — я в таком даже в подъезд не выйду!

— Ладно, — покладисто ответила я и повесила платьишко обратно на место, — тогда объясни мне сама, в чём ваши ходят на дискотеку?

— А чем мне это поможет?

— Тебе трудно что ли? — по-еврейски, вопросом на вопрос, ответила я.

— Не трудно.

— Тогда давай рассказывай.

— У нас все круто ходят. А я одна как бычка!

— В чём это выражается?

— У меня нету мальвин или пирамид…

— Это джинсы? — припомнила что-то такое я.

— Варёнки, — кивнула Анжелика и затараторила. — И все ходят в свитерах бойз, или в белых таких, с цветочками. А кроссовки нужны белые, и чтобы шнурки были разноцветными, лучше если один салатовый, а другой малиновый. Но вместо свитера можно сжатую спортивную куртку. У Ленки с девятого «В» — ярко-малиновая, ей брат из Польши привёз. А у Нельки и Катьки — голубые.

— А у остальных?

— Сиреневые или свитера бойз, — сказала Анжелика, глаза её мечтательно полыхали.

— И если ты не придёшь в джинсовой юбке или штанах, и в свитере бойз или спортивной куртке — все над тебой сразу смеяться будут, да? — поняла я.

Анжелика склонила голову и приготовилась всхлипнуть.

— Тихо, — рыкнула я, — не мешай. Чапай думать будет.

Анжелика притихла. Но по её виду даже не скажешь, что она верит в положительное разрешение данной ситуации.

А зря, в сказки нужно верить. Даже у Золушки была такая фея, которая из подручных средств, я имею в виду тыкву и крыс, смастерила ей шикарный выезд. А чем я хуже?

— Слушай, — после минутного раздумья, сказала я, — хочу уточнить. А это принципиально, чтобы был обязательно свитер бойз или только такая куртка?

— А что ещё можно? — удивилась Анжелика.

— Ну вон же ходят в другом, и тоже модно, — я указала на плакаты с Самантой Фокс, группой «АББА» и какими-то зомби. — Они по-другому одеты.

— Ну ты загнула! — засмеялась Анжелика, — они же в Америке живут!

Слово «Америка» она произнесла с таким восторженным придыхание и что-то мне это сильно не понравилось.

— И что из того? Польша разве круче Америки? В смысле польские шмотки круче американских, что ли?

— Америка далеко, оттуда почти не возят, — словно неразумному ребенку принялась растолковывать Анжелика, — а в Польшу сейчас все на заработки ездят. Или торговать.

Да уж, я помнила, как поляки первые подсуетились и за всякий синтетический второсортный хлам в виде свитеров «бойз» и варёных джинсов «мальвины» из вторсырья, наши граждане вывезли туда тонны электротоваров, металлических изделий, хрустальной посуды и прочего.

— А если бы, ну чисто теоретически, у тебя были не польские мальвины, а американские шмотки, твои подружки это как воспримут?

— Ну круто же! Только так не бывает. Я в сказки давно не верю! Даже Ричард и то не верит!

— Сиди здесь, не шевелись и думай о своём наряде, — велела я.

Анжелика только захлопала ресницами, не зная, верить мне или я насмехаюсь. Но сидеть осталась. Ещё и ручки на коленках на всякий случай сложила.

Я вышла в свою комнату, кряхтя, нагнулась, а потом даже пришлось стать на колени, и вытащила из-под разложенного дивана китайскую клетчатую сумку, с которой я угодила сюда. Ну а что — полная сумка роялей. Да, пусть ненужный хлам. Но это хлам там, в моём мире, здесь — невиданная зверушка.

Я порылась среди тряпок и выудила кое-что.

И коварно захихикала.

Девчата из моей комнаты накидали сюда кучу отбракованной в процессе расхламления одежды, мол, можно или выбросить или в церковь малоимущим, но я так не могла. Ну как это — придёт, к примеру, девочка из бедной семьи, или многодетная мать, выбрать одежду детям, а в сумке оно все перекручено, измято. Нет, так нельзя. Поэтому я мало того, что всё перестирала, но ещё и погладила, и сложила в аккуратные стопочки — бери и носи.

— Держи! — я вернулась в детскую комнату, где Анжелика уже не рыдала, а грустно сидела, тупо уставившись в стену, и лишь горькая складка на лбу показывала, что ей сейчас совсем невесело.

— Что это? — Анжелика поймала на лету свёрток, но даже не посмотрела, уставившись на меня.

— Разверни, посмотри, узнаешь, — сказала я, — только бегом. Во-первых, обед остыл уже, наверное, и я второй раз разогревать не буду. Во-вторых, я на работу вот-вот опоздаю. Из-за тебя, между прочим.

Анжелика послушно пожала плечами, и, сдерживая чуть насмешливое выражение лица развернула свёрток.

И ахнула.

— Эт-т-то… эт-т-то же… — она буквально задохнулась от восторга.

Мда, кто бы подумал, что дешевенькая вещичка из мас-маркета, купленная Иркой на какой-то тематической распродаже для Хэллоуина, окажет на девочку из девяносто второго года такое оглушительное впечатление!

Она развернула свёрток и рассматривала шмотки вытаращенными от изумления глазами.

— Сойдёт? — спросила я.

— Тётечка Любочка, вы самая-самая лучшая в мире! — взвизгнула Анжелика и с радостью бросилась мне на шею.

— Примерь. Вдруг не подойдет, — велела я. — Гляну и побегу.

— Ну и что, если не подойдёт, — аж испугалась Анжелика, — тёть Люба, это не страшно, если большое, я ушить могу, а если маленькое — немножко вытачки распороть.

Во как. Хорошо, что в школах в это время есть еще уроки домоводства и школьный производственный комбинат. Поэтому абсолютно все девочки умеют и шить, и готовить. А парни и деталь обточить, и табуретку сделать. Не то, что сейчас. Вон у моих знакомых дочь двенадцати лет, а не умеет даже включить микроволновку, чтобы разогреть себе еды. О том, чтобы сварить суп речи даже не идёт.

— Тёть Люба, смотрите! — Анжелика, облачённая в иркины шмотки, покрутилась передо мной, с удовольствием заглядывая в зеркало.

Как по мне — ужас ужасный, но Анжелика была не просто довольна, счастлива.

Она была в черной юбке чуть выше колена, в крупных пайетках. К юбке полагался чёрный топ (тоже весь в пайетках и каких-то жутковатых блёсточках). А наверх Ирка где-то раздобыла чёрную куртку из экокожи. Которая мало того, что была в цепях, но её плечи, часть рукавов и перед были сплошь украшены металлическими заклёпками в виде шипов и крупными вставками с металлизированными декоративными черепами и костями.